Гордон Диксон. Филип Дик. Роджер Желязны. Волк. Зарубежная Фантастика - Диксон Гордон Руперт
— Как бы не так, — спокойно сказал Джим. Теперь, приняв бой, он чувствовал себя на удивление спокойным и бесстрастным.
Они обменялись рядом ударов. Брови Галиана приподнялись.
— Для начала неплохо, — констатировал он. — Я бы сказал, очень даже неплохо для цветного. И просто бесподобно для Волка. Я буду безутешен, когда убью тебя, Волк.
Джим молча продолжал драться, сохраняя хладнокровие и стараясь, чтобы пламя его выстрелов хотя бы чуть-чуть опережало атаки противника, и беспрерывно кружа по комнате, держась подальше от стен. Если бы не богатый земной опыт фехтования, ему бы никогда не научиться сражаться на трубах за те неполные две недели занятий с Адоком. И опыт в совокупности с природным талантом делали Джима уверенней с каждой секундой.
— Да и к чему мне тебя терять? — раздумчиво заметил Галиан во время одного из выпадов, когда они очутились почти нос к носу. Кожа Высокородного блестела от пота. — Не вынуждай меня совершать грех, Волк. Словиелю в любом случае придется умереть, этого не поправишь. А ты мог бы стать командиром новых Старкинов.
Джим молчал, лишь удвоил пыл атак. Внезапно сзади послышался топот ног и голос Ро: «Назад!»
Джим не осмелился оглянуться, пока они с Галианом не поменялись местами, — тогда он увидел, что Ро стоит на коленях возле поверженного Словиеля и в руках у нее нацеленная на принцессу Афуан трубка. Поодаль лежал Мелнес, было похоже, что у господина всех холопов сломана шея. Над ним возвышался бесстрастный Адок. И лишь фигура Императора, склонившегося над мертвым Вотаном, ни на дюйм не сдвинулась с места.
— Кого ты из себя корчишь? — прохрипел Галиан.
Молчание.
— Когда я задаю вопрос, я хочу получить ответ, Волк!
Джим парировал выпад и так же молча отступил.
— Ну ладно! — Галиан скривил губы в деланной усмешке. — До сих пор я забавлялся, надеясь, что ты одумаешься. Но теперь я убью тебя, Волк!
Засверкало пламя, со всех сторон посыпались искры — Джим понял, что теперь ему предстоит борьба не на жизнь, а на смерть.
Высокородный имел явные преимущества — высокий рост, широкий шаг, длинные руки — и с успехом их использовал. Парируя выстрелы, Джим был вынужден отступать, а Галиан напирал, не давая ни секунды передышки. Джим попытался развернуться влево, но противник мгновенно отрезал ему этот путь стеной огня; не удался и прорыв справа. Краем глаза Джим различал три стены комнаты и чувствовал, что находится где-то неподалеку от четвертой. Если Высокородному удастся прижать его к стене, скованность движений Джима очень быстро решит исход дуэли — превосходство в длине рук позволяло Галиану не пропускать Джима на фланги, стало быть, иного пути не оставалось, как только отступать назад — к стене. Ухмылка Галиана превратилась в страшный оскал, с подбородка капал пот.
Из огненной тюрьмы был лишь один выход — ударить в самое сильное место, контратаковать и вынудить Высокородного вначале ослабить натиск, а затем отступить. Стремительность — залог успеха. Джиму придется превзойти в стремительности Высокородного.
Выжидать не было смысла. После первых же яростных атак Джима Галиан отступил шага на три в крайнем изумлении, но быстро овладел собой и остановился. Вдруг он рассмеялся странным, прерывистым смехом. Казалось, он собрался что-то сказать, но передумал, решив не срывать дыхания понапрасну. Обоим не хватало воздуха — в течение доброго десятка атак и контратак они стояли буквально нога к ноге, не сдвигаясь ни на дюйм, точно скалы. Скорость движений была безумной — еще немного, и Джим свалился бы замертво. Но он не уступал, и глаза Галиана начали медленно вылезать из орбит. Он пристально смотрел на Джима сквозь сполохи огня и сыплющиеся дождем искры.
— Ты… не можешь… этого… не можешь… — через силу прохрипел он.
— Могу… — выдохнул Джим в ответ.
Лицо Галиана исказила ярость, и, отразив очередную атаку, он попытался провести прием, именуемый у земных фехтовальщиков «мулине». Прием состоял в том, чтобы искусным выпадом сбить пламя с конца трубки; если бы это удалось, в запасе у Галиана осталось бы целых полсекунды, чтобы отпрянуть назад и убить Джима. Пламя вычертило дугу и рванулось вниз — пламя трубки Джима не отстало ни на дюйм. Так они описали несколько кругов, затем ту же тактику применил Джим. Проведя огненную дугу над головой Высокородного, он внезапно прервал движение и, развернувшись, отправил луч максимальной мощности в открытую грудь Галиана.
Галиан споткнулся и упал, взмахнув трубкой, пламя которой, прежде чем угаснуть, полоснуло Джима по правому боку. Джим почувствовал ледяной холод под ребрами. У ног его простерся Галиан.
Сквозь застилавший глаза пот Джим разглядел, как Словиель забрал у Ро трубку, нацеленную на Афуан. Словиель, несмотря на рану, стоял на ногах, правда, опершись на плечо девушки.
Дыхание Джима скоро восстановилось, и он приблизился к ним, кинув беглый взгляд на мертвого Галиана
— Джим?.. — произнес Словиель с нескрываемым удивлением. Трубку он успел спрятать за пояс. На Афуан больше никто не смотрел.
— Кто ты?
— Волк, — отвечал Джим. — Зачем ты встал?
Словиель невесело рассмеялся.
— Мы, Высокородные, быстро залечиваем раны, — пояснил он. — Как ты?
— Со мной тоже порядок. Но я натворил тут кучу дел. — Джим указал на труп Высокородного. — Заняться всем этим придется тебе. А мне пора домой.
— Домой? — переспросил Словиель.
— Да. На Землю — в мир, откуда я пришел. Чем меньше будет шуму, тем лучше для Императора Никто не заметит, если я потихоньку исчезну, а Высокородным ты можешь сказать, что Галиан убил Вотана и Старкинов в припадке безумия, и, чтобы спасти жизнь Его Величества, ты вынужден был убить Галиана
Джим посмотрел на Афуан, которая стояла точно белая статуя.
— Конечно, — поправился он, — если сумеешь заставить принцессу молчать…
Словиель искоса глянул на нее.
— Афуан не захочет огорчать меня, — сказал он. — Галиан намекал, что Император мог бы изгнать меня в колонию либо изолировать в моих же интересах. Стало быть, теперь то же самое относится и к ней.
Он выпустил из рук плечо Ро и, выпрямившись, чуть прихрамывая, направился к неподвижной фигуре Императора. Джим и Ро отправились следом.
Словиель легонько коснулся руки Императора.
— Оран, — позвал он.
Несколько секунд Император не двигался, затем выпрямился, повернулся и, тепло улыбаясь, сказал:
— О, Словиель! Как хорошо, что ты пришел! Знаешь, я нигде не могу отыскать Вотана. Могу поклясться, что видел его здесь несколько минут назад, а теперь он куда-то запропастился.
Император оглядел покой, окинул взглядом все закоулки. На распростертую у его ног фигуру он почему-то не обратил внимания.
— Знаешь, Словиель, — продолжал Император, с симпатией глядя на Высокородного, — недавно, быть может вчера, приснился мне сон. Будто Вотан мертв, Галиан мертв, все мои Старкины — мертвы. И когда я отправился из дворца в Мир Владык, чтобы поведать мой сон Высокородным, обнаружил, что один во всем мире. Это плохо, если я останусь один, а, Словиель?
— Ты никогда не останешься один, Оран. Никогда, пока я жив, — твердо ответил Словиель.
— Спасибо. — Император вновь оглядел комнату, и в его голосе проскользнули тревожные нотки. — Но почему нигде нет Вотана?
— Он ненадолго отлучился, Оран, — успокоил его Словиель. — Он попросил меня побыть с тобой, пока не вернется.
Лицо Императора просветлело и озарилось улыбкой.
— Ну, стало быть, все в порядке, — сказал он довольно, обнял Словиеля за плечи и в третий раз осмотрелся.
— О, да здесь Афуан! И маленькая Ро! И наш маленький Волчонок, бывший Волчонок, я бы сказал.
Оран глянул на Джима, и улыбка его стала торжественной и немного грустной.
— Ты ведь покидаешь нас, да, Джим? — спросил он, с трудом отыскав его имя в глубинах памяти. — Мне показалось, ты недавно упоминал об этом.
— Да, Оран, — сказал Джим. — Мне срочно нужно уходить.
