Танцовщица из Атлантиды - Андерсон Пол Уильям (книги полностью txt) 📗
Она кивнула.
— Мой пророческий дар оттого, — сказал он, — что я пришел из будущего.
— Откуда? — она наморщила лоб. Язык кефту не включал в себя такое понятие.
Но суть она уловила быстрее, чем он ожидал. Она сделала охранительный знак и поцеловала талисман, но была на удивление спокойна. Должно быть, ей, живущей в мире мифов и загадок, это представлялось еще одним чудом.
— Да, — прошептала она. — Это многое объясняет. Значит, Кносс действительно падет? Талассократия станет легендой? — она обернулась и стала рассматривать изображение Судьи. — Ну что ж, — сказала она наконец.
— Все в мире преходяще.
Рейд продолжил свой рассказ. Он умолчал лишь о том, что существуют две Эриссы: боялся за девушку. Лучше сделать несколько; неясных намеков о времени, из которого явилась эрисса-старшая. Такое имя здесь не редкость, да у Лидры и так есть над чем поразмыслить. Умолчал он и о том, что, по легенде, она, предавшая Миноса, была предана сама. Это могло смертельно оскорбить ее.
— Ты говоришь, — ровным голосом сказала она, — что боги отдадут предпочтение Тезею, и он разрушит морскую империю?
— Не так, госпожа моя. Единственное, в чем я уверен, так это в том, что через несколько месяцев вулкан уничтожит Атлантиду, Крит будет завоеван и в легендах станут рассказывать о Тезее, который победил в Кноссе чудовище. Но легенда не может быть верна во всем — я даже знаю, что она во многом неверна. Афинских юношей и девушек не убивают — наоборот, обращаются с ними хорошо. Лабиринт — не обиталище Минотавра, а главный дворец вашего царя, Дом Двойной Секиры. Я мог бы долго говорить, но пойми мою мысль: почему бы талассократии не пережить гибель острова — может быть, на много поколений?
— Если святая святых будет разрушена вышней волей, значит, боги гневаются на народ Миноса, — спокойно сказала Лидра.
— Конечно, народ перепугается, — согласился Рейд. — Но, госпожа моя, клянусь, что причина тут естественная, как… как камень, упавший на голову.
— Но разве и камень падает не по воле богов?
«Перестань спорить, — сказал себе Рейд, — она видит мир совсем по-другому». — И продолжил:
— Мы не знаем, что суждено Криту. Астерион желает, чтобы его народ сражался до конца. Эвакуация населения — вот наш способ борьбы.
Лидра молчала; она казалась высеченной из того же мрамора, что и ее трон.
— Жители материка могут воспользоваться возможностью захватить ваши города, — говорил рейд. — Мы должны помешать этому. Но все — и легенда, и то, что я видел и слышал здесь, — заставляет меня сомневаться в Тезее, — он помолчал. — Потому я и спрашивал, госпожа моя, что за послание он тебе отправил.
Лидра сохраняла неподвижность, и Рейд подумал, не случилось ли с ней чего, но она сказала:
— Я поклялась хранить тайну. Ариадна не может нарушить клятву. Но ты и сам мог бы догадаться, что он… заинтересован в более тесных контактах с Лабиринтом и надеется на мою помощь.
— Диор говорил мне, госпожа. На этом и нужно сыграть. Затяни переговоры и задержи его, пока не минует кризис.
— Лидра выслушала тебя, Дункан. Но решать будет Ариадна. Я не скоро приму тебя вновь.
Вдруг плечи Лидры опустились. Она провела рукой по глазам и прошептала:
— Нелегко быть Ариадной. Я думала… Я верила, что быть жрицей — высшее счастье, а верховная жрица живет в вечном сиянии Астериона. А на деле — бесконечные обряды, одни и те же склоки и интриги, да старухи, которые живут бесконечно, а девушки приходят и уходят, чтобы стать невестами…
Она выпрямилась.
— Довольно. Можешь идти. Ни слова о нашей беседе.
На следующий день они снова побывали в своей бухте.
— Искупаемся, — предложила Эрисса, разделась и очутилась в воде раньше, чем он успел что-нибудь ответить. Волосы ее колыхались на поверхности воды, тело белело в глубине. — Ты боишься холода?
«К черту», — подумал он и присоединился к ней. Вода и в самом деле оказалась холодной. Он стал энергично двигаться, чтобы согреться. Эрисса нырнула, ухватила его за ногу и потянула под воду. Все кончилось смехом и веселой возней.
Когда они вышли на берег, ветер снова бросил их в дрожь.
— О, я знаю как согреться, — сказала Эрисса и оказалась в его объятиях. Они легли на плащ. Она улыбнулась: — А у тебя, оказывается, есть более сильное средство!
— Я… я ничего не могу с собой поделать. О боги, как ты прекрасна!
Она сказала серьезно и доверчиво:
— Ты можешь взять меня, когда захочешь, Дункан.
Он подумал: «Мне сорок лет, а ей семнадцать. Я американец, а она критянка. Я из атомного века, а она из бронзового. Я женат, у меня дети, а она девственница. Я старый дурак, а она — весна, небывалая и неповторимая…».
— Тебе это принесет вред? — кое-как выговорил он.
— А что может быть лучше? — она прижалась к нему.
— Нет, серьезно, ведь у тебя будут неприятности?
— Ну… я посвящена лишь наполовину, пока я здесь как танцовщица… Но мне все равно.
— Зато мне не все равно. Оденься-ка.
«Нам нужно выжить, — подумал он. — Выжить и убедиться, что ее страна уцелела. В таком случае — останусь ли я здесь? А если не удастся — смогу ли взять ее с собой?».
Одевшись, она прижалась к его плечу. Тонкие пальцы перебирали его бороду.
— Ты всегда задумчив, всегда печален, — сказала она.
— Потому что я знаю будущее, — сказал он, боясь произнести лишнее, — и это знание причиняет мне боль.
— Бедный мой любимый бог! Ведь ты бог, не отрицай. Неужели все несчастья ты обречен пережить дважды? А счастье? Посмотри — небо синее, трава зеленая, песок прогрет солнцем, под рукой кувшин, полный вина… Нет, я сама подам его тебе, я хочу, чтобы ты обнимал меня, положи руку вот сюда…
По мере того, как шла работа, приходилось идти на многочисленные уступки — частью из-за кефтских суеверий, частью из-за несовершенства здешних ремесел. Рейд обнаружил, что в гидродинамике он смыслит не так уж много. Результат получился хуже, чем он ожидал, — корабль был не так удобен, а главное — не так анахроничен, как это требовалось.
Однако и то, что вышло, было значительным достижением: судно примерно 80 футов длиной, со стройным корпусом. Посередине шла приподнятая палуба, под ней — скамьи для гребцов. Нос-таран, сделанный из массивного бревна и окованный бронзой, выступал над ватерлинией. Руль такой, как положено. По мачте на корме и на носу. По настоянию Сарпедона, вполне резонному, мачты сделали короткими и съемными — из-за низких бортов, небольшого количества балласта и для устойчивости при столкновении кораблей. Рейд сумел сэкономить на парусине, применив гафели. Впрочем, минойская ткань быстро вытягивалась, впитывала влагу и не могла соперничать с настоящей парусиной или дакроном.
Команда на удивление быстро научилась управляться с новыми снастями, в пробные рейсы выходили почти ежедневно. Команду составили три десятка молодых парней — веселых, добродушных, открытых всем новому, стремящихся быстрее овладеть морским делом. Рейд-конструктор сделал свое дело и обычно оставался на берегу с Эриссой. Время летело для них незаметно. А один из его моряков, стройных красавец из хорошей семьи, который не сводил глаз с Эриссы, звался Дагоном.
Эрисса поднялась на борт вместе с Рейдом, чтобы участвовать в последнем испытании. После того, как испробуют таран, судно будет официально признано. Губернатор выделил для этого старый, не подлежащий ремонту корабль. Вести его вызвались честолюбивые юноши и скептически настроенные морские волки. Следом шлю лодки — подбирать тех, кто окажется в воде.
День был солнечный, густой черный столб, который возвышался над вулканом уже постоянно, склонялся на ветру. Вверху летели журавли, предвестники весны — направлялись из Египта домой, на север. Новый корабль чуть покачивался. На боках его были красные и синие полосы, на парусах изображения дельфинов. Шумело море, скрипели доски, ветер пел в снастях.
