Ральф 124С41+ - Гернсбек Хьюго (книги полностью .TXT) 📗

Наездник делал разнообразные прыжки на арене и, будучи хорошим акробатом, всякий раз оказывался у лошади. При этом ему приходилось прикасаться к ней очень осторожно — малейший резкий толчок отбросил бы её на противоположный конец арены.

Затем тяготение было постепенно включено снова, и всадник с лошадью плавно опустился на арену, где тяготение восстановилось полностью, и удалился под аплодисменты публики.

Второй номер представления сам Ральф видел впервые. Два искусных жонглёра выбежали на арену и, когда выключили земное тяготение, один из них поставил себе на лоб биллиардный кий со старомодной лампой на конце. Потом второй жонглёр выхватил из-под неё кий и отскочил в сторону. Лампа висела в воздухе, пока один из актёров не взял её в руки.

Все номера вызывали восторг публики. Особенный успех имел акробат, использовавший биллиардный кий вместо трапеции и вертевшийся вокруг него, как если бы кий был укреплён на месте. Резкие движения акробата вокруг импровизированной трапеции создавали впечатление, будто его тело не утратило веса и кувыркается в воздухе благодаря силе тяжести.

Исключительный эффект произвёл номер с бокалами из разноцветного стекла, наполненными подкрашенной жидкостью. Когда жонглёр опрокинул их, жидкость не вылилась, так как не имела веса. Один из артистов, перевёртывая бокалы, стал резко отдёргивать их в сторону, и тогда цветная жидкость благодаря собственной инерции повисала в воздухе.

Сила поверхностного натяжения придавала выплеснутой жидкости форму шара. Жонглёры опорожнили множество бокалов, и над ареной повисла цепочка водяных шариков, подкрашенных фруктовыми соками разных цветов.

Тут они стали подходить к шарикам и выпивать их, прикладывая к ним губы. Затем они продемонстрировали эластичность водяных шариков: протыкали их пальцем, делили пополам, причём каждая половинка тотчас превращалась в шарик меньшего диаметра. Жонглёры стали поддавать их лёгким щелчком, и этого было достаточно, чтобы они поднимались до потолка. Ударившись о потолок, они отскакивали и возвращались на старое место, где их вновь подбрасывали теннисными ракетками.

Это жонглирование требовало чрезвычайного искусства, потому что неосторожное движение превращало водяные шары в плоские лепёшки. Однако поверхностное натяжение жидкости неизменно брало верх, и возвращавшиеся от потолка шарики приобретали эллиптическую форму. Всякий раз после удара ракеткой шары мгновенно изменяли свою форму, но тут же вновь её обретали.

В заключение жонглёры стали заталкивать один шарик в другой, так что под конец они все соединились в один. Этот большой шар вобрал в себя все разнообразные цвета, но они были подобраны так, что вместе образовали чуть мутноватого оттенка белый цвет, подобно тому как это бывает при сочетании всех цветов радуги.

В заключение на арену выбежал хоровод красивых девушек. Одновременно на середину арены вытолкнули огромный водяной шар диаметром около двадцати пяти футов, и девушки стали проникать в жидкость внутри шара и плавать. Шар осветили яркими прожекторами, а свет в зале потушили. Публика любовалась девушками, плавающими внутри кристаллически прозрачного водяного шара. Когда им не хватало воздуха, достаточно было выставить голову из шара, а затем возобновлялись упражнения в воде, не имевшей веса.

Два письма

По настоятельной просьбе Ральфа Элис с отцом гостили у него весь сентябрь. Джемс 212В 422 оказался чрезвычайно тактичным компаньоном. Если они осматривали один из крупных исторических музеев города, он всегда умел вовремя исчезнуть в поисках какого-нибудь экспоната, оставляя их вдвоём, и возвращаться он обычно не торопился. Однако дочь и учёный перестали замечать время. И хотя его отсутствие порой длилось целый час, вернувшись, он заставал их сидящими на прежнем месте, погружёнными в молчание более многозначительное, чем иные слова.

Вдвоём они были беспредельно счастливы, а порознь чувствовали себя безнадёжно одинокими.

Казалось, Ральф совершенно забыл о своих многочисленных лекциях, в которых он называл любовь «более или менее ароматным животным инстинктом».

Теперь нельзя было найти более влюблённого, более преданного, чем он, поклонника, робеющего в присутствии своего божества. За эти несколько недель они достигли взаимного понимания.

Об их счастье знал и радовался ему весь мир. Ральф всегда пользовался огромной популярностью. Даже правитель планеты счёл нужным выразить ему неофициально своё одобрение. В прошлом учёный не раз доставлял ему хлопоты. Как часто Ральф проявлял упрямство в отношении ограничений, наложенных на него в силу его огромного значения для прогресса человечества. Теперь, когда учёный подпал под постороннее влияние, склонить его на свою сторону станет несравненно легче, и правитель чувствовал, что часть бремени и забот снимается с его и без того перегруженных плеч.

Радовался весь мир — весь, кроме двух человек, у которых известие о счастье двух влюблённых вызвало ненависть и уныние.

Один из них неистовствовал от злобы, другой погрузился в отчаяние.

Для Фернанда Ральф был непредвиденной помехой, которую надо было убрать с дороги, чтобы завоевать Элис для себя. Марсианин, знавший заранее, что ему не на что надеяться, всё же горько переживал, что его пассия полюбила другого. До встречи с учёным её сердце было свободно. Как ни плохо было прежде марсианину, как ни проклинал он законы, делавшие для него невозможным союз с Элис, его всё же до какой-то степени утешало сознание, что она не принадлежит никому другому. Теперь у него было отнято и это последнее утешение, и марсианин чувствовал, что не в силах перенести этот удар.

Движимый отчаянием, он решил, что не может долее оставаться на Земле, и тотчас же заказал себе место на звездолёте, отправляющемся на Марс. Но накануне отъезда он почувствовал, что не в силах исполнить решение, которое должно было навсегда разлучить его с Элис, и на межпланетном лайнере, стартовавшем с Земли, на Марс вместо него полетело зашифрованное письмо лучшему другу.