Тварь непобедимая - Тырин Михаил Юрьевич (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
– А вы, девушка, значит, в химчистке работаете? – продолжал беседу Донской.
– В парикмахерской.
– Честно сказать, не люблю ходить в парикмахерские. Там всегда морочат голову глупыми вопросами: «Тут снимать или не снимать? Пробор здесь или здесь?» Откуда я знаю, где должен быть пробор, – ты ж мастер, ты со стороны все видишь...
– Честно сказать, – не осталась в долгу Светлана, – я тоже не люблю клиентов, которые даже не знают, где у них должен быть пробор.
– Сдаюсь. Давайте, что ли, знакомиться. Я – Андрей, а это – Гриша. Он тоже работает в парикмахерской. Он – председатель совета директоров парикмахерской номер восемь, знаете такую? А я его шофер и телохранитель.
– Врете, – сказала Светлана и чуть улыбнулась из вежливости.
– Правильно, врем. На самом деле мы из бюро добрых услуг. Целыми днями катаемся по городу и подвозим опаздывающих граждан. Я машину веду, а Гриша пассажиров развлекает, истории рассказывает, куплеты поет. Видите, какой он у нас общительный?
– Пока не очень.
– Гриша, а ну, спой девушке частушки, а то она не верит.
– А не боишься, что от смеха в фонарь врежешься?
– Вот видите, какой веселый... Пашка! А скажи-ка нам, как маму зовут?
– Зачем? – задал мальчик недетский вопрос.
– Как – зачем?! Нам же отчитываться за добрые услуги! Вот спросит меня начальник, кого сегодня подвозили. А я скажу – Пашку и его маму. Как маму-то зовут?
– Светлана меня зовут, – ответила девушка, чтоб не вмешивать ребенка во взрослый разговор.
– Гриша, не забудь занести в журнал, – озабоченно произнес Донской.
Григорий совсем не был сейчас настроен на шутки, болтовню и флирт, поэтому только едва заметно кивнул.
– А вот и химчистка, – сказал Донской, прижимая машину к тротуару.
– Спасибо, – поблагодарила Светлана и взялась за сумку. – Сколько я вам должна?
– Вы должны нам ласково улыбнуться, – охотно ответил Донской. – Постойте, а разве мы дальше не едем? Вам же еще куда-то.
– Нет, спасибо, – замотала головой Света. – Тут уже близко, мы дойдем.
– Да нет, что вы! – запротестовал было Донской, но девушка уже вытащила из салона сумку и ребенка. Прежде чем уйти, она улыбнулась. Ласково, как и просили.
– Хороша куколка, – вздохнул Донской, выруливая на проезжую часть. – И ведь не замужем.
– С чего ты взял?
– А что, не видно? Какой-то дядя Валера-вертолетчик... Ты-то чего молчал, как пень? Мог бы поддержать диалог.
Григорий некоторое время молчал.
– Ты не обижайся, Андрей, – сказал он наконец. – Но я не пойму: ты издеваешься или дураком прикидываешься?
Тут настала очередь Донского задуматься.
– Наверно, дураком прикидываюсь, – решил он. – А теперь ты скажи: ты и в самом деле считаешь, что сегодня понес невыносимо тяжелую утрату?
– Да! – не задумываясь ответил Гриша. Но потом добавил: – Не знаю.
– А ты подумай. Ах, извини, влюбленным мысли неподвластны! Давай я за тебя подумаю. Скажи мне – ты давно свою художницу последний раз видел?
– Не очень, – с ходу ответил Григорий, но тут же понял, что, пожалуй, давно. – Месяца три.
– И ты думал, – продолжал Донской, – что молодая здоровая баба все это время никого перед сном не целует, кроме плюшевого мишки? Гриш, я удивляюсь, как ты не стал реалистом, проработав несколько лет в «Скорой». Там все такие наивные?
– Что значит «наивные»? Верить близкому человеку – это уже наивность?
– Да ладно, перестань... Просто знаю я этих художниц.
– Что, интересно, ты знаешь?
– Да ведь им, чтоб рисовать, адреналин нужен! Я с этой публикой встречался, ребята они веселые, но...
– Что «но»?
– Хочешь, расскажу? Знаю, например, одного парня, который свои картины задницей рисует. Пьет красители с фенолфталеином, потом присаживается над холстом – и водит анусом взад-вперед. Еще одна художница, тоже москвичка, устроила выставку своих выделений. Расставила баночки – в одной моча, в другой – сопли, в третьей – гной из ушей. И все культурно, на полочках, с табличками. И ведь огромные деньги за это получают!
– Ну, есть извращенцы...
– Нет, Гриша, что ты! Это называется не извращенцы, а концептуалисты! Хочешь, еще про них расскажу?
– Зачем? Я не понимаю, при чем тут задница, гной, извращенцы...
– Что ты можешь противопоставить им? Чем ты свою Оксану здесь удивишь – обходом кинотеатров? Или кафе-мороженым? Ты ведь для нее нудный парень, согласись. Днем – работа, вечером – книжки, писанина... Художница тебе не пара, ты червяк книжный, а они все – гении! Ты хоть раз видел гения, который меньше двух раз состоял в браке? Ну, кроме Ленина, конечно...
– Да дело не в браке...
– Ладно уж, молчи! Ты же сам все давно понимаешь, не дурак ведь, а признаться боишься. Разве не так?
Григорий промолчал.
– А вот скажи мне еще одну вещь, – безжалостно продолжал Донской. – Ты сам-то как эти месяцы жил? Любовь до гроба – это одно. А ведь работаешь в здравоохранении – кругом молоденькие козочки в белых халатиках. Улыбаются, глазки строят, попками крутят... Ты ничего не чувствуешь, ты железный?
– Не железный. Чувствую.
– Та-ак. И что делаешь?
– Что чувствую, то и делаю. Приходится...
– Ах ты несчастный! Приходится ему... Представляю, как ты мучаешься, бедный мальчик. Гриша, пойми – жизнь любит реалистов. А почему ты сегодня так рассопливился, я легко сказать могу.
– Ну-ну.
– Это все равно что кошелек с пятью рублями украли. Вроде и не жалко, а обидно, что кто-то на твою пятерку сейчас пойдет пиво пить. Была у тебя девочка-конфетка, а какой-то хмырь взял да и скушал. Ты согласен?
– Ты несколько упрощенно понимаешь мир.
– Зато ты любишь сложности! Загляни в себя, только реально, и реши, что ты на самом деле чувствуешь.
– Чувствую себя как после вскрытия. Ты меня так располосовал, что кусков не соберешь.
– А ты как думал! Лечение – это иногда больно.
– Эффективно лечишь. Все правильно, жизнь продолжается. Мне бы теперь сходить в кабак или в публичный дом, развеяться.
– Этот вариант мы уже обсуждали и отвергли. Давай-ка лучше дождемся Костика – у него дежурство до десяти – и закатимся в сауну. Посидим, пивка попьем, поговорим. Глядишь, и дышать начнешь свободнее.
Гриша неопределенно качнул головой.
– Нет, если хочешь, отвезу тебя домой. Сиди там один, пускай слюни, грызи батарею... Или в сауну?
– В сауну, – сказал Гриша. – Гулять так гулять.
– О! – радостно воскликнул Донской. – Жизнь налаживается!
Некоторое время он молчал, глядя на дорогу с непонятной улыбкой.
– Гриш, а все-таки хороша девочка Света, а? – произнес он. – И чего ты, дурак, телефончик у нее не попросил?
Григорий промолчал. Хотя в мыслях он был совершенно согласен с Андреем. Девушка в самом деле была очень хороша. Более того, сейчас она, а не Оксана стояла у него перед глазами.
Вначале был страх. Выплывая из беспамятства, Луков не испытывал ничего другого. Все пропало – свет, тепло, боль, голод, радость, память, мысль. Вначале был один лишь ледяной, ничем не объяснимый страх.
И от него нельзя было скрыться. Даже пошевелиться Луков не мог – он не чувствовал тела. Оно словно растворилось в гигантском океане, распалось на эфирные частицы, которые невозможно снова собрать и заставить действовать.
Он кое-что помнил. Как мела метель, как он шел по улице, жмуря глаза, и как занимал очередь в пивной. Все это было, хотя и очень далеко... А дальше...
Он не мог объяснить самому себе, что произошло. Раньше такого никогда не было. Сгустилась тьма, краски мира поблекли и поплыли друг на друга. Показалось, что земля под ногами становится мягкой, топкой, будто тает. И в эту холодную серую мякоть он стал погружаться.
Что это – смерть?
Он беспомощно уходил все глубже, глубже, стены пивной были как в тумане. Тяжелая завеса опускалась на глаза, отрезая Ивана Сергеевича от света. И никого рядом, кто мог бы вытащить, встряхнуть, развеять удушливый туман. Холод, полумрак, быстрые тени. Воздух стал густым, он совсем не приносил жизни. Твердь под ногами распадалась все быстрее, и вскоре Луков почувствовал, что падает.
