Инвиктус - Гродин Райан (полные книги .TXT) 📗
— Или 2277, — добавил Грэм. — Мы знаем, что ты не привязан к определенному возрасту.
— Ты не знаешь, сколько тебе лет? — Элиот смотрела на Фарвея сквозь искры; она сама была девушкой-загадкой, но и ей хотелось услышать ответ. — Как это получилось?
— Он родился в Решетке. — Слова Грэма подтвердила и Имоджен. Не то чтобы обстоятельства рождения Фарвея являлись секретом. Этим он и был знаменит в Центральном, и неведение Элиот казалось тем более невероятным.
Странная она штучка, эта девушка.
— Парень без дня рождения? — Бенгальский огонь догорал, на лицо Элиот падали сполохи шипящих искр. — Какая диковина.
Свидетельством того, насколько сильно эти слова Элиот задели Фарвея, стало то, что они не взорвали мгновенно его эго и не вызвали взрыв воплей: Ну и что, пусть я диковина! Самая особенная изо всех снежинок! Рожденный вне времени, вечно бегущий за ним! Вместо этого он ограничился не совсем внятным бормотанием:
— Все это говорилось, чтобы задурить головы мед-дроидам. Хвастовство здорово и быстро снимает усталость.
— Надо спеть, — вмешалась Прия. — Пока огонь не погас!
— Согласна, — проговорила Имоджен с набитым ртом. Ей пришлось заняться своим розово-мятно-вишнево-карамельно-шоколадно-сливочным десертом, пока он не превратился в однородный липкий суп.
Мелодия «С днем рожденья» за четыре века изменилась несильно. Имоджен поддержала ее с великим удовольствием — возможно, не в тон, но она не обладала музыкальным слухом, как Прия. А уж та своим исполнением украсила и выровняла песню вместе с Грэмом, обладавшим приличным басом. Таким образом, песню спасли от пошлого подражания караоке. Даже Элиот пропела строчку или две: С днем рожденья, милый Фарвей! С днем рожденья тебя! Когда песня отзвучала, бенгальскому огню остался один сантиметр жизни. Он уже начал мигать.
Имоджен повернулась к Фарвею и, по традиции семейства Маккарти, повторила слова, которые тетя Эмпра говорила каждый год. Слова, прозвучавшие перед тем, как отгорел огонь.
— Загадай желание. И исполни его.
17
ТОЧКА ПОКОЯ
Теперь многое зависело от пластиковой ложки.
На протяжении всего предобеденного праздничного десерта Прия не переставала следить за этим столовым прибором в руках Элиот, примечала, как она водит большим пальцем по ручке. После того как Элиот в десятый, наверно, раз зачерпнула мороженое с красным апельсином, у Прии промелькнула мысль, что теперь на этом столовом приборе вполне достаточно биологического материала для анализа ДНК. Оставалось только стащить ее и незаметно доставить на борт «Инвиктуса».
Задумку трудно было отнести к числу рискованных или хотя бы волнующих предприятий, но сердце Прии стучало как бешеное, когда Элиот выбросила картонку с ложкой в мусорный бак. Прия несколько отодвинулась от стола, выждала момент, когда новенькая отведет взгляд, схватила ложку, завернула в салфетку и сунула в свою сумку, больше похожую на торбу. Фар частенько подтрунивал над подругой, таскавшей повсюду такую ношу; Прия сама признавала ее обременительной, но объемистая торба с карманами требовалась ей для марли, универсального целебного спрея, медицинских патчей и всякой всячины, которую прихватила с корабля, по не смогла поместить в свой клатч Имоджен. Прия сунула похищенную ложку под плавки Фара; все это время сердце ее учащенно билось.
Компания вышла в холл, в стиле роскошных интерьеров Белладжио, с мрамором и декоративными колоннами. С улыбкой, говорившей, как ей хотелось надеяться, в моей торбе ничего такого нет, особенно ложки с ДНК, Прия присоединилась к спутникам. Оказалось, что непринужденно улыбаться не так уж и легко. Она не обладала, подобно Фару, способностью сохранять невозмутимое лицо и не умела, как Грэм, выключаться из царящего вокруг хаоса. Сейчас Прия думала только о том, что нужно как можно скорее провести анализ.
Судя по рассеянному взгляду, Имоджен считывала информацию со своего интерфейса.
— Сейчас здесь, в Белладжио, делать особенно нечего… Можем прогуляться по Стрипу и поплавать в бассейне во Дворце Цезарей или поесть в одном из ресторанов Гордона Рамзи. Большинство шоу и танцы начнутся позже вечером.
— Я хочу украсть Фара на часок-другой. — Прия взял Фара под руку, зажав свою сумку между ними. Улыбка ее становилась все скованней. — Прерогатива подружки.
— Вот как? — спросил Фар, но Прия стиснула ему руку — не азбука Морзе, но вполне понятно. — Ах да. Она права. Нам надо кое-чем заняться, э-э-э, вдвоем.
Элиот прищурилась и перевела взгляд с Фара на Прию. Неужели ревнует и хочет стать яблоком раздора? Или здесь что-то другое? Прия не могла понять чувств Элиот. Не получалось у нее оценить и реакцию Фара на Элиот — да, в ней присутствовали и гнев, и настороженность, но между этими двумя явно пробежал какой-то разряд. Некий вид абсолютной энергии, ощутимый даже на расстоянии. Он отозвался в груди Прии острой болью, обвился вокруг сердца и стиснул его, вскрыв микротрещины, о существовании которых она даже не догадывалась.
Может быть… это ревность?
— Сколько вас не будет? — спросил Грэм.
— Часа три, — ответила Прия, прикинув дорогу до корабля и время на анализ. — Или около того.
— Давайте наши купальные костюмы, а мы найдем чем развлечься. — Голос Имоджен звучал игриво, она явно намекала на что-то, и вовсе не деликатно. — А вы вдвоем идите и забавляйтесь.
Обратный путь на «Инвиктус» не стал легкой, беспечной прогулкой. Туфли на шпильках, которые посоветовала надеть Имоджен, могли вынести дорогу длиной в шесть километров. Максимум. Она сбросила их еще до того, как мыски полностью сбились, но идти босиком по обочине шоссе оказалось еще хуже. Фар хотел остаток пути пронести ее на руках, но Прия отказалась. До «Инвиктуса» оставалось рукой подать. Она уже видела место стоянки, но не сам корабль — голографический щит работал исправно, и машина времени мимикрировала под окружающий ландшафт. Голубое небо, мягкая грязь. Здесь, вдали от фонтанов Стрипа и ухоженных пальм, сразу вспоминалось, что Лас-Вегас расположен посреди пустыни. Прозрачный воздух и безлюдье. Влажность нулевая, выступающий пот высыхает мгновенно, и на километры вокруг никого, только ястреб кружит над головой да уходит вдаль автострада с растрескавшимися обочинами. На ней ни одной машины, и никто их не видит. Прия подумала, что они с Фаром выглядят странно — юноша и девушка, одевшиеся для вечеринки, бредут по пустыне и исчезают из вида.
Воздух из системы жизнеобеспечения корабля упруго хлестнул Прию по лицу. Она бросила торбу на диван, едва не попав в Шафрана. Красная панда свернулась среди подушек, вцепившись в свое недавно приобретенное сокровище. За несколько часов пребывания во власти когтей и зубов животного парик заметно обтрепался.
— Одни. Наконец-то. — Фар запер дверь и снял очки. Перед глазами стояло солнце — его сияние и слепящий свет пустыни. — Мне требуется отдых от такого отпуска. Плохо уже то, что она дразнит нас «Рубаи», но неужели обязательно быть такой… такой…
— Самодовольной? Наглой? — Прия попробовала подобрать нужное слово. — Вредной?
— Непонятной и действующей на нервы. Ты заметила, что она слова не сказала об этой поездке в Вегас? Ни одного. Столько суеты, чтобы проникнуть в нашу машину времени, а потом оказывается, ей и дела нет, куда мы направляемся, и возникает вопрос: а до чего тогда ей есть дело?
— До тебя. — Слова прозвучали колко, как то зеленое чувство, из которого они проросли. Цепкие усики, сжимавшие сердце Прии, поползли вверх, к горлу. — Или это незаметно после двух взаимосвязанных случаев? Она не сводит с тебя глаз, Фар.
— Слишком часто пялится, да?
— А ты пялишься на нее.
Фар закусил губу. Щеки его раскраснелись от ходьбы, но Прия подозревала, что частично это вызвано и эмоциями. Ей тоже стало жарко: она ощутила испарину на теле, предстоящую ссору и, может быть, поцелуи. Словно кто-то взял и отключил все защитные механизмы, отвечающие за ее чувства. Не просто кто-то, напомнила она себе. Элиот. Которая все расстраивает.
