Тайна инженера Грейвса - Тупицын Юрий Гаврилович (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
— Может быть, вы пригласите своего друга в нашу компанию?
— Нет-нет, — поспешно сказал Рене, — я не одет. И, как бы вам сказать, не та ситуация, чтобы принять ваше любезное предложение.
Гильом слегка поклонился и повернулся к молодой женщине:
— Элиза…
Но она быстро и решительно его прервала:
— Извините, э-э, мсье Гильом. Сделаем так: вы поезжайте, а я приеду в казино попозже. Рене меня проводит.
— Боюсь, что это не совсем благоразумно.
— Это благоразумно! Мы не виделись десять лет!
Гильом вздохнул:
— Но куда вы направитесь?
Элиза повернулась на каблучке, взгляд ее остановился на открытой двери кафе.
— Вот сюда.
— Боюсь, что это не совсем благоразумно, — с расстановкой повторил Гильом.
Рене, у которого было время оценить обстановку и принять решение, понял, что наступило время для активных действий.
— Вы можете не беспокоиться, мсье Гильом, я сумею позаботиться об Элизе. — Он помедлил и добавил: — Я не азартный игрок и не турист-бездельник. Я представляю здесь интересы фирмы Невилла.
Рене играл наверняка. В Монако целая коллекция филиалов всемирно известных банков, фирм, компаний. Дело в том, что в этом княжестве нет подоходного налога, и хотя существует множество барьеров, ограничивающих деловую жизнь в Монако, сильные мира сего умеют их преодолевать — выгодно! Взгляд Гильома если не потеплел, то оттаял. Он слегка развел руками:
— Очень прошу вас, Элиза, недолго.
И, молча поклонившись, направился к машине, возле которой уже стоял полисмен, с южной экспансивностью выговаривающий что-то шоферу. Вслед за «Серебристой тенью» тронулся и золотистый «аванти». Когда он проползал мимо, в опущенном окне показалась голова молодого мужчины.
— Вы покидаете нас, миссис Бадервальд? — прозвучал шутливый вопрос.
— Покидаю, но ненадолго!
Элиза помахала вслед золотистой машине и живо повернулась к журналисту:
— Наконец-то мы одни. Вы рады?
Рене молча поцеловал ей руку.
Кафе было маленьким, и отдельный свободный столик Рене удалось организовать не без труда. Торговали тут главным образом кондитерскими изделиями и кофе, да еще недорогими марками ликеров и коньяков. Но Рене удалось заполучить бутылку «Клико».
— Вы умница! За нашу встречу нужно обязательно выпить шампанского, блестя глазами, сказала Элиза.
Она понемногу отпивала шампанское, грызла сухие бисквиты, бросала беспорядочно фразы о том о сем и как-то странно посматривала на Хойла, будто видела его впервые.
— Я сильно изменился?
— Вовсе нет! — горячо проговорила Элиза, вдруг погрустнела, но тут же засмеялась и положила на его руку свою холодную ладонь. Рене невольно обратил внимание на массивное обручальное кольцо. Молодая женщина перехватила его взгляд.
— Да, я замужем, Рене.
— Догадываюсь. Миссис Бадервальд?
Она утвердительно кивнула.
— Все говорят, что мне повезло. Мне и правда повезло. Муж меня боготворит. Я объездила почти весь свет и имею все, что только пожелаю. Она говорила об этом так, словно саму себя старалась убедить, что это хорошо.
— Мсье Гильом и есть ваш муж?
Элиза откинулась на спинку стула и расхохоталась так звонко, что за соседними столиками оглянулись.
— Не смешите, Рене. Мой муж младший, третий сын Бадервальдов, ему всего тридцать два года.
— Тех самых Бадервальдов?
— Тех самых. — Она сказала об этом и с гордостью, и с какой-то странной неожиданной грустью. Впрочем, пестрота настроения, быстрые переходы от веселья к печали всегда были ей свойственны и всегда придавали ей особое очарование.
— А мсье Гильом — это вовсе не Гильом. — Она вдруг закусила губу и засмеялась. — Вы не рассердитесь, если я не скажу его настоящее имя?
— Что вы, Эли!
Он назвал ее уменьшительным именем, так, как он называл ее десять лет назад, совершенно машинально, но глаза-вишни миссис Бадервальд вдруг подозрительно заблестели.
— Ах, Рене! Я уже давно не Эли. — Она отпила глоток и улыбнулась. Помните, как мы прятались от дождя? Сначала под сосной, но куда там! Тогда мы перебежали под елку. Там было сухо, только мы все были уже мокрыми.
— Конечно, помню. — Он солгал, и не из расчета, ему просто не хотелось ее огорчать.
В тот год Рене гостил на вилле у студента-сокурсника из не очень богатого, но аристократического семейства. Сначала он чувствовал себя там неловко, своего рода гадким утенком. Аристократическое семейство приняло Рене холодновато, но общая культура в соединении с природным юмором и ненавязчивостью сделали свое дело. Немалую роль сыграло и то, что Рене прекрасно плавал, неплохо играл в теннис и отличался незаурядной силой, что в сочетании со знанием приемов каратэ давало ему неоспоримое физическое превосходство, о котором все догадывались, но которое он никогда не использовал. Понемногу Рене стал желанным участником всех молодежных развлечений и начал пользоваться успехом у девиц и даже зрелых матрон. Особенную настойчивость, не стесняясь присутствия ревнивого мужа, проявляла старшая сестра его студенческого товарища. Обижать ее Рене не хотелось, ответить ей взаимностью он не мог и не желал. Чтобы как-то выйти из этого довольно смешного затруднения, он стал уделять внимание девушке-подростку, которой только что исполнилось пятнадцать лет. Их дружба, добропорядочная и невинная, доставляла обоим немало приятных минут и в то же время служила Рене надежным щитом против более серьезных и определенных притязаний. К сожалению, дело кончилось тем, что девочка, а это была Элиза, все-таки влюбилась в него, хотя призналась в этом только накануне отъезда. Впрочем, почему «к сожалению»? Рене всегда вспоминал об этой милой, красивой, хотя и капризной девочке с удовольствием и некоторой грустью.
— Знаете, Рене, я ведь дважды в вас влюблялась.
Хойл откровенно удивился, и Элиза, заметив это, с торжеством повторила:
— Да-да, дважды. Та, детская любовь, забылась. Я ведь пользовалась успехом, у меня было много поклонников. А потом, — она опять отпила глоток шампанского, — когда начались объятия и поцелуи, когда, попросту говоря, меня пытались совратить, я снова вспомнила о вас. Я поняла, каким вы были джентльменом и чудесным товарищем. И я снова влюбилась в вас, уже заочно.
Разглядывая Рене, она тихонько засмеялась.
— А помните, как я плакала? Из-за того, что одна девушка отлично играет в теннис, другая — хорошо поет, третья — прекрасно танцует, а я ничего, ну ничего не умею, да и учусь-то кое-как. А вы сказали мне, что я красива и это — самый крупный талант, что пение и танцы любят не все, а красота покоряет всех. Помните? Я запомнила эти слова на всю жизнь.
И вдруг, и это было для нее характерно, круто сменила тему.
— У меня все есть, Рене, кроме любви. Я уважаю своего мужа, но не люблю его. Не думайте, я не какая-нибудь дурочка. Я ценю свое положение и даже ради самой пылкой любви не соглашусь потерять его. Женщины, которые теряют от мужчин голову, кажутся мне глупыми и даже мерзкими, животные, а не люди. Но иногда, — ее глаза-вишни наполнились было слезами, но она справилась с собой, — иногда, Рене, я чувствую себя несчастной. Впрочем, что это я о себе и о себе? А вы, Рене, вы стали деловым человеком?
Хойл поставил на стол пустой бокал.
— Делами я занимаюсь попутно, Эли. Вообще же я журналист и, говорят, не такой уж плохой. Просто мне не хотелось говорить об этом при мсье Гильоме.
— И правильно! Он такой странный.
— А делец я не такой уж удачливый. — Рене избегал глядеть на Элизу: он начал игру, а играть с друзьями, даже полузабытыми, неловко, если даже это вызывается жесткой необходимостью.
Лицо Элизы приобрело озабоченное выражение.
— У вас неприятности?
— Пусть это вас не беспокоит, миссис Бадервальд.
Краем глаза Хойл заметил, что она и обеспокоилась и рассердилась.
— Если бы вы знали, как часто ко мне пристают со всякого рода просьбами! Рене, милый, прошу вас! Может быть, я сумею вам помочь? Нужны деньги?
