Реквием по пилоту - Лях Андрей Георгиевич (книги читать бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Имея за спиной поддержку Скифа, Хельга здраво оценила обстановку и решила, что может позволить себе ребенка. Так появилась Инга. Никаких сомнений на этот счет Хельга не ведала — до тех пор пока существуют рекомендации д-ра Спока, музыкальные школы и психоаналитические консультации, она прекрасно справится с проблемами воспитания, и ее дочь непременно выйдет в люди. Отчуждение, возникшее между ними с годами, Хельгу тоже особенно не испугало — главное, девочка взяла верную линию в жизни, а прочее утрясется. Что же до того, что она порой ведет себя как-то необычно, ничего не поделаешь — дурная наследственность, и Хельга лишь пожимала роскошными плечами.
Сам автор дурной наследственности в памятный вечер своего возвращения, начисто сраженный таким сюрпризом, как рождение дочери, поначалу остолбенел, а потом, осознав безысходность ситуации, захохотал, как гиена, вывалил на пол упаковки стодолларовых банкнот и кончил тем, что напился до бесчувствия, украсив банкет фирмы «Хиллстрем мода» картинкой нравов преступного мира.
Заполучив в руки даже не просто деньги, а состояние, Рамирес решил заняться музыкальным бизнесом — единственным ремеслом, которое знал. Скиф не возражал, но требовал быстрее наладить связи с мафией — скоро понадобятся люди. Что же, в таком деле Рамирес чувствовал себя как рыба в воде.
Он выехал в Нью-Йорк — «понюхать атмосферу»: как нынче рок, как джаз и кантри, какие теперь авторитеты и течения, сколько кому платят. Встречаясь с музыкантами и менеджерами, он говорил, что собирается открыть собственную студию, и это было чистой правдой. Слово за слово, в одном из разговоров он мимоходом заключил краткосрочный контракт на два выступления здесь, в Штатах, с безработной в то время группой симфоджаза, провернув в миниатюре операцию, которую потом проделывал четверть века в самых разнообразных формах и масштабах. Суть ее предельно проста: Рамирес заплатил музыкантам аванс, снял для них помещение, закупил рекламу и за это оговорил себе тридцать пять процентов со сбора.
Условия более чем божеские, просто благотворительные, ни на какие барыши Пиредра не надеялся, но с не лишенным суеверия интересом ожидал результатов запуска своей микромодели. И результат не заставил себя ждать.
Арендованная в Южном Бруклине сцена — наполовину двухдолларовый спортзал, наполовину кинотеатрик с литературным названием «Жерминаль» — оказалась в полосе ожесточенных военных действий. Поблизости выясняли отношения два милых семейства — старинный и могущественный клан Джентильи и менее влиятельная, но щетинистая семейка Ригозо — хозяева портовых профсоюзов. Что они там не поделили, для нас сейчас несущественно, но вышло так, что Рамирес, никем не предупрежденный, влез на спорную территорию как невежа и нахал, не заплатил дани ни той ни другой стороне и очутился между двух огней.
То, что Пиредре и его парням дали возможность выступить и получить деньги, свидетельствует о величайшей неразберихе в делах дона Антонио Джентильи-младшего, который, к печали всей родни, пошел не в деда, как многие ожидали, а в отца. Когда все-таки Антонио узнал, что в пограничном районе, куда нахрапом лезут свиномордии Ригозо, какой-то наглец что хочет, то и делает, то впал в неописуемую ярость, ибо темпераментом пытался заменить ум, и сгоряча едва не приказал разнести в куски несчастную «Жерминаль», но потом поутих и распорядился разнести одного Пиредру, а труп забросить в доки — пусть-ка Тоскано Ригозо покумекает, что к чему.
Ригозо тоже доложили о вторжении, но тот, к его чести, выяснив, что Рамирес — человек случайный, махнул рукой: есть дела поважнее.
Ничего не подозревающий Пиредра мирно пил кофе в крохотном ресторанчике все в том же Бруклине, когда у дверей остановилась машина и вошел смуглый курчавый кубинец в выцветшей рубашке и куртке, перекинутой через плечо. Он подошел к столику Рамиреса и с мягкой, чуть даже извиняющейся улыбкой спросил:
— Разрешите?
Рамирес скользнул по нему равнодушным взглядом и кивнул на модернистский пластмассовый стул. Пиредру на его веку столько раз пытались убить и повидал он столько всяких убийц, что экстерьер этого застенчивого посетителя оценил почти не глядя. Из ресторанчика они вышли вместе, сели в машину и уехали неизвестно куда.
В первом часу того же дня Джентильи-младший вызвал к себе капо, отвечавшего за ликвидацию Рамиреса, и среди прочего поинтересовался, почему до сих пор нет доклада по ригозовскому музыканту. Тут выяснилось, что ни исполнитель, ни шофер с задания не вернулись. Джентильи молча посмотрел на капо. Тот выскочил за дверь и бросился нажимать на все кнопки. По рождению он был не сицилиец, а сиенец, и эта деталь биографии во многом осложняла ему карьеру.
Машину отыскали через три часа в мусорном портовом тупике. Подоспевший капо, снедаемый недобрыми предчувствиями, собственноручно открыл багажник. Открывшаяся картина недвусмысленно сообщала, что Рамирес задавал вопросы и что отвечали ему не сразу и неохотно.
Капо связался с Джентильи. Состоялся краткий, но необычайно образный разговор. На ноги были подняты все, у кого они были. В конце концов Рамиреса обнаружили. Выяснилось, что он уже сорок минут как сидит в самолете, который сейчас над Северной Атлантикой, и держит он путь в Реджо-ди-Калабрия. Джентильи невесело помянул некоторых святых, почесал в голове обеими руками одновременно и велел соединить его с Мессиной.
От Калабрии до Мессины путь не так чтобы очень близкий, но ход времени и обстоятельств привел солидную часть обоих городов и побережья под власть одного человека — дона Альберто Дженовезе, патриарха сицилийской мафии, одного из полузабытой породы старозаветных усачей, чьи деды некогда перевезли через океан лупару и гарроту. В штатовских синдикатах подробные динозавры давно вывелись, но в глубинке еще попадались и почитали себя солью земли. Поэтому просить помощи у старика Дженовезе дон Антонио решился от великой нужды.
— Здравствуйте, дон Альберто, — начал Джентильи-младший. — Как поживаете? Как здоровье?
— Спасибо, сынок, — отвечал Дженовезе. — Мне болеть некогда. Мне еще много успеть надо. Это у вас, у молодых, время есть.
— Скоро Рождество…
— Да, Рождество. Не тяни, сынок, говори, что случилось. Так просто ты бы обо мне не вспомнил.
Благостный тон дедушки итальянской преступности отдавал ехидцей, и Джентильи почувствовал, что роняет достоинство. Но отступать было некуда.
— Дон Альберто, у вас девятичасовым рейсом будет такой Рамирес Пиредра. Он тут очень грубо поступил с моими мальчиками, и я хотел просить вас, дон Альберто, чтобы вы сначала узнали у него, кто он такой и откуда, а потом отправили к рыбам на дно вашего пролива.
— Сынок, даже твой отец сказал бы — нашего пролива.
— Нашего пролива, — повторил Антонио, наливаясь кровью, и скрепя сердце добавил: — Мой дед называл вас другом, дон Альберто, пусть ваши люди приходят ко мне в Нью-Йорке, к чему нам этот Ванунцио.
— Спасибо, сынок, — поблагодарил Дженовезе. — Не очень-то ты меня радовал последнее время, но если ты хоть чуть-чуть станешь похожим на деда, то знай — я умру спокойно. Я помогу тебе. Будь здоров.
Джентильи-младший на своем конце провода тоже повесил трубку, с ненавистью посмотрел на телефон и пробормотал что-то об индюке. Через три недели его застрелили в этом же самом кабинете вместе с двумя помощниками, но это уже не имеет отношения к рассказу. Четверо специалистов отправились в аэропорт встречать Пиредру, но их ожидал необъяснимый казус: Рамиреса не было. Поиски ни к чему не привели: загадочный объект как в воду канул.
Нашелся он спустя сутки. Накануне праздников Альберто Дженовезе выбирал подарки внукам и правнукам в громадном супермаркете «Бенавера», в изобилии насыщенном розовыми эскалаторами и фигурным пористым известняком. Сопровождения обычной свиты охранников он в этих случаях не терпел. Остановившись возле аэродрома с «Конкордами» и «боингами», которые самостоятельно взлетали и садились по радиокоманде с земли, дон Альберто вдруг обнаружил рядом с собой незнакомого высокого шатена с лункой посреди правой брови и желтыми веселыми глазами. Дженовезе оглянулся, ища взглядом телохранителя. Телохранителя не было. Вместо него невдалеке виднелась разбойничья физиономия Гуго Звонаря. Дон Альберто остро ощутил всю непрочность и ломкость своей восьмидесятилетней оболочки.
