Вся наша жизнь - Аренев Владимир (читать книги онлайн бесплатно полные версии TXT) 📗
Вэтнэкл отмахнулся от продавца и поспешил дальше. Удача, конечно, ему сейчас не помешала бы. Но вряд ли у торговца найдется что-нибудь по-настоящему эффективное — особенно, если учесть масштаб того, что надвигается…
Молодой воин помотал головой: думать об этом сейчас не стоило. Он и не знает-то всей правды. Вот только брошенные мимоходом фразы, которые довелось услышать Вэтнэклу… их было достаточно. Пре-достаточно.
Храм Ув-Дайгрэйса стоял по левую руку, среди наиболее богатых и почитаемых храмов.
Впрочем, даже он выглядел не так ослепительно, как когда-то… Широкие фиолетовые ступени вели к портику перед входом, обрамленному с трех сторон витыми колоннами. Распахнутые створки ворот приглашали: Входи, прохожий!
Вэтнэкл взбежал по ступеням, остановился на мгновение перед раскрытыми створками, вызывая в душе необходимое почтительное состояние — потом ступил в храм.
Внутри оказалось не так жарко, как на улицах; в изящных подставках дымились ароматные палочки. Когда Вэтнэкл входил, в помещении не было ни души, но через мгновение рядом с ним уже стоял мускулистый парень в традиционном одеянии младшего жреца Ув-Дайгрэйса.
— Бог Войны приветствует вас, господин, — пророкотал жрец. — Что…
— Мне нужно видеть Тиелига, — оборвал его Вэтнэкл. — Сообщение от Пресветлого Талигхилла. Срочное.
— Ступай за мной, — велел жрец.
Он направился к алтарю — высокому, со скульптурным изображением Ув-Дайгрэйса, — приоткрыл маленькую дверцу, скрывавшуюся в стене, и жестом пригласил Вэтнэкла входить.
Молодой воин колебался всего мгновение. Нагнувшись, он шагнул сквозь дверной проем и оказался в узком коридоре. Коридор выгибался натянутым луком, а концы его скрывались за поворотами. Сзади кашлянул жрец, Вэтнэкл смущенно отошел от двери, и тогда в коридор пробрался его провожатый. Он запер за собой дверцу и, не задерживаясь, направился в левый отрезок коридора. Вэтнэкл последовал за жрецом.
Они шли недолго, и за все это время повстречали всего одного человека. Жрец удивленно посмотрел на Вэтнэкла и его проводника, но смолчав, отправился дальше по своим жреческим делам. А проводник уже стучался в невысокую деревянную дверь.
— Не заперто.
— К вам посланник, господин, — сообщил проводник. — От Пресветлого Талигхилла.
— Пускай войдет.
Вэтнэкл вошел.
Келья, в которой он очутился, была не слишком просторной, но достаточной для жизни одного человека. Этот самый человек сидел сейчас у стола и прихлебывал из пиалы душистый чай.
Тиелиг внимательно посмотрел на молодого воина и кивнул:
— Приду. Вот только чай допью.
Скороход — уже усатый, но еще юнец — покачал головой:
— Срочно, господин! Пресветлый Талигхилл велел…
Жрец оборвал его небрежным жестом левой руки. Пиала в правой даже не покачнулась.
— Ты слышал мой ответ. Ступай.
Младший жрец мягко подтолкнул посланца к выходу, поклонился Тиелигу и закрыл за собой дверь, оставляя верховного наедине с собственными мыслями и недопитым чаем.
И как только таких молодых пускают с подобными поручениями?
Тиелиг отогнал прочь вздорную мысль, оказавшуюся здесь совершенно некстати.
Началось.
Эта мысль тоже была некстати — здесь и сейчас. Но зато — весьма актуальная.
Он допил чай, отставил пиалу и стал собираться. В общем-то, особенно собирать было нечего: посох, нараг с ножами, несколько мешочков с чаем, бальзамы всякие, то да се. Мудрый живет долго, наживает мало. Потому, кстати, и живет долго.
Тиелиг вышел из кельи и прикрыл за собой дверь — не плотно, так, чтобы не нанесло через порог мусор. Воровать в храме некому. Тем более у верховного жреца. Да и уходит он не навсегда. Просто дела, скорее всего, потребуют его присутствия во дворце — в течении нескольких дней. Руалнир ведь просил приглядывать за сыном.
А если судить по лицу скорохода, приглядывать за Талигхиллом придется. И очень внимательно.
ДЕНЬ ПЯТЫЙ
— А что же дальше? — требовательно спросил кто-то, и я с минутным запозданием узнал дрожащий голос Карны.
— Госпожа, — немного укоризненно проговорил Мугид. — Вам ли, историку, этого не знать?
— Но в летописях нету упоминания о верховном жреце Ув-Дайгрэйса, Тиелиге,
— возразила девушка. — И о многом другом тоже.
— Да, разумеется, вы правы, — согласился старик. — И обо всем том в узнаете в свой срок.
Просто я хотел, чтобы мы все пообедали перед тем, как продолжим.
— Сегодня? — уточнила Карна.
— Сегодня, — заверил ее повествователь.
Девушка, кажется, немного успокоилась. Все стали нехотя подниматься из кресел и выходить наружу. Меня — кажется, это уже стало дурной привычкой! — ухватил за рукав Данкэн и вынудил приотстать.
— Пойдем-ка, прогуляемся, — предложил он мне. — Конечно, это лишит нас обеда, а в сложившихся обстоятельствах сие не очень хорошо, но зато я покажу вам кое-что, достойное внимания.
— Надеюсь, не раритет из местной библиотеки? — ядовито поинтересовался я.
— Нет, — улыбнулся журналист. — Отнюдь. То есть, конечно, могу и раритет показать, их тут несколько, но, думаю, вам будет интереснее узнать о причине ночного шума.
— Данкэн, вы склонны преуменьшать, — заметил я. — То, что случилось, вы называете ночным шумом ?.. Далеко идти-то?
— На самый верх башни, — предупредил журналист. — Но иначе показать вам это, не привлекая внимания других, будет сложновато.
— Вы считаете, что отказавшись от обеда, мы не привлечем их внимания?
— Нет, если потом, когда вернемся в повествовательную комнатку, вы станете расхваливать раритеты.
— …которых я в глаза не видел, — добавил я.
— Что-нибудь придумаете, — небрежно кинул Данкэн. — Они, небось, их тоже не видели. И тоже — в глаза.
Как выяснилось в течение нескольких следующих минут, лестница в башне была очень длинной. А ступеньки какими-то чересчур низкими — одной мало, а через две уже не перешагнешь. Я шел и ругал все, что только приходило на ум. А еще размышлял о том, что имел в виду Данкэн: лишит нас обеда, а в сложившихся обстоятельствах это не очень хорошо .
Подниматься пришлось долго. Я упарился и запыхался, и утешало только то, что журналист тоже выглядел не лучшим образом. Наконец лестница закончилась, упершись в узкую высокую дверь, и Данкэн самым бесцеремонным образом толкнул эту дверь, она распахнулась, и на нас выплеснулась волна обжигающего холодного воздуха.
— Заходите, не бойтесь, — журналист шагнул наружу, показывая мне, что боятся на самом деле нечего. Кроме, разумеется, ветра, который пробирал до самых поджилок, заставляя оные безудержно трястись.
— Ну и чем же таким вы желаете меня порадовать, а? — вопросил я, щурясь от яркого солнечного света, от которого, признаться, отвык за последние дни. — Местными пейзажами вам вряд ли удастся меня удивить.
— И не думал, — хмыкнул Данкэн. — Вы слишком черствый и ограниченный человек, чтобы удивлять вас пейзажами. Себе дороже обойдется.
Вон гляньте-ка лучше туда, — он бесстрашно перегнулся через каменный парапет и тыкал пальцем куда-то вниз.
Мне, признаться, подобный подвиг удался с большим трудом. Не в смысле пальцем тыкать, а в смысле перегнуться через парапет.
Падать было далеко, тут не то что всю жизнь, тут много чего вспомнить можно. Хотя… Что кроме жизни еще вспоминать?..
Глупые какие-то мысли в голову лезут. Крайне несвоевременные. Особенно если учесть…
Я отшатнулся, захлебываясь на вдохе и отказываясь верить своим глазам. Потом задрал голову вверх: над нами возвышалась односкатная крыша, прикрепленная одним своим краем прямо к скале, к которой, собственно, тулилась и вся башня. Между площадкой, на которой мы стояли, и вторым, внешним краем крыши, протянулись каменные полосы, оставлявшие щели для бойниц. Из одной такой бойницы и выглядывал наружу Данкэн, я секунду назад смотрел из второй. Еще, кроме огромного пустого пространства, под крышей имелись большие нечищенные колокола. Пестиков в них не было… — словно языки вырвали.
