Только тишина - Петецкий Богдан (мир книг .TXT) 📗

Но сейчас всего-то шесть часов. И свет времени года соответственный. А на свету мои серые мозговые клеточки функционируют нормально.

Нет. Единственное, о чем я вчера позабыл — это вернуть сторожевой автомат на его место в неглубокой котловине, ведущей к тамбуру.

Этого они и ждали, — пришло мне на ум.

— Кто? — негромко спросил я.

Пожал плечами, повернулся и отправился в обратный путь. Не сделал и десятки шагов, как до меня донесся какой-то отзвук. Иной, чем тот, который я услышал, открыв глаза. Издалека. Он не имел ничего общего ни с шелестом ветвей. Ни с шагами. Скорее — шуршание. Словно кто-то валок по земле значительный, оказывающий сопротивление груз.

— Собака бы тебе не помешала, — произнес я, на этот раз во весь голос. — Только надо было подумать об этом своевременно.

Мой голос разбудил тишину. Колокола. Я выждал какое-то время, потом выпрямил руки и поднял их до уровня глаз. Кончики пальцев подрагивали.

Я проворчал:

— Это отговорка. Не рекомендуется выслушивать такие вещи до обеда.

Но не тронулся с места. Прошла минута, другая. Ни с отдаленных гор, ни с равнины не доносились уже никакие звуки. Кроме тех, которые постоянно присутствовали в воздухе.

Допустим, я заблуждаюсь. Допустим, я сам вчера, не ведая, что творю, открыл камеру регистрационной аппаратуры и зашвырнул катушку в кусты. Что шуршание, только что доносившееся со стороны задней части парка, это тоже всего-лишь тишина. Но старая истина пилотов обязывает. Любое сомнение, раз уж оно появилось, должно быть разрешено. Способом действенным и поддающимся проверке.

Возле входа я задержался, настороженный неожиданной переменой в окружающем. Мгновенно повернулся. Ни движения, ни звука, ничего. Молчание.

Колокола умолкли. Кто-то позакрывал трубы органов. Меня поразила новая мысль.

— А что, — произнес я, цедя слова, — если все эти звоны да органы играли на самом деле? Если это было… приглашение?

Поразмыслил како-то время. Под конец заявил:

— Нет. Это только тишина.

Я вышел из тамбура, свернул налево и, петляя между деревьев, шел какое-то время параллельно линии, соединяющей верхушки холмов. В эту сторону я еще ни разу не углублялся. Я подумал, что не лишено смысла проверить, нет ли в этом направлении просеки, проделанной наподобие моей, и выводящей на равнину вблизи города. Пару раз я натыкался на полянки, клином убегающие в чащу, но каждый раз встречался лишь со сплошным переплетением кустарника.

Я был не один. В десятке метров передо мной двигался универсальный автомат, снабженный двойным энергетическим запасом. Точно такой же оберегал мою спину.

Лес волнистой линией уходил к горизонту. Слева и немного сдали, когда я выбрался на свободное пространство, виднелись белые — более белые, чем когда-либо раньше — строения города. Передо мной — полтора, может, два, километра открытого пространства, и дальше — многоэтажные конструкции пригородного овощного хозяйства, убегающие к горизонту, покрывающие, наверно, не одну, тысячу гектаров. Между городом и комбинатом, вдоль автострад и транспортных путей теперь выросли деревья.

Я остановился. Идти дальше, в направлении гидропонических установок не имело смысла. Да и сам район выглядел подмокшим. Тонкий слой снега стаял, луг выглядел серовато-желтым, мертвым и пустым.

Я развернулся и двинулся обратно, в направлении парка, к южной его части, переходящей в старинный защитный зеленый пояс. Определение это потеряло право на существование и теперь не скоро его назад получит. Лет пятьдесят нам придется проделывать просеки, чтобы худо-бедно передвигаться с места на место. Если, разумеется, я чего-либо не натворю. Я — или те, кто меня сменяет.

Я миновал первые деревья, разросшиеся вширь, спускающиеся ветвями до самой земли, наподобие шатра. Вышел на склон. Решил идти вверх, покуда хватил продовольствия, а потом напрямик вернуться к базе.

Двигающийся впереди автомат добрался до небольшого возвышения, оставшегося от старой трассы магнитострады, взобрался на его верхушку и замер. Я уже потянулся было к передатчику, болтающемуся в кармане скафандра, когда заметил, что его плоский рычаг, двигающий излучателем, меняет положение. Поднялся и сместился на несколько сантиметров вправо. Мгновение — и я перестал в этом сомневаться.

Напряг зрение. Склон, местами еще белеющий снежными языками, несколько деревьев, разросшийся кустарник. Но не в том направлении, на которое нацелился автомат.

И неожиданно я напрягся. На краю леса, выступив из чащи, сликаясь с ней по цвету, стоял олень.

— Так…

Я не докончил, хотел было сказать «Как живой», то в ту же долю секунды ствол излучателя соединился тонкой, как небрежный взмах карандаша, линией с головой зверя. Только потом до меня донесся свист разрезанного воздуха и глухой удар от попадения. Над верхушками деревьев взметнулся клуб черного дыма, который тут же начал оседать.

Я выждал некоторое время и взялся за анализатор.

Именно то, на что я и рассчитывал. То самое…

И тут же возникла новая мысль.

— Вторжение, — проворчал я. Нечто такое, чего я до сих пор не принимал во внимание. Кто же из них первым выговорил это слово? Онеска? Марко? Или — Тарроусен? Неважно. Может, было это нечто большее, не просто предпочтения. Например, за два дня до того, как отправиться спать, они перехватили чужие сигналы, исходящие от приближающегося источника. Но уже не могли или не захотели ждать, дабы выяснить, что из этого получится. Свалили все на меня.

Бредятина. Не я — превый. Если бы дошло до вторжения, все давно было бы кончено. Я бы явился тогда на землю в качестве анахронизма, причуды природы, но никак не хозяина.

Из этого следует, что я должен ощущать себя хозяином?

Может, человек вовсе не служит на благо своей планеты? Может, он попросту паразит, который расплодился так быстро, что затормозил развитие более совершенных видов, которые и были предназначены на роль властителей Системы? Галактики?

Я хмыкнул.

Сказал себе:

— Ты слишком долго стоишь на одном месте.

И добавил предостерегающе:

— Тишина.

Я врубил автомат, подождал, пока он удалится на подходящее расстояние, и двинулся следом.

День близился к концу. Солнце садилось своевременно.

Я оставил оба автомата перед входом и занялся экранами. За мной была задолжность. Почти в сутки.

Генераторы гибернатора работали как всегда. Неизбежные отклонения линий, свидетельствующих о потребляемой мощности, были незаметны невооруженным глазом. Насчет этого я мог не тревожиться.

Я перевел взгляд на ряды микроскопических огоньков. Так переговариваются световодные цетрали и радиомаяки, связанные с базами, расположенными вдоль границ Системы.

Путь земных ракет был очевиден. Они добрались уже до середины верхнего ряда экранов. Еще пять-шесть лет — и возле первых индикаторов, словно бы покрытых зеленой краской, начнут появляться первые ряды цифр. Потом — непосредственные вызовы. И — слова.

Тогда я буду уже покоиться в ледяной нище, распластавшись в промороженном кресле, ожидая, пока они сделают там свои дела, потом заснут, следом — пробудятся и увидят в иллюминаторах Земли. И тогда настанет конец тишины. И всего, что с ней связано. Звуков и… зверей.

Я взглядывался в эти пунктирные трассы пути к звездам. Словно каждая из этих точек была лицом пилота. Мне не сказали, кого отправили. Но можно было назвать первую пришедшую на ум фамилию и быть уверенным, что не ошибся. Не так уж нас много.

Неожиданно изображение на экране расплылось перед моими глазами. Под пультами, может, по информационным узлам, вмонтированным в фундамент, прошла резкая, противная дрожь. Линии на главном экране дрогнули и приняли пульсировать прерывистыми синусоидами. Пики сменяли поногие, расплывчатые полосы. Появилась мутная сетка, смазывающая изображение.

С меня этого было более чем достаточно. Я резко повернулся и грохнул сжатым кулаком по углу стола. На мгновение потемнело в глазах. Когда я вновь повернулся к экрану, на нем все было так же, как минутой ранее. Едва различимое изображение, матовая сеточка, скачущие, прерывающиеся линии. Разница лишь в том, что теперь мне было не шевельнуть рукой.