Властелин молний(изд.1947) - Беляев Сергей Михайлович (библиотека книг txt) 📗
Симон склонился над Анодом, разжал челюсти собаки, вынул клочок материи и протянул его Леониду. Грохотов пожал плечами:
– Что за тряпка?
Леонид развернул материю и показал нам.
– Но это же карман! – вскрикнула Оля.
– И притом вырванный из мужского пиджака, – добавил Симон.
– А внутри кармана клочок бумаги, – жестко усмехнулся Леонид.
– Что такое? – заинтересовался Грохотов.
Он посмотрел и пробурчал:
– Совершенно непонятно! Какие-то линии и зигзаги. А!.. Да ведь это более чем любопытно! Может быть, ты, Леонид, разберешь?
Леонид спрятал в карман клочок бумаги и предложил:
– Давайте похороним Анода здесь. Он был верным сторожем.
Мы принесли кирки и заступы. На холмик положили тяжелый красивый камень. Симон черной краской написал на камне одно лишь слово: «Анод».
Южное солнце ожесточенно жгло, когда мы, печальные, поднимались к себе на гору.
Вечером Оля шепнула мне новость:
– Получена радиограмма. Степан Кузьмич и я выезжаем в центр. Немедленно. Пойду укладываться. Ах, да!.. В таинственной записке был план нашей станции.
Рано утром, когда фигуры Грохотова, Оли и сопровождавшего их Луки исчезли внизу за деревьями, Леонид, как будто вскользь, сообщил мне:
– Придется преодолевать новые трудности. Не боитесь?
– Не боюсь, – ответила я. – Привыкла, и мне нравится здесь.
Леонид остро взглянул на меня:
– Будем работать не здесь.
– Где же?
– Строится пункт, откуда будут отправляться шаровые.
Период весенних гроз в Саяльском пятигорье кончился. Весенние грозы начинались, как по расписанию, ровно в половине двенадцатого дня по местному времени. Теперь же восточный ветер приносил громадные тучи по ночам. С вечера воздух густел. Становилось душно. Зарницы полыхали в горах, как пожары. А по остроконечным вершинам, ночью бегали разноцветные языки пламени. Но днем грозы прекращались.
Время за работой мчалось незаметно, без всяких происшествий.
Ежедневно Леонид и Симон подолгу разговаривали с кем-то по мощному радиотелефону.
Меня в подробности не посвящали, но я была даже довольна этим. Так было спокойнее. Правда, я знала, что постройка новой, постоянной станции где-то здесь поблизости, в горах, уже подходила к концу.
Однажды Симон сказал при мне Леониду:
– Послезавтра приступят к наружному монтажу.
– Тогда надо подумать, кто будет дежурить в большом гольдере, – отозвался Леонид.
– Где? – изумилась я.
Леонид указал пальцем на пол:
– Там, внизу.
Мне раньше и в голову не приходила мысль о подземных помещениях. Но ведь их здесь не было! Где же они? В другом месте?
Прошла приблизительно неделя.
Как-то Леонид сообщил, что я должна сопровождать его. Я так привыкла к неожиданностям, что не стала даже спрашивать, куда едем.
– Ага, – ответила я.
Мне казалось удобнее быть немногословной, как Симон.
XXVIII. Молнии в плену
Верхом на лошадях мы с Леонидом спускались в Саялы. В лесу встретилось несколько всадников, с которыми Леонид обменялся какими-то фразами.
– Ну, поехали! – весело предложил мне Леонид, кончив разговор. Мы помчались и скоро очутились в Саялах. Там пересели на машину и довольно долго кружили по хорошему, бетонированному шоссе.
– Сейчас мы будем на восточном склоне Чап-Тау, – обмолвился Леонид.
Авто остановилось. В темноте я успела рассмотреть, что стоим у подножия горы. Наверху слышались голоса и горели неясные огни. Мы вылезли из авто. Рука Леонида дотронулась до моего локтя:
– Где вы? Держитесь за меня. Не хочу зажигать фонаря…
Быстро темнело. Но я уже привыкла двигаться по территории станции в полнейшем мраке и смело сказала:
– Идемте.
При отсвете крупных звезд, выглянувших в просвет облаков, я спокойно шагала рядом с Леонидом. Невидимый шофер подошел к авто и стал пробовать мотор.
Мы прошли немного. Скрипнула дверь. По-видимому, Леонид открыл ход, который был ему отлично знаком.
– За мной… Не споткнитесь о порог. Нащупайте его ногой. Благополучно? Ну, мы, кажется, на площадке… Тогда…
Позади с легким скрипом закрылась дверь. И сейчас же ровный, приятный дневной свет поразил меня. Мы находились в красивом вестибюле. Розового мрамора стены окружали площадку, от которой вверх вела широкоступенчатая лестница. Тщетно искала я источники света. Их не было на потолке. Ни люстр, ни ламп, ни свечей. А стены словно сами излучали дневной свет…
– Что это? – могла только прошептать я.
Леонид улыбнулся. Этой улыбкой он задавал мне безмолвный вопрос.
Я всплеснула руками:
– Как замечательно!..
В тот момент мне хотелось говорить самые восторженные слова. Вероятно, лицо мое слишком ясно выразило все эти чувства, потому что Леонид сказал:
– Да, здесь хорошо… Взгляни… те!
Мы поднимались по ступеням в молчании. Леонид снял кожаную кепку, и я видела, что его волосы как будто потемнели.
Собственно говоря, продолговатый, не очень высокий вал, в котором, пройдя нижнюю площадку, мы очутились, не представлял собой на первый взгляд ничего потрясающего. Тот же приятный дневной свет озарял золотистосердоликовые стены. Вдоль них, как в музее, тянулись два ряда белоснежных мраморных столов, образуя довольно широкий проход. На столах покоились полуметровые прозрачные толстостенные колбы. Сначала они показались мне совершенно пустыми.
Леонид остановился посредине зала. Наши силуэты отражались от матовых плит, которыми был устлан пол. Леонид обвел глазами вокруг.
– Мы в помещении большого гольдера. Знаете, что называют гольдерами?
– Нет.
– Гольдер значит «хранилище», – объяснил Леонид. – В газотехнике большие сооружения, содержащие в себе какой-нибудь газ, называются газгольдерами.
– Понятно, – ответила я. – А в этих гольдерах тоже газ?
Леонид посмотрел на меня, чуть сдвинув брови.
– Нет. В колбах содержится то, что до сих пор обычно называли шаровыми молниями.
– Значит, это молниегольдеры? – сообразила я.
Леонид засмеялся:
– Хорошо сказано! Да, да…
Я склонилась над одной из этих цилиндрических колб. Но сейчас же отшатнулась.
Дневной свет в зале вдруг погас, и теперь ряды цилиндров на столах источали тонкое голубоватое сияние. В ближайшем цилиндре я ясно увидела небольшой огнистый шар, совершенно такой же, как тот, что в памятную ночь висел около меня на ветви яблони.
Шар медленно передвигался внутри цилиндра от одного края до другого, потом обратно. Он напоминал мне зверька, запертого в клетке и ищущего выхода на свободу.
Рядом, в другом цилиндре, маленький, с орех, желто-красный шарик прислонился к прозрачной стеколевой стенке и не двигался.
– Шаровые молнии? – пробормотала я. – Как же с ними…
Дальше я не могла говорить от волнения.
Незаметно для меня Леонид снова включил дневное освещение. Теперь я могла по достоинству оценить всю величественную простоту обстановки, всю торжественность геометрических линий, оттенявших изящество архитектуры.
– Этот зал я назвал большим гольдером. А вот как бы индивидуальные гольдеры – для каждой молнии. – Леонид показал на цилиндры. – Мы находимся под новой постоянной станцией. Мы получаем здесь шаровые молнии и будем использовать их. Это «склад» шаровых. Все стеколевые гольдеры, как видите, заряжены. Сегодня вам придется дежурить здесь. Не боитесь? Признаться, у меня сейчас доверенных лиц, кроме вас, нет никого…
Это было правдоподобно. Я хотела было упомянуть о других работниках института, но Леонид уже ответил, не дав мне раскрыть рта:
– Оля и Степан далеко… Поджидаю Симона. Он ведь едет следом за нами. Но мы с ним будем сегодня работать наверху.
Леонид прошел по залу, проверяя стеколевые хранилища. У него блестели глаза. Вдруг он повернулся ко мне на каблуках:
– Итак, не боитесь?
– Нет.
Мне очень хотелось выполнить его поручение.
– Ваше дежурство кончится к утру…
