Имя мне — Легион - Желязны Роджер Джозеф (мир книг .TXT) 📗
Я втолкнул его в камеру, последовал за ним и запечатал дверь. Он почти смирился и начал поддаваться. Я сумел сунуть ему в рот загубник, а затем рванул сигнал подъема.
Мы начали подниматься почти сразу же, и хотел бы я знать, о чем думали в этот момент Бартелми и Дэвис.
Они достали нас очень быстро. Я почувствовал легкое дребезжание, когда мы наконец-то попали на палубу. Вскоре после этого вода схлынула. Не знаю, сравнялось ли к тому времени давление в камере с наружным, но переговорное устройство ожило, и послышался голос Бартелми — я как раз вылезал из своей амуниции.
— Через несколько минут двинемся, — сказал он. — Что стряслось?
— Азотное опьянение, — доложил я. — Пол хотел уйти и начал бороться со мной, когда я попытался вытащить его.
— Повреждения есть?
— Не думаю. Он ненадолго потерял загубник. Но теперь дышит нормально.
— В каком он состоянии?
— По-прежнему «под мухой», полагаю. Плюс общий упадок сил.
— Ладно. Можете освобождаться от вашего снаряжения.
— Уже освободился.
— …и раздеть его.
— Уже начал.
— Мы радировали на остров. Медик прилетел и ждет в лаборатории… У себя самого чувствуете какие-либо симптомы опьянения?
— Нет.
— Вы покинете камеру через некоторое время… Хотите еще что-нибудь мне сказать?
— Да нет, пожалуй.
— Тогда все в порядке. Теперь я свяжусь по радио с доктором. Если понадоблюсь, свистните в микрофон. Он это выдержит.
— Договорились.
Я освободил Пола от снаряжения, надеясь, что он вскоре начнет приходить в себя. Однако он не очнулся. Он сидел, ссутулясь, бормоча что-то с открытыми, но остекленевшими глазами, и то и дело улыбался.
Хотел бы я знать, что с ним стряслось. Если давление и в самом деле было снижено, он должен был прийти в себя почти мгновенно. Возможно, надо снизить давление еще чуть-чуть, решил я.
Но… Не погружался ли он раньше, еще до начала рабочего дня?
Продолжительность декомпрессии зависит от общего количества времени, проведенного под водой в течение Двадцатичасового периода, от общего количества азота, усвоенного тканями, в частности головным и спинным мозгом. Не погружался ли Пол, чтобы поискать что-нибудь, скажем, в иле у основания сломанной мачты, среди обломков старого затонувшего корабля? Может быть, ненадолго, тщательно обыскивая все в тревоге? Зная, что сегодня предстоит работать на берегу и в течение всего рабочего дня в ткани тела не попадет ни молекулы азота? И вот неожиданная авария, и он должен рисковать. Он делает вид, что все в порядке, возможно, даже поощряет новичка продолжить и закончить работу. Отдыхает, пытается справиться с собой…
Очень может быть. В этом случае действие декомпрессии, проводимой Бартелми, сводится к нулю. У него данные о времени и глубине погружения — но только последнего погружения Пола. Черт побери, насколько я понимаю, он мог побывать в нескольких точках, разбросанных в различных местах на дне океана!
Я нагнулся над ним, изучая зрачки глаз, чтобы привлечь его внимание к себе.
— Как долго ты был утром под водой?
Он улыбнулся:
— Я не нырял.
— Мне нет дела до того, зачем ты нырял. Меня куда больше заботит твое здоровье… Как долго ты был внизу? И на какой глубине?
Пол покачал головой и повторил:
— Я не нырял.
— Черт бы тебя побрал! Я знаю, что ты нырял. У старого затонувшего корабля, да? Там где-то около двадцати фатомов. Но сколько ты пробыл под водой? Час? Или еще дольше?
— Я не нырял, — настаивал он. — Это правда, Майк! Я не нырял.
Я вздохнул, откинувшись назад. Не исключено, что он говорит правду. Люди устроены по-разному. Возможно, особенности его физиологии сыграли такую шутку, и это был другой вариант — не тот, что предполагал я. Однако все это так походило на истину…
На мгновение я примерил его на место поставщика камней, а Фрэнка — на место укрывателя краденого. Итак, я пришел к Фрэнку со своей находкой, Фрэнк сообщил Полу о таком обороте дела, и тот, забеспокоившись, пока все на станции спали, отправился убедиться, что его добро по-прежнему надежно укрыто. Во время неистовых поисков организм накопил много азота, а затем произошло все остальное.
Эта стройная гипотеза поразила меня своей логичностью. Но коснись это меня, я нашел бы способ прервать погружение. Всегда можно соврать что-нибудь для того, чтобы подняться наверх раньше срока.
— Ты не можешь вспомнить? — попытался я еще раз.
Пол начал без особого воодушевления клясть все на свете, но потерял последний энтузиазм после дюжины-другой слов. А затем протянул:
— Почему ты не веришь мне, Майк? Я не нырял…
— Ладно, я верю тебе, — сказал я. — Все в порядке. Так что отдыхай.
Он потянулся и вцепился в мою руку.
— Значит, все прекрасно?
— Ага.
— Все это так… как никогда не было прежде.
— С чего ты взял? — поинтересовался я.
— …Прекрасно.
— О чем ты?
— Ты знаешь, я никогда не притронусь ни к одному из них, — произнес Пол после недолгой паузы.
— Так в чем же дело?
— Проклятая красота… — пробормотал он.
— Что-то стряслось на дне? Что?
— Я не знаю. Уходи! Не зови это обратно. Все так, как должно было быть. Всегда. Не та дрянь, что ты взял… Начало всех неприятностей…
— Я знаю. Прости, — рискнул я. — Добытые вещи…
— Растранжирь их…
— Я знаю. Но мы дали ему, — продолжал я.
— Ага, — отреагировал Пол. Затем: — О господи!
— Алмазы… Алмазы в безопасности, — продолжил я быстро.
— Дали ему… О господи!
— Скажи мне, что ты видел, — настаивал я, пробуя вернуть его к тому, о чем мне хотелось услышать.
— Алмазы… — выдохнул Пол.
Затем он разразился длинным и бессвязным монологом. Я слушал, снова и снова подсказывал что-нибудь, чтобы вернуть Пола к теме алмазов, все готовился бросить ему имя Руди Майерса. Ответы его оставались фрагментарными, но в целом картина начала проясняться.
Я спешил, стараясь узнать как можно больше, пока не вернулся Бартелми, чтобы продолжить декомпрессию. Я боялся, что Пол неожиданно протрезвеет, — именно таким образом и срабатывает декомпрессия, если вы не ошиблись в диагнозе.
Он и Майк, насколько я понял, принесли алмазы — но откуда они, установить не удавалось. Сколько я ни пытался прояснить роль Фрэнка, Пол лишь только бормотал какие-то нежности по поводу Линды. Однако кое-что я все-таки сумел из него вытянуть.
Видимо, Майк о чем-то проболтался однажды, приняв в заднем помещении «Чикчарни» изрядную дозу наркотика. Руди это настолько заинтересовало, что он составил снадобье несколько иное, чем «Розовый рай», — и, наверное, не один раз. И после этого выведал у Майка всю историю и почувствовал, что запахло долларами. Только Пол оказался куда умнее, чем думал Майерс. Когда Руди затребовал плату за молчание и Майк сказал об этом Полу, Пол выдал идею о «помешательстве» дельфинов в парке и уговорил Майка поучаствовать в этом — чтобы он предложил Руди встретиться с ним в парке для получения платы. Остальное было окутано какой-то дымкой, потому что упоминание о дельфинах сдерживало Пола. Но он, очевидно, поджидал в условленном месте, и они с Майком занялись Руди, когда тот добрался до места засады: один держал жертву, а другой обрабатывал шантажиста дельфиньей челюстью. Одно оставалось неясным: или Майк был ранен в схватке с Руди и Пол решил прикончить его и придать и ему вид дельфиньей жертвы, или же он спланировал эту часть заранее и после первого убийства напал на Майка, застав его врасплох. В любом случае дружба между ними со временем ослабела, а дело с шантажом окончательно рассорило их.
Примерно такой рассказ я выслушал, перемежая бормотание Пола своими наводящими вопросами. Очевидно, убийство Майка потрясло его больше, чем он предполагал. Он по-прежнему называл меня Майком, говорил, что сожалеет о случившемся, и я поддерживал его бред.
Прежде чем я сумел вытянуть из него что-либо еще, вернулся Бартелми и спросил меня, как идут дела.
