Душеприказчик - Краснов Антон (книги онлайн читать бесплатно .txt) 📗

– …цатого января тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года по местному летоисчислению Генеральный Эмиссар Зиймалль-ол-Дез ллерд Вейтарволд, – донеслись до меня мерные слова комментария хроники, – посетил пенитенциарный накопитель, открытый на Антарктическом континенте Зиймалль-ол-Дез. Отличительная особенность накопителя – сюда транспортируются персоны, нарушившие Закон о нераспространении технологий. До открытия Антарктического накопителя преступившие этот Пункт ликвидировались на месте задержания…

Я медленно потащил предполагаемый ММР из кармана Рэмона Класуса. Я еще не взглянул на это, но вдруг, облившись холодным потом, как-то сразу понял, что ошибся. Что это вовсе не оружие и что не хотел Класус меня убивать, как я отчего-то решил. Я опустил глаза и увидел, что держу в руке плоскую бутылочку. Она была холодна, потому что это бутылочка-термостат. А в ней… ну конечно, нельзя ошибиться! Я открыл пробку и втянул ноздрями знакомый запах зиймалльского напитка.

И тут за спиной взвыла, отъезжая в сторону, входная панель.

Я даже не стал просчитывать в голове, что для меня лучше: появление Ани или же Эрккина Пса. Какой смысл? Тем более все вопросы были сняты глубоким грубоватым баритоном с хрипотцой, голосом Эрккина:

– Да ты что ж натворил, урод?!

Я развернулся на месте и зашипел:

– Закрой двери, ты! Или, может, пойдем всем расскажем?..

Панель поехала за его широкой спиной, отсекая пространство коридора от каюты. Эрккин бросил цепкий взгляд на лежащего на полу Класуса. Изуродованная кислотой щека Эрккина дернулась, кровь густо прилила к лицу. По его виду я сразу понял, что ему все ясно.

– Так… – выговорил он. – Приехали. То есть еще, конечно, не приехали, но ты, братец, может, уже и дошел до промежуточного финиша, как говорил один мой знакомый надзиратель рудничному, скармливая его псам-тиерпулам живьем.

Если до появления Пса я еще держался, то сейчас ноги мои подогнулись, и я вынужден был ухватиться за край стола, чтобы не упасть. Моментально пересохло во рту, а перед глазами поплыли мерцающие зеленовато-дурнотные круги с радужным ободком. Нет, все-таки не устоял… Оседая, я бухнулся крестцом об пол и по телу брызнула тупая боль. Я выговорил невесть откуда проклюнувшимся визгливым дискантом:

– А что? Что я должен был делать?! Я думал… я думал, он меня «мымрой» шлепнуть хотел, да! Он под одежду полез, я подумал… я… думал…

– Так ты еще думать умеешь, что ли?.. – бесцеремонно прервал меня Эрккин, и голос его стал очень низким, мрачным, загустел почти до хрипа. – Жопой ты думал, что ли, мартышка блевотная, когда этого болтуна завалил? Да брось пойло, говорю, что ты в него вцепился!.. Значит, так… – снизил он обороты, видя, что я совсем потерялся, – ладно… Будем считать, что все это – по причине твоего ДУРНОГО ХАРАКТЕРА, эге? И больше не будем копаться. Покойника уже не воскресишь, хотя ты в этом смысле имеешь редкий опыт…

– А вот не шути так! – задушенно пискнул я.

– Молчи уж, дурень, – отрывисто выговорил гвелль, – не бухти и не шуми попусту, если не хочешь завтра попасть на планету Керр. Лучше бери труп за ноги, ушлепок.

– Что?!

– Бери труп за ноги, щас куда-нибудь его задвинем, а как будет возможность, попробуем от него избавиться. Лучше было бы засунуть его в какую-нибудь трубу двигательной системы «шалаша». Там его мигом бы прям на атомы расщепило – к свиньям монастырским!..

И вот тут я окончательно обессилел и опрокинулся прямо к стене, чувствуя лопатками ее твердую ребристую поверхность. Я – убийца в компании с каторжником, который помогает мне избавиться от трупа! Я в ужасе прикрыл глаза, и мне вдруг вспомнились полузатертые, блеклые, как чешуя засыпающей рыбы, воспоминания давнего детства. Лицо отца, его непрерывно шевелящиеся тонкие губы, рассказывающие о нездешнем кошмаре, которого нет и вроде бы не должно быть даже в самых глубоких безднах Вселенной. Черные, затянутые металлическими решетками дыры прямо в каменном теле планеты, поверхность металла сильно изъедена непрерывно сочащейся из кислотных туч мороси.

Планета Керр. Обиталище всех, кто нарушил Закон.

Плывет, плывет все перед глазами – стены, потолок, перекошенное, фантасмагорическое лицо Пса, врастающее в этот полумрак… В ноздрях засел сладковатый приторный запах. Запах чужой крови. У Класуса не такая кровь, наверно, этот запах сидел там еще с погребения князя Гьелловера, о котором только что так некстати вспомнил Гендаль Эрккин. Нужно держаться… держаться.

Дер-жа…

(Повествование продолжает Гендаль Эрккин, потому как в нескольких нижеследующих эпизодах Рэмон Ррай совершенно теряет контроль над ситуацией. Это – мягко говоря.)

…Нет, скажу я вам, странный тип этот Рэмон. Не пойму я его что-то. Странный, иногда беспомощный, иногда наглый до жути – но это тоже от беспомощности. Но, как мне кажется, – хороший. Нелепо, наверно, говорить о человеке, что он хороший, когда он только что своего земляка замочил, верно? Но все-таки не этим я людей меряю… Хороший. На арранта и не похож. Котов любит. С папашей что-то распрыгался в разные стороны, понять могу. Волд – тип жесткий, мономолеку-лятором имени самого себя подпоясанный. Или как там эта штуковина называется?..

Ладно. Не до рассуждений. Труп прямо посреди каюты – сквернее не придумаешь. Девка, вот хорошо еще, погулять куда-то вышла. А этот Класус… Болтливый был больно уж покойник. Собственно, я думал, что ничего путного из их с Рэмом болтовни не выйдет. Да они сразу готовы были из-за той девки схлестнуться. Кстати, о девке. Она в любой момент может явиться. Я решил закинуть Класуса в его отсек, на кровать, как если бы он сам поспать вздумал. А там – поглядим. Время еще есть, я только что в навигаторской узнал, что еще и трети пути не прошли.

Я перетащил труп Класуса в его отсек. Снял с него верхнюю одежду. Так правдоподобнее. И дернуло же этого молокососа!.. И так будто мало неприятностей, а тут еще с болтуном будет заваруха! Н-да!.. История. Керровскими рудниками попахивает. Вышел из отсека Класуса в каюту. В руке держу его… пиджак. Так, кажется, эта тряпка называется. Дурацкий покрой, у нас вертухаи [28] так прикидывались тухло. В куцые одежонки, в штаны, в ботинки из грубой кожи. Пиджак… Я бросил его на колени Рэма и говорю:

– Ну, давай, показывай, куда он полез и как.

– Н-не понял..

– Да прямо на себя надевай и показывай… Он аж позеленел:

– Ты же только что с него снял?

– Ну и что? – говорю. – Не из дерьма же выволок. К тому же шмотка чистая. Надевай, не базарь попусту! И показывай, как и куда он полез. – Увидел, что он закоченел весь, руки трясутся, прикрикнул: – Ну! Живее, чтоб тебя!..

Он стал напяливать и никак не мог попасть в рукав. Перетрясся весь. Верно, никогда прежде мальчонке не доводилось ближнего отправлять куда подальше. Наоборот – из мертвых воскресил одного… Ну вот! Наконец сподобился надеть. Говорю ему:

– Теперь показывай, куда он полез, да объясни, почему тебе в башку стукнуло, будто болтун этот тебя порешить собрался. Ну?

Не успел он показать. Девчонка пришла. Рэм тут же в лице переменился так, будто ему приговор уже зачитали и посадили в изолятор конвойного корабля, вылетающего на планету Керр. Не умеет он все-таки держать себя в узде – ни в чем не умеет. Ничего. Отешется. И отец его в свое время не был небожителем, как сейчас…

– А что это ты пиджачок напялил, Рома? – поинтересовалась она. – Пиджачок, конечно, хороший, только он тебе не совсем по фигуре. Тезка дал, да? Хотя, конечно, привыкай, потому что у нас даже в ОАЗИСах мало кто из ваших в пеллиях ходит. Скорее уж такая смешанная мода – нечто среднее между вашими и нашими одежками.

Она щебечет, щебечет, а у Рэма лицо вытягивается все больше, и подбородок дрожит, как будто он вот-вот расплакаться собрался. Впрочем, я на его месте… Конечно, я таким слюнтяем в его возрасте не был. но ведь у меня и дворцов не было на независимых антигравах, и безделья этого, – с малых лет вынужден был свой кусок зарабатывать, чтобы выжить. А Рэм… Хотя ему сейчас, чтобы уцелеть, как никогда требовалась помощь одного старого, битого жизнью гвелля с изуродованной щекой и душой, которая как будто бы уже совсем отвыкла от того, что такое сострадание. Пришлось даже сделать усилие, чтоб вспомнить слово, которым это чувство называют: да, «сострадание». И сам себе удивляюсь. Если, бы на Керре мне сказали, что я буду жалеть богатого изнеженного бездельника, нахального юнца, который ни за что ни про что грохнул своего попутчика, – рассмеялся бы тому болтуну в харю, а то и раскроил бы башку до самой нижней челюсти…