В свои разрушенные тела вернитесь - Фармер Филип Хосе (книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Человечество издало дружный возглас восторга, найдя эти «полотенца». Хотя мужчины и женщины к тому времени привыкли или, во всяком случае, смирились со своей наготой. Только большие эстеты или люди, неспособные адаптироваться, считали повсеместное зрелище человеческих половых органов некрасивым и даже отвратительным. Теперь у всех были кильты, бюстгальтеры и тюрбаны. Последние употреблялись, чтобы покрывать голову, пока не отросли волосы. Позже тюрбаны обещали стать обычным головным убором.
Волосы отрастали повсюду, кроме лица.
Бартон очень сожалел об этом. Он всегда испытывал особую гордость за свои длинные усы и раздвоенную бороду. Он заявил, что их отсутствие в большей степени вызывает у него чувство обнаженности, чем отсутствие трусов.
— А я рада, что они исчезли, — возразила Вильфреда. — Я терпеть не могла волосы на лицах мужчин. Целовать мужчину с бородой все равно что засунуть лицо в рваный матрац.
13
Прошло шестьдесят дней. Лодку протащили через равнину на больших бамбуковых катках. Наступил день спуска на воду. «Хаджи» был почти 35 футов длиной и состоял из двух корпусов с заостренными носами, соединенных между собой платформой. Его единственная мачта несла паруса, сотканные из бамбукового волокна. Управлялся он с помощью огромного соснового весла, поскольку руль и штурвальное колесо были слишком сложны. Канаты были сделаны из единственно пригодного материала — травы, хотя вскоре можно было бы их сделать из продубленной кожи и внутренностей какой-нибудь крупной речной рыбы. К передней палубе был привязан челнок, выдолбленный Каззом из соснового бревна.
Они хотели спустить лодку на воду, но Казз стал им препятствовать. Теперь он уже мог выговаривать несколько фраз на ломанном английском языке и ругаться по-арабски, на хинди, суахили и итальянском, чему он научился, конечно, от Бартона.
— Нужно… Как это называется?.. Валлах!.. Что это такое?.. Убить кого-нибудь, прежде чем ставить лодку на воду… Мерда… Нет слов. Бартон-нак… ты дашь слово… слово… слово… убить человека, чтобы Бог Каббуркана-крубемц… водяной бог… не утопил лодку… Рассердится… утопит нас… пожрет нас.
— Принести жертву? — спросил Бартон.
— Благодарю кровью своей, Бартон-нак… Именно так, жертву! Перерезать горло… поставить лодку и тереть о дерево… Тогда водяной бог не будет на нас сердиться…
— Мы этого не будем делать, Казз, — покачал головой Бартон.
Казз еще некоторое время упирался, но в конце концов согласился сесть в лодку. При этом лицо его вытянулось — он очень нервничал. Бартон, чтобы его успокоить, сказал, что это не Земля, а совсем другой мир, и для того, чтобы убедиться в этом, достаточно просто внимательно осмотреться вокруг. Особенно взглянуть на звезды. Боги не обитают в этом мире, а поэтому нет причин бояться их гнева. Казз слушал и улыбался, но по нему было видно, что он ждал, что вот-вот из глубины Реки поднимется жуткое лицо с зеленой бородой и выпученными рыбьими глазами — Его Величество Бог Каббуркана-крубемц.
В это утро вокруг лодки столпилось очень много людей. Здесь собрались люди со всего близлежащего побережья Реки, поскольку все необычное было для людей развлечением. Люди кричали, смеялись, шутили. Хотя слышались иронические замечания, у всех было отличное настроение. Перед тем как лодку спустили с берега в Реку, Бартон вошел на чуть приподнятый мостик и поднял руку, требуя тишины. Болтовня в толпе стихла, и он заговорил по-итальянски:
— Дорогое друзья, обитатели долины в Земле Обетованной! Через несколько минут мы покидаем вас…
— Если только лодка не перевернется… — пробурчал Фригейт.
— …чтобы подняться вверх по Реке, против ветра и против течения. Мы предпринимаем это тяжелое путешествие потому, что трудности всегда вознаграждаются сторицей, если только верить земным моралистам. А вы знаете, насколько можно им верить!
Раздался смех, сопровождаемый неодобрительными взглядами твердолобых верующих.
— На Земле, как известно некоторым из вас, я когда-то возглавлял экспедицию в самые непроходимые дебри Африки с целью отыскать верховья Нила. Я не нашел их, хотя и подошел очень близко. Обманом меня лишили заслуженного вознаграждения. Меня обманул человек, который был мне обязан всем — некий Джон Хеннинг Спеке. Если мне доведется с ним повстречаться во время этого путешествия, я знаю, что я с ним сделаю…
— Боже праведный! — пробормотал Фригейт. — Вы заставите его еще раз покончить с собой от угрызений совести и стыда?
— …но суть остается в том, что Река, похоже, длиннее, чем какой-то Нил, который — знаете вы или нет — является самой протяженной рекой земного шара. Хотя американцы ошибочно заявляют, что Амазонка и Миссисипи с Миссури длиннее.
Некоторые из вас могут спросить, зачем нам задаваться целью, которая находится неизвестно где, а может быть, и вовсе не существует. Я скажу вам, что мы отправляемся в путь, потому что есть Неизведанное. И наша цель сделать его Изведанным! И здесь, в отличие от нашего печального и сокрушающего планы опыта на Земле, не требуется денег для снаряжения и поддержки экспедиции. Король Наличмен, король Толстая Сума умер! Туда ему и дорога! Нам нет нужды заполнять сотни прошений и бланков, ожидать аудиенции у влиятельных особ и мелких чинуш, умоляя о даровании милости пройти по Реке. Здесь нет национальных границ!
— Пока, — подсказал шепотом Фригейт.
— …Здесь нет паспортов, нет чиновников, вымогающих взятки. Мы только что построили лодку, не задумываясь над тем, нужно ли для этого разрешение. И мы отправляемся в путь безо всякого пропуска от какого-нибудь дерьма — высоко, средне или мелкопоставленного. Мы свободны впервые за всю историю человека. Свободны!!! И поэтому мы говорим вам «до свидания» — я не могу сказать такое унылое слово, как «прощайте»!
— Вы никогда не прощались… — снова вставил Фригейт.
— …Потому что, возможно, мы вернемся через какую-нибудь тысячу лет! Поэтому «до свидания» говорю я, «до свидания» говорит со мной и команда. Мы благодарим вас за помощь при строительстве лодки и при спуске ее на воду. При сем я препоручаю свою должность Консула Ее Британского Величества в Триесте любому, кто пожелает занять это место. На основании вышесказанного я провозглашаю себя Свободным Гражданином Планеты Река! Я никому не буду платить дань, никому не буду присягать на верность. Отныне я буду верен только самому себе!
Фригейт гнусаво затянул:
Твори все, что обязывает делать твое мужское естество, не ожидая от кого-нибудь оваций.
Он благородно живет и благородно умрет, не нарушая установленных самим тобою правил!..
Бартон мельком посмотрел на американца, но не стал его перебивать. Фригейт цитировал строчки из написанной Бартоном поэмы «Деяния Хаджи Абду-аль-Язди». Это был уже не первый раз, когда он цитировал прозу или поэзию Бартона. И хотя иногда янки очень раздражал Бартона, он не мог гневаться на человека, восхищавшегося им настолько, что знал наизусть написанные им строки.
Через несколько минут, когда лодку столкнули на воду и толпа зааплодировала, Фригейт снова процитировал несколько строк из опусов Бартона. Он посмотрел на тысячи красивых молодых людей, собравшихся на берегу, на их покрывшуюся бронзой кожу, на юбки, лифчики и тюрбаны, красочно развевавшиеся на ветру, и произнес:
О! Веселый день. Сияло солнце, дул ветерок. Толпу друзей я повстречал на берегу реки и веселился с ними, когда был молод я, когда был молод.
Бартон оттолкнулся шестом. Нос лодки развернуло ветром и течением в сторону низовий, но новоявленный капитан Бартон тут же отдал приказ поднять паруса. Подойдя к огромному рулевому веслу, он развернул лодку на полоборота, и паруса захлопали против ветра. «Хаджи» покачивался на волнах, с шипением рассекая воду двумя форштевнями. Солнце было ярким и теплым, дул приятный бриз. Все чувствовали себя счастливыми, хотя и немного смущенными от расставания с привычными берегами и лицами. У них не было ни карт, ни описаний путешественников, которые могли бы указать путь и предостеречь от опасностей. Новый мир открывался после каждой мили пути.
