Альтер эво - Иванова Анастасия (книги онлайн читать бесплатно txt, fb2) 📗
Майя понимала не вполне, но вороне явно трудно было выкаркивать из себя длинные объяснения, так что пришлось, пожалев птицу, кивнуть.
Супер, сказала ворона, тогда давай так: сперва он, Марк, задаст Майе несколько вопросов. А потом, если Майя захочет, она тоже спросит у него о чем-нибудь.
Майя с некоторым любопытством согласилась, но вопросы вороны Марка не сказали ей ровным счетом ничего. Знает ли она человека по имени Язепс Старков? Известно ли ей о существовании тех, кто добывает информацию, вроде него, Марка? А о тех, кто отличается от других тем, что слишком много знает об устройстве мира? Слышала ли она что-нибудь об альтернативно-эволюционной теории? А она точно не знает Язепса Старкова – может, хоть краешком уха, в газете, в новостях, – нет? Совсем нет?
Через десять минут ворона разочарованно прошлась туда-сюда по столику и пару раз тюкнула клювом деревянную рейку столешницы. Майя постеснялась сказать, что тонировка была дорогая, и лучше бы Марк слетал до ближайшей ветки, если уж ему так приспичило. Почему-то у нее и правда возникло ощущение, что ворона подумывает слинять, не выполнив свою часть сделки.
Но тут Марк распушил перья на горле, несколько раз моргнул черными бусинками – вороны очень странно моргают – и недовольным тоном предложил ей спросить что-нибудь. Только не очень много. Он не железный.
– Откуда ты? – подумав, спросила Майя.
И понеслась.
– Майя, что такое с тобой? Ночью недоспала?
Лира с улыбкой щелкает пальцами у нее перед носом, Майя выныривает из своих мыслей, обнаруживает себя у кулера со стаканчиком в руке и тут же торопливо натягивает улыбку сама. Улыбку в офисе не снимают, она символизирует Радость, получаемую от Энергичной и Полной Жизни, притом что Майя знает – Лира ее ненавидит, и Лира знает, что Майя знает, и от этого ненавидеть ей еще приятней.
В итоге ворона оказалась не вороной, а носителем сознания человека по имени Марк. Марк жил в параллельном мире, но иногда наведывался в соседние, чтобы почерпнуть там кое-какие сведения. Он был что-то типа частного детектива. В его мире откуда-то взялись какие-то паладины – по всему выходило, что из какого-то еще другого, третьего, мира, хотя Марк и утверждал, что перемещаться в своем теле невозможно, это противоречит всем законам инфофизики, – и эти паладины научили кое-кого вот так вот мотаться в соседние миры.
– А почему вы называете их альтернативами? – ошарашенная Майя спрашивает о том, что на деле интересует ее меньше всего.
А-а-а, вот тут сейчас начнется самый жестяк. Это как раз связано с той самой теорией. У Майи в мире идея мультивселенных была уже хоть кем-то озвучена?
– Была, – подтвердила Майя, которая не лыком шита, в кино ходит и книжки тоже иногда почитывает.
Ну вот. У них тоже была. Но потом у каких-то ботаников… это не в смысле специальности, в этом смысле они были, кажется, морскими биологами, – в общем, у этих ребят, которые много бухали с физиками и информатиками, внезапно прорезалось новое видение. Они экстраполировали… Короче, увидели, как можно объяснить мультивселенную. Потому что с самого начала звучало, конечно, круто – «мультивселенная» – но совсем непонятно было, грубо говоря, с хера ли.
– С хера ли что? – не поняла Майя.
С хера ли вся эта катавасия разветвляется – и, стало быть, удваивается, – в каждой точке выбора, то есть каждый микроскопулечный миг. Если на каждом стремящемся к нулю интервале времени происходит удвоение вселенского материала, то объем этого материала начинает стремиться к бесконечности со стремящимися к бесконечности скоростью и ускорением – неужели такой механизм в работе мироздания не кажется Майе нелепым? Откуда такая щедрость, такой размах – и, главное, чего во имя-то?
Но это уже не нелепо, если допустить, что после ветвления сохраняются не обе ветки. А только наиболее жизнеспособная. Что значит «жизнеспособная», лично он, ворона Марк, затрудняется ответить. Хотя очень много религиозного народа в его мире жизнь кладет на то, чтобы определить критерии и рамки этой жизнеспособности. Есть мнение, что жизнеспособность – религиозный народ говорит, например, «добро» – связана со сложностью. То бишь с информационной насыщенностью. Но реально никто из людей в том, что́ есть благо с точки зрения Вселенной, не шарит, а шарят только паладины, которые и не люди вовсе, а черт их разберет.
В этот момент совершенно уже обалдевшая Майя вспоминает Эль Греко. Как он ей тоже показался не очень человеческим. Может, у них в мире тоже есть такие, как у Марка?
Да, а может, ей пора навестить профкабинет? А то она давненько уже не разговаривала о своих снах с серьезной женщиной с брошкой в виде буквы «пси» на лацкане – и вот результат.
– Кое-что я могу доказать. – Марк прочел ее мысли. – Не про устройство мира. Но я видел, как ты ходила в тот дом. А потом говорила с кем-то в комнате без стекла в окне. На тебе были старые черные джинсы с дырами. Скинни. Не носи их с плоской подошвой, ноги себе оптически укорачиваешь. И ты нервничала. Откуда мне это знать?
– Тот, с кем я говорила, видел меня в этих джинсах. Ничего сверхъестественного.
– Ага. А потом заколдовал ворону, чтобы она поболтала с тобой о твоем гардеробе.
– Значит, жизнеспособная ветка растет себе и ветвится дальше. – Майя сдвигает брови: чай уже наверняка ледяной, а она едва глоток отпила. – А нежизнеспособная?
– Ну, потому-то теория и эволюционная, – медленно скрипит ворона Марк, и Майе слышится в его голосе как будто извиняющаяся интонация (чего, разумеется, быть не может, потому что воронье горло есть воронье горло, и выразительный диапазон у него весьма ограничен).
Через миг до Майи доходит, почему так.
– По-твоему, мой… моя альтернатива – нежизнеспособная?
Ворона косится вниз и вбок:
– Я этого не говорил.
– Но ты так считаешь? Почему?
Ворона резким движением пригибает шею, повернув голову набок, пристально таращится непонятно на что, потом зачем-то хватается клювом за крошечную отставшую от рейки щепочку и яростно отдирает. Вскидывается и замирает с добычей в клюве, потом резко теряет интерес к щепке и роняет ее.
– Давай я лучше тебе еще немного расскажу? – предлагает она.
И рассказывает.
Марк распахнул глаза и, разминая шею, поднялся с пола. Прошел на кухню – хотелось пить. А может, и выпить. Вполне возможно, что хотелось завалиться к Керамбиту и накачаться у него «Сапфирами», а то и чем-нибудь ненавязчивым из альтернативного ассортимента.
Время утекало. А он так ничего и не выяснил.
Все крутилось вокруг этой девушки, Майи. Если и не все, то кое-что – точно. Возможно, ей было что-то известно, да только он не знал, какие вопросы задавать.
Марк опрокинул стакан минеральной воды с имбирем, крякнул, накинул в прихожей плащ и, даже не озаботившись тем, что на нем надето под плащом, вышел на улицу.
Было пасмурно, и в ближайшей перспективе явно намечался стоячий дождь. Полуголые ветки каштанов плавно колыхались под ветром. В фоновом режиме Марк почему-то задался вопросом, нравится ли ему город. Он видел его уже в сотне ипостасей, видел болезненно-желтым под серым небом, залитым неоном во мраке, видел чумным, карнавальным, оглушенным после новогодней ночи, видел, как меняли очертание небоскребы «Глобойла», как пересекали залив паромы, как по реке пускали лотосы. Нравится? Скорее, нет. Город творческий, это да, но слегка сонный, с налетом заторможенности. И погода. Туристам-то, конечно, в забаву – ух ты, стоячий дождь, фоткаемся, – но никого из знакомых Марку старожилов, включая его самого, эта специфическая метеоособенность не радовала нисколько. В силу особого сочетания давления и плотности поверхностного натяжения капли стоячего дождя при повышении атмосферной влажности до определенного уровня начинали сами собой собираться в воздухе. И зависали на месте, паря и лишь слегка перемещаясь вместе с воздушными потоками. В разгар стоячего дождя город выглядел как густое размытое облако уклончивых ответов, капли были слегка липкие и буквально приставали к лицу, забирались под одежду и покрывали ее водянистой глазурью, точно жидким коконом.
