Меч Вседержителя - Петухов Юрий Дмитриевич (читать книги онлайн бесплатно полностью без txt) 📗
– Нет! – в бессилии прохрипел Иван. – Я проклят навеки. Ты мучаешь меня. Уходи!
Еле заметная улыбка раздвинула уста Небесного Воителя. И он снова коснулся своей рукой Ивана, возложил ее на вздрогнувшее плечо, сжал.
– Ты мой воин. И ты исполнил то, что тебе надлежало исполнить. Не терзай себя сомнениями. Пойдем! Он ждет тебя!
Иван сполз с каменной плиты, медленно, пятясь и не спуская взгляда с Архистратига, отошел к сырому камню, забился в угол. Он не должен был идти к Свету, не имел права! Он, свершивший черное дело, сгубивший свою душу.
– Нет! – выдавил он в отчаянии. – Ты… ты заставил меня поверить, ты дал мне силы, благословил на то, что случилось. И ты обманул меня. Ты бросил меня! Уходи!
Если бы он мог, он разбил бы плиты, прожег бы землю, прорвал бы все пространства и измерения, чтобы провалиться туда, откуда его вынесло на Свет Божий неведомой и благой силой. Вниз! В преисподнюю! Там его место! И нет прощения, не может его быть. Не может!!!
Небесный Воитель своими стальными немигающими глазами смотрел прямо в душу. И бились на ветру его разлохмаченные пепельнорусые волосы, развевался длинный белый плащ с алым подбоем. И не было в его глазах ни гнева, ни раздражения, ни обиды. Свет стоял в них.
– Ты не свершил ни единого греха, за который следовало бы просить прощения, – промолвил он, – кроме… кроме одного – ты оказался слабым духом, ты сам ушел из жизни, не тобою дарованной. Ты не имел права обрывать ее. Ты не имел права верить никому. Ни-ко-му! Ибо сказано было тебе: Иди, и да будь благословен! Ты же, отринувши силы всеблагие и пресветлые, поддавшись видимости телесной, но не духовной, узря кровь и страдания подобных тебе, не выдержал, попал в прельщение искушающих тебя и в последний час свой ушел от исполнения возложенного на тебя… Но ты исполнил все. Ты успел. Тебе не было открыто дальнейшее. И потому ты не там, во Мраке, но здесь, у подножия Света. И не нам решать судьбу твою и мерить грехи твои. Ты был одним из нас, ты был воином нашим – воином Небесного Воинства в земных пределах. И мне нечем укорить тебя. Каждый воин бьется, пока достает ему сил, а потом он бьется сверх силы своей… Ты бился до последнего. И ты не победил. И судить тебя будут Там. Пойдем, Он ждет тебя!
Будут судить? Там? Иван чуть подался вперед. Он бился до последнего? Сверх силы своей?! И поддался прельщению, искушению бесов? Но какое же здесь прельщение! какое искушение, если погибла Земля, погибает человечество, силы тьмы проникли в миры Света и упиваются кровью жертв, это он ускорил их приход! это он не смог остановить их! Так почему же не изгоняют его, но призывают? Ты не свершил ни единого греха… Они просто не знают, не ведают! Нет, глупости, бред… Там знают и ведают все. И пусть он негодяй, преступник, черная душа. Его зовут Туда. И он должен идти!
– Пора!
Архистратиг простер светлую длань к Ивану.
И тот коснулся ее своей дрогнувшей рукой.
Свет пришел сразу. Не было ни пути, ни дороги, ни перемещений. Исчез куда-то могучий и печальный витязь. Исчезли своды, стены, плиты, гробницы. Все прежнее растворилось и ушло в никуда, оставив истинное, подлинное, единственное сущее в Бытии.
Иван стоял в светлой и пустой комнате, совсем небольшой – белые, окутанные чуть клубящейся дымкой стены были рядом: пройди пару шагов, протяни руку… Он так и сделал, но стена отдалилась ровно на столько, на сколько он приблизился к ней. Повторять Иван не стал. Он и так знал, здесь нет стен, и нет комнат, и даже сверкающих и блещущих залов здесь нет, тут все иначе, и мерки здесь иные… а стены – для него, чтобы он не ощущал себя совсем чужим в чужом мире. Но он и не испытывал подобного ощущения. Он жил в эти мгновения иным – ожиданием Суда. И он страстно, неистово желал, чтобы все произошло как можно быстрее, чтобы его низвергли отсюда в черную пропасть – скорей! скорее!! скорей!!! Ибо не было уже сил ожидать возмездия за свершенное. Не было никаких сил! И надо было взывать к Господу, молить о прощении, каяться. Но он не решался вымолвить имя Всевышнего, ибо содеянное не давало ему прав на то: не ему, грешнику и злодею, непрощаемому преступнику, взывать к Тому, Кто с праведными и чистыми. Нет, не молить о пощаде, но смиренно ждать заслуженной кары. Только так!
Иван опустился на колени, выпрямил спину и склонил голову.
Он стоял так долго, усмиряя страсти в бестелесной груди своей, стоял, глядя в белесый, клубящийся полупрозрачным, призрачным туманом пол, стоял, ощущая, как тревоги и боли уходят, а на смену им вливаются в душу покой и смирение.
Он стоял так до тех пор, пока все суетное и наносное не изошло из него, растворяясь в белесом тумане и истекая с туманом прочь.
И когда все это свершилось, когда тягостное чувство ожидания покинуло его и душа растворилась в благостном покое, он услышал совсем рядом тихий голос:
– Встань.
Иван встал. Поднял голову, открыл глаза. И увидел пред собою человека. Обычного, немного усталого, будто опечаленного чем-то. Никакого сияния не исходило от него. Не было за его спиной ни призрачного воинства, ни светлых и чистых, необъятных далей… ничего. Все одеяния человека состояли из одной лишь грубой и длиннополой льняной рубахи, перепоясанной по чреслам серой веревкой. Широкие рукава рубахи скрывали запястья, оставляя открытыми руки с тонкими и длинными пальцами. Был он бос, простоволос. И ростом не превышал Ивана. Он смотрел в Ивановы глаза не снизу, и не сверху, а прямо, будто точно такой же смертный, не возвеличивающий и не унижающий себя пред равным. Жилистая шея, вздымающаяся из распахнутого ворота рубахи была сильной и гордой. Длинные и светлые, русые волосы не закрывали высокого чистого лба, спадали на плечи. Короткая борода и усы были столь же светлы, но совсем не старили человека; Прямые тонкие губы, прямой, небольшой нос без провалов и горбинок, прямые, ровные брови – все было соразмерно в этом лице, без гримасливых извивов, изгибов, перекосов, надломов, выпучиваний и выпячиваний. Ослепительная соразмерность простоты… По Образу и Подобию! До Ивана только теперь дошел подлинный смысл этих слов. Пред ним был именно Образ – образ не Всевышнего, но того человека, что был создан Всевышним по Своему Подобию. Глубокие серые глаза смотрели на Ивана. Но не пронизывали, не прощупывали, не прожигали. Наоборот, они несли в его глаза свет и покой, они наделяли чем-то непередаваемо высоким и добрым. И Иван уже знал – это Он, являвшийся людям во искупление грехов их, а теперь призвавший его, Ивана, к Себе.
– Ты был благословен, – тихо проговорил человек, – ты был избран. Много званных… да мало избранных. Так почему же ты лишил себя жизни, отдавая душу свою во власть демонов? Ведь душа твоя – это часть Меня самого, часть Бога, дарованная тебе. И ты отдал Меня им? Почему?!
Иван молчал. Он не мог опустить головы, не мог отвести глаз. Теперь все было доступно ему – все, от начала и до конца, ибо Он, стоящий пред ним, и есть и начало, и конец, альфа и омега. Первый и Последний во всем и всему. Но ведь Он, Творец и Создатель мирозданий, наделил созданных Им смертных свободной волей. Он дал им право выбора… а значит, каждый пред совестью своей и пред Богом волен выбирать в тяжкий час, жить ему или не жить…
– Я не боялся лишений и тягот, – начал Иван, превозмогая себя, – шел на муки, страдания, пытки, шел на смерть ради созданных Тобой. Но я всегда верил, что Ты ведешь меня, даже когда бесы терзали мою душу, бросали ее во мрак, я верил, такова воля Твоя, такова высшая справедливость! Ни разу не усомнился я…
Серые глубокие глаза будто пеленой подернулись, чуть дрогнули прямые тонкие губы.
И Иван понял.
– Прости! Покривил душою… были сомнения, были! Терзали и они меня подобно бесам. Но всегда верх брала вера, всегда в сердце мое стучало: Иди, и да будь благословен! И я шел. Шел до последнего часа! Но когда оглянулся назад, на содеянное, на разрушенные города и села, на горы мертвых тел, на сожженные нивы, втоптанные в прах святыни – и увидел торжество бесов на Земле и во всех мирах земных, горько и тяжко мне сделалось, и открылось, что их наущениями жил, их похоти претворял в бытие наше, их орудием был на Земле. Вот тогда и понял – будто смертная молния пронзила душу – понял, что отказался Ты от меня, бросил, отвернулся на веки веков. И вот тогда, когда не осталось на Земле судей надо мною, сам себя осудил я и по делам своим казнил себя смертной казнью – ибо иной участи для себя не видел! И место мое, Господи, в преисподней!
