Удел сироты - Бюттнер Роберт (читать книги онлайн полностью без регистрации .TXT) 📗

Я огляделся. Мы занимали большую часть салона. Стюард предложил нам предвзлетный кофе. И, что много лучше, тайленол [46] в порошке.

Самолет завибрировал, когда включились двигатели. Я вздрогнул от их рева, так как каждый рывок болью отзывался в моей голову.

– Ты же не станешь блевать? – нахмурилась Пигалица.

Я покачал головой.

– Не собираюсь… Но почему Египет?

– Каир – культурная столица исламского мира, – встряла Твай. – Тут ничего не изменилось. Если мы убедим Египет относительно наших планов, то мы убедим все страны третьего мира.

Как или иначе, но воротничок форменной блузки класса-А у Пигалицы был застегнут. Она одела штаны, а не юбку, а волосы ее прикрывал берет.

– Она помогла создать тебе этот образ? – спросил я Пигалицу, кивнув в сторону Твай.

– Лейтенант Муншара-Мецгер не нуждалась в моей помощи, – Твай наклонилась вперед и встряхнула с моего ворота часть порошка, который я просыпал.

Лейтенант? Я покосился на воротничок Пигалицы. Изменения были очевидны, только я их сразу не заметил.

– Тебе вернули лейтенантские нашивки!

Когда Пигалица служила в египетской армии, она находилась в офицерском чине. Все добровольцы вроде нас отказывались от званий и принимали понижение в звании как условие приема в Экспедиционные силы Ганимеда.

Минчикен потерла свою медь на воротнике большим пальцем и улыбнулась.

– Как бы то ни было, Египет до сих пор мусульманская страна, – встряла Твай.

По крайней мере, Твай не заставила Пигалицу одевать мешок с дырками для глаз. И то хорошо.

– Она должна быть на высоте, – продолжала Твай. – Но если она окажется ниже в чине, чем был отец ребенка, мы можем не договориться с исламскими фундаменталистами.

Я посмотрел на Твай, которая набросила себе на волосы черный шарфик.

– А почему бы вам самой не вести эти переговоры. По-моему мы уболтаете кого угодно.

Твай сморщила носик.

– Мусульманский мир не станет слушать еврейскую девушку.

У меня от удивления брови поползли на лоб. Я и не подозревал, что темноглазая Руфь Твай – еврейка. Я прожил с Ари Клейном бок о бок больше двух лет, и меня никогда не заботило то, что он – еврей. Расизм – еще одна причина, по которой я не хотел заниматься политикой.

Я сохранил свои звезды ради PR, а не потому, что я реально собирался занимать такой пост. Я поддерживал все политические уловки Твай, словно Макиавелли, даже не зная в чем там дело. Однако факт, что я до сих пор в своем звании успокаивал меня. Может быть, в каждом из нас сокрыт маленький исламский фундаменталист.

– Стюарт, пожалуйста, приготовьте кабину к старту, – пропел интерком.

Моторы взревели, и кабина стала вибрировать. Уди посмотрел на меня выпучив глаза. Губы малыша дрожали.

Я улыбнулся ему.

– Все в порядке.

Уди нахмурился.

– Мы в безопасности, – уверил я его и погладил по голове.

Он улыбнулся в ответ, а потом весь сжался, когда мы рванули вверх, взлетая.

Я повернулся к иллюминатору, и стал разглядывать пятно Флориды. Рядом со мной, подражал реву машин Уди. Его щеки раздулись. Я вновь обнял его. Если я говорю кому-то, что он в безопасности, этот человек должен мне верить. Так должно быть. Разве нет?

Ускорение вжало меня в подушки кресла, и Уди сам сжал мою руку, когда ракетный двигатель, установленный под фюзеляжем самолета понес нас ввысь и вдаль над Атлантикой.

Ракетные двигатели разгоняли самолет до сверхзвуковой скорости.

Самолет подпрыгнул, словно автобус, на всей скорости налетевший на кочку. Уди еще крепче вцепился в мою руку.

Потом откуда-то с потолка донесся голос пилота:

– Не волнуйтесь это был запланированный толчок. Он случается всегда при отключении реактивного двигателя. Через минуту вы почувствует, как мы войдем в воздушную волну, которая сейчас движется перед нами. Как только мы «оседлаем» эту волну, вы сможете свободно перемещаться по салону. И если говорить точно, то к тому времени мы будем уже в трехстах километрах к востоку от побережья Флориды.

Я посмотрел на свои наручные часы и присвистнул. Мы летели всего пару минут. И мы еще не набрали полной скорости.

Я вновь повернулся к иллюминатору. Голова у меня была по-прежнему тяжелой как от ускорения, так и от последствий пьянки, случившейся накануне. Под нами клубился вялый туман атмосферной пыли – последствие удара слизней. Впереди горизонт закруглялся. Небо было цвета индиго. Я не вернулся в космос, но находился рядом с ним.

Стюард поспешно предложил нам закуски. Твай покачала пальцем и тут же всучила мне протеиновую палочку. Однако в этот раз ей не о чем было беспокоиться. После утренней поездки в лимузине, ускорения в несколько «g» и вчерашних возлияний, у меня не было никакого желания питаться. Мне казалось, что я больше никогда не буду есть.

Только стюард убрал апельсиновые корки за Уди, как ускорение вновь навалилось на меня. К этому времени, начал действовать тейлинол. Сахара распростерлась под нами, словно персидский ковер, покрытый дюнами-морщинками. Но только он был монохромно охровым.

Пигалица наклонилась вперед и показала на далекую серебристую ленту, змеящуюся по безжизненному ковру песка.

– Нил. Пять тысяч лет назад жизнь в этих краях была только на берегах Нила.

Я вспомнил то, что читал в детстве. Нил питал пустыню. Каждую весну она расцветала, когда река выходила из берегов. За тысячелетие аграрных работе миллионы, что жили на его низких берегах, с радостью приветствовали наступающие воды.

Никто не знал, сколько кварталов Каира испарилось во время удара. Перепись населения в Каире говорила, что население уменьшилось на несколько миллионов, но согласно египетской пословице: «Каир будет стоять, пока будет течь Нил». Народ, история которого насчитывает пять тысяч лет, любит подобные пословицы.

Нил, дающий жизнь, проходил через самое сердце Каира. Южная стена кратера, возникшего в результате бомбардировки, дамбой перегородила реку, устроив наводнение. Первый раз со времен фараонов Нил обмелел. Правительство и средства массовой информации в Каире, которые могли бы предупредить население и организовать эвакуацию, исчезли во время удара.

И поток, хлынувший в город, смыл более миллиона жизней. По большей части погибали дети, их маленькие спящие тела уносил поток…

Я крепче обнял Уди.

Мы приземлились на посадочной полосе, расположенной за пределами пригорода того поселения, что теперь носило название Каир. Я на руках отнес Уди вниз по трапу. Пигалица плакала. Дедушка и бабушка Уди, а так же шесть его тетушек исчезли в один миг во время удара…

Посадочная полоса на которую мы опустились, была вырыта бульдозерами прямо посреди пустыни, и, выходя из самолета, мне пришлось прикрывать глаза от песка, который нес ветер.

Идущая впереди меня Твай, вытянула руки по швам и присвистнула.

У меня аж челюсть отвисла. Прямо перед нами поднимались пирамиды.

Пигалица остановилась рядом со мной, вытирая слезы.

– Те, кто здесь не был, не ожидают, что окажутся так близко к Каиру.

Да, это был Каир. И пирамиды стояли по-прежнему неподвижные и безмолвные.

– Египтяне говорят: «Весь мир боится времени, но время боится пирамид». Добро пожаловать в Египет. Я – Гаджи, – наш гид, усатый египтянин, чья улыбка сверкала золотым резцом, подкатил нашу машину выкрашенную в голубой цвет ООН – дизельный реликт, который он назвал «Хаммером» [47]. На таких машинах люди ездили в далекой древности. Моя голова мотнулась назад, когда «Хаммер» рванул с места, а потом – вперед, когда гид переключил коробку скоростей. Гаджи явно было наплевать на красоты древности.

Время которого сами пирамиды должны бояться – время, проведенное в «Хаммере». Эта машина ехала словно телега, запряженная волами. Я понял это после того, как Гаджи загнал наш «Хаммер» в яму грязи, и нам и в самом деле пришлось пересесть на повозку с волами. Это путешествие с Твай показало мне, что большая часть стран испытывала недостаток в технических специалистах и именно поэтому не могла строить космические корабли.