Глориана (Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Т. XXV) - Никольсен Боргус (бесплатные книги полный формат .txt) 📗
На следующий день Джек проснулся с приятными воспоминаниями о победе углекопов и с тревогой о Лиззи: от нее все еще не было никакой весточки!
Джек не вытерпел и не пивши, не евши, спозаранку отправился на вокзал и уселся в вашингтонский поезд. На вокзале он послал еще одну телеграмму Лиззи, умоляя ее бросить все и скорее ехать в Вашингтон.
Эта телеграмма была отправлена на случайно найденные в боковом кармане несколько центов. Очевидно, это были уже самые последние деньги Джека. Но он не унывал. Эта находка даже подняла его настроение: Джек решил, что это хорошая примета и что в Вашингтоне, в отеле «Континенталь» он встретит Лиззи…
Дорогой, в вагоне, Джек познакомился со славным молодым человеком, который тоже ехал в Вашингтон. Молодой человек вызвался быть путеводителем Джека в этом городе, который он, по его словам, знал в совершенстве., Путешествие было веселое: Джек и его спутник болтали всякий вздор, спорили о приемах игры в бейсбол. В результате этого путешествия Джек узнал с десяток новых анекдотов, постиг новые тонкости бейсбола и выучил новую песенку: «Мы с Чарли Чаплин<ым> пара славных ребят, тра-ра-рам!»
Вашингтон произвел на Джека сильное впечатление. Широкие улицы, невысокие, красивые дома, элегантные экипажи и спокойная, а не сумасшедшая, как в Нью-Йорке, публика — все это говорило о совершенно ином характере и темпе здешней жизни. Джек чувствовал, что здесь главный тон дают политические и общественные деятели, а не бизнесмены, как в его родном городе, где на одного праведника, профессора Коллинса, приходилось, как в Содоме и Гоморре, сотня тысяч греховодников разного оттенка. В Вашингтоне, наоборот, жили, по-видимому, одни праведники: они чинно ходили по улицам, не устремляясь, сломя голову, под автобусы и не расшвыривая мимопроходящих в диком беге. Они часто останавливались на перекрестках и беседовали о Сербии и Австрии. Даже полисмены здесь имели добродушно-кроткий вид, словно ученые слоны. Джеку все это ужасно нравилось, и он решил, что всю свою жизнь проведет в Вашингтоне.
В «Континентале» Джека встретили важные, словно министры, стюарды. Вежливый и не пристающий с глупостями «бой» провел Джека в отличный номер с ванной. Все это было очень хорошо — лучше не надо. Но на сердце Джека опять легла тень от одного очень темного облака: от Лиззи и здесь не было ни строчки. А Джек был уверен, что застанет тут ее самое!
Тень еще более сгустилась. Джек вдруг подумал, что Лиззи ему изменила… Это было невероятно, но в то же время это было вполне допустимо… Женщины ветрены, а в особенности, если они получают большие деньги и начинают ими сорить… Милый образ внезапно затуманился и словно запылился в сердце Джека, как будто какой-то злой чародей обесцветил и исказил его.
Он уже злился на Лиззи и придумывал разные грубости, которые он скажет ей при встрече. С досады он даже вспомнил о Фата Моргане: недурно бы встретить ее здесь и, в виде реванша, поухаживать снова за ней…
С досады Джек решил пойти гулять по городу и позавтракать в ресторане. Он зашел за своим новым приятелем, и они оба направились, помахивая тросточками, по широкой авеню.
Пройдя несколько сот шагов, наши приятели увидели знаменитый «Белый дом» — жилище президента Соединенных Штатов. Сквозь деревья парка просвечивали скромные белые стены этого исторического здания. Джек преисполнился благоговением и прибавил шаг, чтобы поближе разглядеть его. А его спутник заметил:
— Сегодня у него приемный день.
— Вы уверены в этом? — спросил Джек.
Как всякий американец, Джек прекрасно знал, что у президента имеется особый приемный день в неделю, когда всякий гражданин, кто бы он ни был, может войти к нему и пожать ему руку. Это исконный традиционный обычай, и президенту волей-неволей приходится в течение нескольких часов улыбаться и пожимать руки совершенно неведомым ему людям.
Спутник Джека указал на длинный хвост людей у открытых ворот президентского дома:
— Видите? Они идут пожать ему руку. Почему бы и нам не присоединиться к ним?
Недолго думая, оба они встали в очередь. Джек никогда не видал в лицо нынешнего президента и, само собой разумеется, ни разу еще не бывал у него на приеме. Побывать у президента — разве это не лестно? А кстати, Джек сообщит ему известие о счастливом окончании пенсильванской забастовки. Президенту будет интересно выслушать рассказ об этом от очевидца и даже активного участника…
Очередь подвигалась вперед довольно быстро. Очевидно, президент не очень задерживал посетителей разговорами. Люди поодиночке продвигались через ворота и по небольшому двору к внутреннему подъезду мимо двух полисмэнов. Джек на минуту струхнул при виде последних: вдруг они узнают, что он тот самый Джек Швинд, который… У него даже мелькнула мысль, не нацепить ли Глориану, или — еще проще — не удрать ли? Но он вспомнил, что вашингтонские полисмены другой породы, нежели нью-йоркские, и решил спокойно пройти мимо них, как будто это не он ограбил банк и на чем свет стоит изругал правительство во время забастовочных волнений…
Стоявшая в хвосте публика читала газеты и горячо обсуждала какое-то событие. Джек газеты не имел и не понимал, о чем идет речь. Кто-то кого-то и где- то убил.
— Не думаете ли вы, что для Сербии это грозит войной? — спрашивал один бритый джентльмен другого.
— О, да! И не для одной только Сербии.
— Дипломатам теперь предстоит тяжелая работа.
— А также и пушечным заводам!
Война? Джек насторожил уши. Он не решался заговорить с неизвестными, а газетчика здесь поблизости не было.
— Но какое насилие! Убить ни в чем не повинную женщину!
— Она виновна в том, что была его женой…
— И убийца совсем еще мальчик?
— Да, да! Это ужасно!
Приятель Джека тоже не знал, в чем дело. Какую женщину убили? Какой мальчик убил ее? И почему это важно для Сербии? Джек к тому же совершенно неясно представлял себе, что такое Сербия и где она, и смешивал ее с Сирией. И вообще, он чувствовал, что ему ровно никакого дела до этой Сербии нет… Друг Джека, наоборот, заинтересовался историей этого убийства и уже обратился было к соседу за разъяснениями, но в этот момент они входили в вестибюль президентского дома, и все разговоры смолкли.
Из скромно отделанного вестибюля они прошли в большую залу, битком набитую людьми. Посередине было узкое пространство, оставленное для прохода публики. Кого только тут не было! Военные, промышленники, дипломаты, писатели, носильщики тяжестей в праздничном сюртуке, торговцы в высоких цилиндрах, члены конгресса, представители крупных предприятий, трубочисты, иностранцы… Всех их объединял общий скромный праздничный костюм, типичное сходство бритых лиц и сосредоточенное торжественное настроение. Все они потихоньку двигались вперед, а за ними наблюдали во все глаза какие-то проницательные субъекты, очевидно, агенты тайной полиции. И над всем и всюду царило глубокое молчание.
Наконец, Джек и его спутник вступили в маленькую проходную комнату. Здесь на небольшом возвышении стоял господин в простом сюртуке, с благообразным бритым лицом и с застывшей приятной улыбкой. Это был Вудро Вильсон, президент U. S. А.
Один за другим подходили к нему люди, обменивались с ним рукопожатием и быстро отходили в сторону. Все это происходило в совершенном молчании, словно и посетители и сам Вильсон были автоматы, лишенные дара человеческой речи…
— Как это глупо! — подумал Джек. — Они ничего не говорят…
И вот очередь дошла и до него…
Джека точно что-то подхватило. И он сказал против своей воли, совершенно неожиданно для самого себя:
— О, как вы поживаете?
Кругом зашелестел шепот изумления и, может быть, негодования. Лицо президента озарилось совсем другой улыбкой — сознательной и веселой.
И он произнес слегка удивленно:
— Благодарю вас! А как вы поживаете?
— Очень хорошо. Знаете, сэр, забастовка в Пенсильвании окончилась. Рабочие победили!
— Да что вы говорите?
