Лестничная площадка - Дубинянская Яна (книги читать бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
Входную дверь он закрывать не стал, захочет кто обчистить жмурика-соседа — ну и что, он и при жизни-то был псих, а теперь ему и вовсе все равно. И вообще, плевать на всех этих тилигентов паршивых, хоть бы раз поздоровался, гад, на лестнице, а то очки надел и думал, что можно чихать на рабочего человека. Вот и лежи теперь в ванной, кровищи напустив, и пусть кому надо, тот и заходит на тебя доглазеть, а мне сейчас совсем в другую сторону. Во-он в ту дверь, новехонькую, поближе к правому краю лестничной площадки. Эх, глотнуть бы сейчас из той бутылки, которая под морозильником, тетки-даш с фермы, там еще порядочно осталось, а случай как раз подходящий. Он покосился на свою родную, обтертую по краю и украшенную отпечатками его собственных громадных подошв дверь. Нет уж, если она проснется, эта дура законная, визгу будет на всю площадку. На все, как он там говорил, тот пацан? — просторные измерения.
А эта дверь справа так могла бы быть и покруче. С ручками, например, из золота. Ну да ладно, сами не додумались — без вас додумаемся. Уже скоро.
Посреди лестничной площадки он споткнулся на ровном месте, злобно выругался, в последний момент спохватившись и урезав полный голос до шепота. Потом сплюнул и сделал три последних тяжелых гулких шага.
Эта кремовая гладкая простенькая дверь могла находиться под сигнализацией, за ней могли поджидать два здоровых охранника, и, уж конечно, она должна была быть заперта. Но подумать обо всем этом он просто не успел, он вообще не привык в таких случаях думать. Он просто дернул на себя круглую гладкую ручку и вошел внутрь.
Ни замка, ни сигнализации, ни охраны не оказалось, это ведь была совсем внутренняя, личная, интимная дверь. Он бессмысленно топтался на пороге, оглядывая светло-кремовые занавески, кресло с обивкой того же цвета, какой-то шкаф, тумбочку с комнатным цветком, круглый столик со стопкой бумаг и ярким журналом и широкую, слишком широкую для одного человека кровать.
Кровать, на которой, сбив на пол край одеяла, спал Президент страны.
Вот этот хлипкий, худющий мужичонка, этот слизняк жалкий. Которого и не видать из-за трибуны, когда он лепечет себе: «Сограждане!» Или идет по бархатной дорожке пожимать руку какому-нибудь негру, а по бокам телохранители торчат, каждый втрое больше главы державы. Да, и еще таскает повсюду за собой свою бабу громадную, всю в мехах и в золоте, стерву проклятую, а те меха на что куплены? Ясно, на деньги тех дураков, что налоги каждый месяц платят. А она с ним, вот умора, смешно — не могу! Эта баба жирная — она с ним даже и не спит.
Он зажал рот волосатой лапищей, сдерживая хохот. Нечего ему пока просыпаться, этому мозгляку. Господин Президент! Да когда ты продерешь глаза, с два хрена кто-то будет называть тебя «господином Президентом». С два хрена кто-то будет лизать твою тощую задницу, ты, мокрица! Спи.
Он замер, потому что Президент зашевелился, что-то забормотал, перевернулся на другой бок и совсем спихнул на пол одеяло. Тьфу, и смотреть-то противно. Да и нечего на него пялиться, есть дела поважнее. Уж он-то не перся сюда просто так, он все продумал. Он не идиот какой-нибудь, телевизор каждый день смотрит. Надо искать. Где?
Он почти бесшумно, на цыпочках пронес свое огромное тело вдоль стены, ощупывая ее в поисках тайника. Да, тайника, не будет же он так просто стоять посреди комнаты. В углу стену завешивала бархатная портьера того же спокойного кремового цвета. Отдернул ее потихоньку — и отшатнулся от здорового мужика, замахнувшегося волосатой ручищей. И хохотнул. Это было зеркало.
Он еще раз взглянул на спящего Президента — тощие безволосые ноги из-под задравшейся пижамы. И снова — в огромное высоченное зеркало. Здоровый. Сильный. Красивый.
Все из-за нее, шлюхи, из-за этой коровы законной. После той свадьбы — какого, спрашивается, хрена?! — все пошло наперекосяк. Сначала ребята еще захаживали, предлагали какие-никакие дела, но кто выдержит эту глупую морду и этот визг на всю улицу? А ведь раньше девчонок за ним бегало немеряно, хочешь — каждую ночь новая, хочешь — по две сразу, вам такое разве снилось, мистер Президент? Он, Фредди Хэнке, был королем квартала. Его даже Большой Питере боялся, сам Большой Питере! И полиция почти никогда не трогала. Он и за решетку-то попал всего раз, и то по-глупому, из-за девчонки. Да если бы он тогда захотел… и если бы парни не сдрейфили… Можно было очень даже запросто банк грабануть и выйти чистыми, башка-то всегда варила. А были бы деньги — и приличный костюм, и шикарная машина, и вилла у моря, и особняк с такой вот спальней, только, пожалуй, покруче — что, хотите сказать, он не смог бы стать Президентом? Да если даже этот дрыхнущий хлюпик смог…
Восемь лет коту под хвост. Ей-то что, суке, она довольна, она, видите ли, наследство получила. Квартиру в модном квартале, где всякие ученые-академики живут. Профессора, тоже мне! Он чуть было не стал Президентом — а они даже здороваться не считали нужным, каждый псих в очках плевал на рабочего человека. Да, рабочего! Разве он не вкалывал целых два месяца на том дурацком заводе? Но потом сказал: баста. Наследство — значит наследство, будем и мы жить, как эти тилигенты паршивые. А она, стерва, еще возникать попробовала! Что, может, она думает, они с утра рюмку-другую не пропускают? Или вот этот, как его там, Президент?
Захотелось курить. Затянуться хорошей ядреной папиросой, а пепел смахивать прямо на это чистенькое атласное одеяло. Но папирос не было, и он несколько раз сплюнул на пол накопившуюся слюну. Тоже приятно. Вытрешь потом сам, хлюпик. И пачку сигарет мне принесешь в зубах, понял, самых крутых сигарет по сотне штука. Но, хрен собачий, где же искать?!
На всякий случай он пошарил за зеркалом — надо же, никакой пыли и даже паутины! — потом заглянул под кровать и решительно направился к шкафу. А что, бабы же прячут заначку в нижнем белье, дуры, а этот мозгляк чем лучше бабы? Хэнке захихикал, всей пятерней хватаясь за торчащий из дверцы маленький бронзовый ключик. Замок не открылся, но щелкнул слишком громко, и взломщик на мгновение замер. В абсолютной тишине раздалось тоненькое, мышиное посвистывание. Даже храпеть он не может, как мужик, и голос у него визгливый, бабский. Пожалуй, именно из-за этого мерзкого голоса Фредди Хэнке и начал свою личную тайную войну против Президента страны.
«Сограждане! Сегодня, в светлый День Независимости нашей родины я обращаюсь к вам со словами глубокой признательности за..» Старый телевизор начинает трещать, надо трахнуть его по крышке, но отрывать задницу от дивана неохота, телек и сам собой может наладиться. Из кухни доносится визг этой стервы, которая с утра объявила, что не даст ему денег на выпивку, это сегодня-то, в праздник! Надо бы ее прибить, но опять же в облом вставать. А этот знай несет себе пургу, лепечет какую-то непотребщину с экрана, и бабки на виски у него есть, и морда выбрита, и все его слушают, гада, рты по-раззявив. Хэнке тогда так и не встал. Он просто стянул с ноги тяжелый, с литой подошвой ботинок и запустил в экран. Вот так! Президент что-то коротко пискнул и пропал среди разноцветных трескучих полос. Потом ящик уже ничего не показывал, и можно было забыть о мировой несправедливости, расставившей людей не по своим местам, если бы не она… Снова она, гадина!
Потом она ревела и говорила, что плакаты раздавали за бесплатно и что надо же чем-то закрыть жирное пятно на обоях. Но он для верности еще пару раз наподдал ей под дых. Со стены ухмылялись тридцать два вставных зуба и сверкала лысина, серый костюмчик облегал узкие плечи, а бриллиантовая булавка держалась за полосатый галстук. Сначала Хэнке хотел просто сдернуть его, скомкать и выкинуть в клозет, но этот дерьмовый супер-клей-клеит-все уже успел как следует взяться. Удалось отодрать только узкую полоску с кусочком национального флага. Но зато окурок прожег отличные дыры на месте наглых рыбьих глаз, а потом Хэнке придумал еще лучше обрисовал вокруг головы главы державы неровный нимб и весь вечер кидал в ненавистную физиономию с другого конца комнаты все, что попадалось под руку. Это был кайф. Но к вечеру ни с того ни с сего опять заработал проклятый телек Президент снова встречал дружественную делегацию, жал руки и доброжелательно скалился. Живой и здоровехонький, одетый с иголочки. Сволочь.
