Миры Роджера Желязны. Том 6 - Желязны Роджер Джозеф (читать книги онлайн txt) 📗
— Да, действительно, он стал посмирнее, сделался более рациональным, лучше поддается контролю…
— Мне очень не нравится это слово.
— Я имею в виду самоконтроль.
Кендалл то ли хмыкнул, то ли фыркнул, и вот тогда я был вынужден прервать беседу — меня душила ярость. После моего возвращения из туалета мы проговорили еще около двух часов, но главное было сказано в самом начале.
Разумеется, я понимал, что на любой из планет, о которых шла речь, возможно создать благоприятную для человека среду обитания, и не мог не оценить изобретательность, проявленную им при разработке систем жизнеобеспечения. Например, эти его атомные отсеки, они действительно могли служить великолепными жилищами на период адаптации. Наконец, я был уверен, что и самая заветная его мечта — исследовать космическое пространство на кораблях со сверхсветовой скоростью — увенчается открытиями новых планет, пригодных для заселения.
Но вот будет ли это происходить одновременно с осуществлением вышеупомянутого проекта или в порядке очередности, — вот это меня уже мало заботило. Я думал лишь о страшной опасности, угрожающей Дому. Если какая-то часть его жителей переселится на другие планеты, оставшиеся могут повести себя непредсказуемо. Короче, наши точки зрения не совпадали. Я был категорически против.
— А чем, собственно, тебе здесь не нравится? — спросил я нарочито шутливым тоном, не желая выдавать свои истинные чувства.
— Жители Дома уже сейчас напоминают стадо коров, — ответил он. — В один прекрасный день явится бык-хозяин, и все они покорно потянутся за ним.
— Не могу с тобой согласиться, — сказал я. — Дом — это место, где впервые в истории люди сосуществуют без конфликтов. Здесь они научились сотрудничать, а не соперничать. И в этом наша сила, отнюдь не слабость.
Его глаза за золотыми линзами, я заметил, сузились, Кендалл посмотрел на меня так, как будто видел впервые.
— Посмели бы они только вести себя иначе, им бы живо вправили мозги! — ответил он. — Впрочем, мозги у них давненько в удручающем состоянии. Тебе, конечно, известно, что жители Дома напичканы наркотиками и подвергаются психотерапевтическим процедурам, если их поведение не укладывается в некие свыше указанные нормы. К тому же у всех у них налицо боязнь открытого пространства. Вот я и опасаюсь, что мирное сосуществование в стенах Дома, который нас приучают любить уже сызмала, закончится тем, что мы утеряем способность выживать в любых других условиях. Но когда-нибудь Дом рухнет и вместе с ним придет конец роду человеческому.
Я бы мог с ним поспорить относительно долговечности нашего детища, мог бы возразить, что уж если он считает возможным переселить жителей Дома на другие планеты, значит, их способность к адаптации все еще не вызывает у него сомнения. Но зачем стал бы я попусту сотрясать воздух, если по-настоящему беспокоило меня лишь его заявление, что Дом — это тупик эволюции. Увы, убедительно опровергнуть Кендалла я не мог, не упоминая о нашей семье и тех высоких целях, которые мы планомерно претворяли в жизнь.
Продолжая играть роль почтенного академического старца, я сказал:
— Забавная точка зрения! Саркастически усмехнувшись, он кивнул.
— Да уж куда забавнее. И как только мы дошли до жизни такой? Было бы понятнее, если бы то, что с нами происходит, являлось следствием некоего дьявольского умысла, если бы какая-то в своем роде выдающаяся личность или даже группа лиц выступали организаторами всего этого безумия. — Он вздохнул. — И все-таки хочется верить, что когда-нибудь мы извлечем из наших ошибок урок.
При этих словах я почувствовал себя совсем неуютно и перевел разговор на частности, касающиеся разработанных им систем жизнеобеспечения. Повторяю: Кендалл был гений, и его книги и чертежи на всякий случай следовало сохранить для потомства… Эх, если бы мне удалось обнаружить какой-нибудь изъян в его концепции, хотя бы ничтожную ошибку в расчетах!.. Под этим предлогом можно было бы воспрепятствовать обсуждению его проекта на Ученом совете. Так нет же, расчеты были безупречны, а концепция стройна и слишком соблазнительна, чтобы позволить Кендаллу смущать умы наших подопечных.
Мне обещали поддержку консервативно настроенные академики, но я вовсе не был уверен, что даже общими усилиями нам удастся его разгромить, а разгромить Кендалла следовало наголову, чтобы никому в будущем неповадно было выступать с подобными проектами.
И вот я стал искать способы помешать Кендаллу. Среди сведений о его частной жизни, раздобытых «Ворюгой», не обнаружилось ни одного компрометирующего факта. То ли был он действительно такой скучный человек, то ли умел заметать следы.
Меня (Кэрэба) передернуло от отвращения, когда я вспомнил, до какой гнусности додумалось мое прежнее «я», какое решение было им принято и какие действия в результате последовали. Все же я здорово с тех пор изменился.
Спустя несколько дней после вышеупомянутого визита мы отобрали пятерых девочек в возрасте от пяти до семи лет, проживающих по соседству с его жилищем, и стали с ними работать. Приведя их в состояние гипнотического транса, мы демонстрировали им Кендалла, заснятого на кинопленку, и рассказывали, что он с ними сделал или пытался сделать.
Было решено представить девочек жертвами изнасилования. Серафис посредством хирургического вмешательства нарушил у двух из пяти девственную плеву и внес вагинальную инфекцию. План был таков: одна девочка выступит в качестве потерпевшей, следом вторая, а остальные будут жаловаться, что на улице им проходу не дает чудаковатый старик, у которого карманы всегда набиты леденцами.
Впоследствии девочками занялись опытнейшие хирурги, а психологи стерли даже мимолетные их воспоминания о Кендалле, не говоря уже о мнимом его над ними надругательстве. Таким образом наша коллективная совесть была успокоена.
Как только обвинение, выдвинутое против Кендалла, получило огласку, он был обречен, и проект его, разумеется, тоже, а в общественном сознании такие слова, как «планета» или «космическое пространство» стали ассоциироваться с чем-то до крайности непристойным. Ну а потом Кендалла направили на промывку мозгов, и с ним практически было покончено.
Помню ужас в его глазах, когда ему назначили ту самую процедуру, которую он так ненавидел. Никто из нас, конечно, не верил, что он действительно сексуальный маньяк, извращенец, отдавшийся во власть атавистических инстинктов (определение Ланжа Старшего). Пожалуй, нам не забыть, как мы вели его в процедурную и этак ехидно осведомились по дороге: «Что же ты теперь будешь делать?» — а он опустил голову, пошевелил большими пальцами ног, обутых в казенные шлепанцы, и тихо ответил:
— Теперь всем нам конец.
Через месяц он повесился в больничной палате. Гленде тогда было лет пять или шесть. Мы искренне сожалели, но виноватыми себя не чувствовали. Мы же просто исполнили свой долг, а от несчастных случаев в любой работе никто не застрахован.
Характерно, что никому из нас не пришло в голову заподозрить Кендалла в сообщничестве с мистером Блэком. В те времена считалось, что Блэк мертв и память о нем надлежащим образом уничтожена. Но теперь, когда я вспомнил о нашем давнем враге, эта история сразу приобрела дополнительный и довольно-таки зловещий смысл. Правда, в отличие от предков, я все равно не стал бы действовать так подло. А еще я испытывал чувство вины перед Глендой.
Я думал о ней, пока часовой механизм в замке отстукивал последние секунды, а ребята наверху прятали Ланжа Младшего в холодильник. Я просто обязан был с ней встретиться. Она знала нечто, возможно, очень важное… и хотела это нечто сообщить мне. Даже если бы дело обстояло иначе, я бы все равно попытался ее разыскать, ведь она просила меня об этом, и, кроме всего прочего, я, сам не знаю почему, был уверен, что и ее жизнь в опасности.
Дверь открылась, я вошел в «Кладовую» и забрал оттуда снаряжение. Перенес его в комнату отдыха. Дверь в «Кладовую» тоже оставил открытой.
Стоп, какой же адрес она называла? «Библиотека, комната № 18237»! Прекрасно, а номер крыла? Но я и так догадывался, какое крыло имелось в виду. Пятое!
