Распоротый - Дубов Игорь (читать книги онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
Однако у меня в запасе оставались психологические способы воздействия. Давным-давно, еще в школе, нас учили семантическому кодированию. Правда, мне никогда не приходилось прибегать к нему, и потому многое забылось. Я не очень хорошо помнил, как вытаскиваются ключевые слова, фиксируется внушение и ставится завеса. Но я был уверен, что стоит начать, как все процедуры тут же всплывут в памяти. Поэтому, отбросив сомнения, я заговорил для разгона о надуманных страхах, а потом, обогнув стол, подошел к Принцепсу вплотную и, глядя прямо в глаза, мягко пожал его локоть со словами: "Все будет хорошо". Повесив таким образом якорь, я вернулся на свое место перед столом и, уставившись Принцепсу в переносицу, стал ожидать ответной речи.
– У нас замечательные люди! – начал было Принцепс, но потом, облизав губы, остановился. Теперь он смотрел на меня, словно ораторствуя с помоста в одном из окружных центров, куда он так любил ездить. – Я верю, что мы сможем преодолеть все препятствия! Никто не щадит себя, даже женщины. Чистильщики Находят энтузиастов в самых разных местах. Мы должны им помочь. Может быть, следует написать на бумаге большими буквами некоторые обращения Административного совета и повесить там, где все их будут видеть.
– Лучше на материи, – сказал я, чувствуя, как меня захлестывает отчаяние.
Земля уже прошла через это. Если прогрессивные нововведения заведут страну в тупик, виновными окажутся, как всегда, те, кто плохо прочитал призывы.
– А? Что? – спросил Принцепс, отвлекаясь от темы и вскидывая взгляд. – Ах да… – Глаза его остекленели, и я понял, что аудиенция закончена.
– Счастья и удачи. – Я встал.
– Сегодня ты с Таш.
Принцепс, судя по интонации, не спрашивал, а утверждал. Поэтому я мог без ущерба для наших отношений уклониться от ответа.
– А когда же?.. – Однако, не закончив фразу, он передумал и, осекшись, совсем по-земному махнул рукой. – Послезавтра Совет, – сказал он, подводя окончательную черту. – Надеюсь, увидимся.
Таш бросала шарик, лениво поглядывая в окно.
– Ну что, пообщался? – Она говорила в характерной для нее манере, и я поймал себя на том, что волнуюсь. Безразлично-скучающее выражение лица Таш слегка обескуражило меня, заставив усомниться, что она вообще помнит о наших планах.
– Извини, – сказал я. – Пришлось слушать. Как мы поступим? Ты должна ждать, пока он закончит работу?
– Нет. – Таш встала и, открыв сегмент стола, бросила туда шарик. – Я ведь предупредила его, что уйду с тобой. Теперь я свободна.
Стоя ко мне спиной, она копалась в приставной тумбе. Забыв обо всем, я смотрел на обтянутую тонким кнори узкую спину, на подрагивающие в такт движениям хрупкие ягодицы и чувствовал, как давно забытая нежность сводит мне скулы.
"Остановись! – сказал я себе. – Ты просто ошалел от одиночества. Тебе, кажется, захотелось тепла. Неужели ты не наелся? Пойди ополоснись! Кто тебе даст его, это тепло?!" Чтобы скрыть душевное смятение, я отвернулся к окну. Туман уже лег на город, но дождя пока еще не было. Поскольку сегодня облака пришли не с моря, я надеялся, что мы успеем добраться до гостиницы относительно сухими.
Снова, как всегда туманным вечером, я почувствовал мелкий озноб и стиснул ладони. Плохо мне было, несмотря ни на что – плохо. Я стал порченым, неизлечимо больным. Там, за спиной, меня ждала лучшая в мире девушка, но даже это не спасало меня. Я чувствовал себя так, словно внутри у меня все было источено невидимым душевным точильщиком. Целой осталась, как у сгнившего дерева, только внешняя оболочка – ломкая кора, готовая треснуть при малейшем порыве ветра. Хуже всего было то, что я так и не смог понять, за какой грех жестокий Бог заставил меня столь ужасно платить.
– Ну, я готова, – объявила Таш, и, обернувшись, я увидел, что она уже стоит возле двери с накидкой в руке.
– Да, – сказал я. – Конечно. Идем же быстрее Я не могу больше думать о тебе в будущем времени.
Мы прошли административный квартал и через Синие ворота вышли к Разделителю. Здесь было еще достаточно оживленно, туман насквозь просвечивался фонарями, и было видно, что у харчевен, забегаловок и сиделок, откуда доносилась бодрая музыка, толпится народ. Раньше, в эпоху танцующих шествий и карнавалов, в сиделках играли иные мелодии, и выпивающие в харчевнях мужчины говорили о другом. Я купил Таш сладкий кайти, и, взявшись за руки, мы не спеша побрели вдоль Разделителя в мою сторону.
Я вдруг вспомнил, как совсем недавно, может быть, год или полтора назад, я так же точно бродил с Мартой по верхнему уровню ночного Бомбея. Вероятно, Марта устала, она всегда быстро уставала от шумных сборищ и людных улиц. Но, несмотря на это, она все-таки продолжала идти, и только злое и напряженное выражение ее лица показывало, насколько ей здесь противно. От вспышек вывесок и реклам лицо ее постоянно меняло цвет, но я хорошо видел брезгливую складку в уголках ее губ, которая возникала каждый раз, когда я порывался затащить ее в одно из многочисленных заведений выпить рюмочку дешевого местного виски. Скорее всего я нарушал, с точки зрения Марты, какие-то приличия, но Бомбей вокруг так шумел и искрился огнями, что больше всего на свете хотелось либо выпить, либо взлететь. Я понимал, что сейчас, когда я иду рядом с Таш, воспоминаниям о Марте вообще не должно быть места. Своим присутствием Марта нарушила и даже в какой-то степени оскверняла радостное ожидание, наполнявшее меня с тех пор, как мы вышли за ворота дворца. Но прожитая жизнь, как ни прячься, оставалась прожитой жизнью. И русые косички Марты сидели во мне глубже, чем все иные страхи и комплексы.
– Давай на минутку поднимемся в забегаловку, – вдруг тихо сказала Таш. – Мне почему-то захотелось скруша.
Я кивнул головой, стараясь не выказать удивления. Ценившие предельную остроту ощущений жители Керста никогда не пили скруш и не втирали айю перед тем, как отправиться в постель. Но Таш, насколько я успел понять, сильно отличалась от большинства окружающих женщин. Скорее всего именно эту оригинальность и связанную с ней загадочность и не могли забыть ее многочисленные партнеры.
Забегаловки поблизости не оказалось, и мы направились к ближайшей харчевне, у входа в которую горланила толпа бурно обсуждавших что-то мужчин. Пока я шел, до меня долетали только случайные обрывки фраз.
– И действовать решительнее, пока нас всех не разметало…
– Они находились выше нас, но в тот день, к счастью, ползло с моря…
– Я бы стрелял тут же, невзирая на обстоятельства…
– Драконы тоже могут летать стаей…
Войдя внутрь, я увидел, что харчевню мы выбрали неудачно. Судя по наголовным повязкам и выставленным штандартам, здесь собрались по какому-то поводу ветераны одного из пехотно-артиллерийских соединений. Все они были хорошо знакомы между собой, приняли уже достаточно скруша, и случайным людям здесь становилось неуютно. Кроме того, большое музыкальное яйцо, свисающее на цепях в центре зала, играло марш, а я терпеть не мог марши.
– Ты как? – спросил я. – Хочешь уйти?
– Зачем? – Таш изумленно воззрилась на меня. – Здесь интересно.
– Как скажешь.
Я протолкался, ведя ее за руку, к стойке, облокотившись на которую мы стали смотреть, как хозяйка разливает по стоящим на подносе глиняным чашечкам пряно пахнущий скруш.
Крепкая рука, протянувшаяся за подносом, вдруг замерла и, сняв с подноса две чашечки, поставила их перед нами.
– Наша цели – сильный и процветающий Керст! – провозгласил за моей спиной уверенный в себе баритон.
Я обернулся. Плотный мужчина в ярко-красной разлетайке выжидательно смотрел на нас, слегка покачиваясь. На наголовной повязке у него был вышит сакральный знак "пиндус", означающий преданность. Я медленно взял чашку и выпил скруш, чувствуя себя примерно так же, как чувствует себя неизлечимо больной на чужой свадьбе.
– Тебе не нравится этот призыв? – спросил мужчина, и в голосе его я услышал угрозу.
– Мне нравится этот призыв, – ответил я сдержанно.
