Страхи академии - Бенфорд Грегори (Альберт) (версия книг .txt) 📗

Разговоры. Странные незнакомцы, как видно, не обращали на Жанну никакого внимания, хотя она совершенно ясно слышала, как они переговариваются между собой — точно так же, как иногда разговаривали между собой ее голоса. Жанна слушала их недолго — лишь до тех пор, пока не убедилась, что эти люди ни словом не обмолвились о благочестии Франции — а следовательно, ничего стоящего в их речах и быть не может, и слушать их не стоит.

Звуки. Они исходили откуда-то снаружи. Это было похоже на грохот железной реки самодвижущихся карет. Сперва Жанна очень удивилась — но почему-то эмоции быстро развеялись, угасли.

Долгий взгляд, далеко-далеко…

Жемчужная мгла скрывала далекие шпили цвета слоновой кости. В этом густом тумане очертания шпилей походили на оплавленные верхушки церквей.

Что же это за место такое?

Наверное, это видение, ниспосланное ее возлюбленными голосами. Но может ли подобное видение быть святым?

Вон тот человек, что сидит за соседним столиком, — ну никак не ангел, несомненно. Он ест яичницу-болтунью, причем через соломинку.

А эти женщины — просто отвратительное, безвкусное, развратное изобилие мясистых грудей, бедер и ляжек, бесстыдно выставленных напоказ! Они пили красное вино из необыкновенных прозрачных бокалов, подобных которым Жанна не видела даже при королевском дворе.

Эти странные люди, похоже, питались летающими в зале облачками вязкого, но нежного, полупрозрачного тумана. Одно такое облачко как раз проплывало мимо Жанны. От него приятно пахло жареной говядиной под луарским соусом. Жанна вдохнула дымок — и неожиданно ощутила, что как будто попробовала кусочек сочного, вкусного мяса.

Неужели это — небеса? И здесь можно насыщаться, не трудясь в поте, лица своего?

Но нет! Последний приют душ не может быть таким… таким плотским. И таким возмутительно волнующим. И таким непристойным, приводящим в смущение.

Некоторые люди держали во рту тонкие палочки с огоньком на конце и время от времени выпускали изо рта дым — это настораживало. При виде плавающих вокруг клубов дыма сердце Жанны сжалось и тревожно забилось — хотя запаха дыма не чувствовалось и жар огня не выжигал ей глаза и не сушил гортань.

«Огонь, огонь! — думала Жанна, и сердце ее бешено колотилось, едва не выпрыгивая из груди. — Что это было?..»

Она увидела странное создание, с ног до головы закованное в подобие пластинчатых доспехов, — это создание катило перед собой тележку с едой и напитками, и определенно направлялось к Жанне. «Яд! Несомненно, подосланный врагами, предателями Франции!» — метнулась мысль в сознании Жанны, и рука девушки тотчас же потянулась к верному мечу.

— Через минутку я подойду и к вам, — сказало закованное в доспехи создание, катя свою тележку мимо Жанны, дальше, к другому столику. — У меня всего четыре руки, я не могу успеть ко всем сразу. Имейте же терпение!

«Выходит, это таверна», — подумала Жанна. Какая-то странная таверна, хоть здесь и не видно входа в жилые комнаты. И еще… Жанна только сейчас вспомнила. Да, правильно, она должна здесь с кем-то встретиться… С неким джентльменом?

Верно. С вон тем джентльменом — высоким, костлявым пожилым мужчиной. Он гораздо старше Жака Дарка, ее отца. И он единственный в этом странном месте, кроме нее, кто выглядит почти нормально.

Что-то в его одежде напоминало пышных щеголей, каких Жанна видела при дворе Великого и Истинного короля Карла. Снежная белизна завитых в густые кудряшки волос этого господина резко контрастировала с темно-фиолетовой лентой, повязанной на шее. На нем были узкие ярко-красные бархатные панталоны до колен, длинный камзол из коричневого атласа с цветной вышивкой, из рукавов выглядывали пышные кружевные манжеты, на ногах — белые чулки и изящные замшевые туфли.

«Глупый, надутый индюк-аристократ», — подумала Жанна. Придворный хлыщ, который привык разъезжать в каретах и не умеет даже прилично держаться на коне, не говоря уже о том, чтобы сражаться в священном бою за веру.

Но долг есть долг. Король Карл повелел ей идти вперед — и она пойдет вперед!

Жанна поднялась со своего места. Боевые доспехи вдруг показались ей непривычно легкими. Она почти не чувствовала веса толстых кожаных пластин, прикрывавших тело и спереди, и сзади, и веса прочных железных наручей, которые защищали руки до локтей и не мешали свободно управляться с мечом. Никто из присутствующих не обратил ни малейшего внимания на поскрипывание кожи и легкое бряцание металла.

— Это вы — тот господин, с которым я должна встретиться?

Мсье Аруэ?

— Не называйте меня так! — фыркнул нарядный господин. — Аруэ — так звали моего отца. Это имя косного ханжи — а я вовсе не ханжа. Меня уже давным-давно так не зовут.

При ближайшем рассмотрении господин уже не казался древним стариком. Жанну ввели в заблуждение его белоснежные волосы, которые оказались накладными, притом густо напудренными, а фиолетовая лента у шеи удерживала парик на месте.

— И как же мне вас называть? — Жанна удержалась от того, чтобы выразить свои чувства грубыми словами, которым она выучилась у товарищей по оружию. Демоны ада подзуживали ее, заставляя эти слова дрожать на кончике языка, но Жанна все же превозмогла искушение и смолчала.

— Я — поэт, драматург, историк. — Напудренный господин наклонился вперед, лукаво подмигнул Жанне и прошептал:

— Меня называют Вольтером. Я — вольнодумец. Король философов.

— Кроме Небесного Владыки и Его Сына, я называю королем лишь одного человека. Карла Седьмого из дома Валуа. И я буду называть вас Аруэ до тех пор, пока мой царственный господин не велит мне называть вас иначе.

— Милая моя pucelle [1] , твой Карл давно мертв.

— Ложь!

Господин в парике взглянул за окно, на повозки, беззвучно влекомые незримыми силами вдоль дороги.

— Присаживайся… присаживайся и успокойся. Не только Карл — еще и многое, многое другое безвозвратно кануло в прошлое. Сядь. И позволь мне подозвать вон того забавного официанта.

— Вы знаете меня? — По велению голосов Жанна отреклась от имени, данного ей отцом, и стала зваться " La Pucelle ", Девой.

— Да, я хорошо тебя знаю. Во-первых, ты жила за несколько столетий до меня, и я написал о тебе пьесу. Кроме того, у меня сохранились весьма любопытные воспоминания о беседах с тобой в неком своеобразном месте… — он нахмурил брови и покачал головой. — Кроме моего костюма — он великолепен, не правда ли? — ты здесь единственное, что мне знакомо. Ты и еще эта улица. Однако должен признаться, что ты выглядишь гораздо моложе, чем я себе представлял. А улица… она, похоже, гораздо шире той, что была раньше. И у них, наконец, дошли руки ее как следует вымостить.

— Я… Я не понимаю…

Пожилой господин указал на вывеску с названием гостиницы: «Aux Deux Magots» [2] .

— Мадемуазель Лекуврер — знаменитая актриса, более известная как моя любовница… — Вольтер подмигнул. — Ты краснеешь — как это мило!

— Я совершенно ничего не знаю о таких вещах! — с гордостью заявила Жанна. — Я — Дева!

Вольтер сморщил нос.

— Никак не могу уразуметь — почему люди так гордятся столь неестественным состоянием?

— А я представить себе не могу, почему вы так одеты.

— Услышь вас мой портной, он бы смертельно обиделся. Однако позволь обратить твое внимание, милая моя Дева, что не я, а как раз ты, упорствуя в своем желании одеваться, как мужчина, лишаешь почтенное общество одного из самых пристойных и невинных удовольствий.

— За свое упорство я заплатила сполна, — отрезала Жанна, вспомнив, что епископы проклинали ее за ношение мужской одежды так же яростно и непримиримо, как и за ее святые голоса.

Можно подумать, в неудобном и громоздком наряде, приличествующем ее полу, Жанна смогла бы победить под Орлеаном проклятого герцога-предателя, продавшегося англичанам! Или повести три тысячи рыцарей в бой при Жарго, и Менге-на-Луаре, и Божанси!.. В то лето победоносных сражений она, ведомая своими голосами, все сделала совершенно правильно.