Радамехский карлик - - (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
Накануне дня, назначенного для выхода каравана из Суакима, французский консул давал прощальный обед господину Норберу Моони. Сэр Буцефал Когхилль, лейтенант Гюйон и доктор Бриэ были единственными приглашенными на этом обеде, даваемом в честь отъезжающего молодого соотечественника. Весьма естественно, что за обедом главным образом говорили о предстоящей экспедиции, о предприятии, на которое теперь уже окончательно отважился молодой ученый. И хотя никто из присутствующих не высказывался вполне откровенно на этот счет, но все, по-видимому, были теперь довольно склонны к тому, чтобы сознаться, что вначале дела они до некоторой степени преувеличивали опасность этой экспедиции, стараясь уверить господина Норбера Моони, что экспедиция его — дело совершенно неосуществимое.
— Конечно, расположение и содействие шерофов, которым вы теперь успели заручиться, совершенно меняет все дело! — сказал господин Керсэн.
— Без их участия успех был бы немыслим, тогда как при их содействии я не вижу в этом ничего невозможного при условии, что вы сумеете все время сохранять самые хорошие отношения со своими всемогущими союзниками. Конечно, вы обладаете для этого самым веским и непреодолимым в их глазах аргументом, именно: весьма значительными денежными ресурсами и прирожденной щедростью, которая уже заслужила вам прекрасное прозвище между вожаками верблюдов…
— Какое прозвище? — живо спросила Гертруда, глазки которой заискрились любопытством при этом вопросе.
— Прозвище «Щедрая рука»! — ответил господин Керсэн.
— Все это прекрасно! — воскликнул доктор Бриэ, — но вы прежде всего не забывайте Махди, которому стоит только сказать одно слово для превращения в явную враждебность доброго расположения к вам Шерофов!
— Да, это правда, — согласился консул, — но Кордофан, где в настоящее время орудует Махди, далеко отсюда, а также и от пустыни Байуда. Кроме того, я только что получил сведения, что египетское правительство приняло наконец решение разом покончить с инсургентами. Оно собирает в Хартуме по Нилу действительно весьма значительную армию под командою английских офицеров.
— Ну, в таком случае это может изменить характер условий! — сказал доктор Бриэ. — Однако для этого необходимо решительно двинуть войска прямо на Кордофан, потому что, пока голова Махди не будет красоваться на стенах Хартума, правительству ни за что не управиться с Суданом: это не подлежит сомнению!
— Фатима, сходи за моим веером, я оставила его на столе в моей комнате! — сказала с особою поспешностью в голосе Гертруда Керсэн. — Сегодня такой жаркий вечер, что я положительно изнемогаю от жары…
Маленькая служанка, как всегда, со всех ног бросилась исполнять приказание своей горячо любимой молодой госпожи.
— Я только что смотрел в глаза этой девушки в то время, когда доктор говорил о Махди! — сказал лейтенант Гюйон. — Они горели, как раскаленные угли… Что, она родом из Судана?
— Ни мы ничего об этом не знаем, ни она сама, — сказала Гертруда, — но полагаем, что эта девочка была вывезена сюда работорговцами из страны Великих Озер еще до того времени, когда полковник Гордон успел окончательно уничтожить эту омерзительную торговлю. Фатима была найдена в пустыне неподалеку отсюда, чуть живая от голода, над трупом своей матери.
— Бедняжка! Бедное дитя! — почти в один голос сказали все присутствующие с глубоким участием.
В этот момент Фатима вернулась, и разговор перешел на другую тему.
— Это поистине великое несчастье для успехов цивилизации, что Гордон не остался генерал-губернатором Судава! — дипломатично заметил баронет.
— Конечно, — согласился господин Керсэн, — и хотя мы не всегда живем в добром согласии, как вам известно, всякий раз, когда заходит речь об английской политике в этой стране, я все же, не задумываясь, соглашаюсь с вами относительно вашего славного соотечественника: действительно, египетское правительство никогда не имело более честного, отважного и разумного слуги, чем полковник Гордон. И если бы он оставался в Хартуме, Судан и посейчас оставался бы совершенно спокойным и цветущим.
— Но почему же он не остался в Хартуме?
— Потому что он не доверял новому хедиву Тэвфику, а генерал-губернатору Судана прежде всего необходимо быть уверенным в тех, кому он служит!
— Как бы там ни было, но, потеряв его, можно сказать, что Египет потерял вместе с тем и верховья Нила! — воскликнул доктор Бриэ, — потерял такую чудную страну, такую богатую, плодородную и легко управляемую благодаря своему кроткому и безобидному населению!.. Ведь с того времени, как египтяне овладели ею с полстолетия тому назад при Мухаммеде Али, они не сделали здесь ничего, кроме одних глупостей, самых нелепых и самых непростительных, или же делали вещи совершенно возмутительные и омерзительные… Они разрушили и разорили все, что только могли, ограбили всю страну и довели все население до полного отчаяния… Если действительно когда-либо восстание было вызвано в стране крайнею нуждою и голодом, то это именно в данном случае! И теперь одному Богу известно, чем все это может кончиться!
— Пожелаем во всяком случае, что бы все это кончилось хорошо для наших друзей! — сказал господин Керсэн, подымая бокал за здравие своих гостей…
После обеда все по обыкновению перешли пить кофе на террасу, где разговор опять вернулся к той же неистощимой теме о Судане и тех надеждах, какие можно было возлагать на него.
Гертруда, которой уже немного надоело слушать об этом, пошла и присела к роялю; она стала наигрывать те старые забытые французские мотивы, которые теперь, благодаря капризу моды, стали вновь оживать в памяти людей, чаруя их своей наивной прелестью и простотой. Едва успела она заиграть, как Норбер Моони, покинув компанию мужчин, собравшихся на террасе, подошел к ней, чтобы послушать ее игру.
— Благодарю вас, — ласково сказал он, — я унесу в душе в глубь африканской пустыни эти милые, нежные мотивы, как последний отголосок далекой, любимой родины!
— О, господин Моони, не старайтесь вызывать сострадание к себе! — воскликнула молодая девушка…— вы, верно, хорошо знаете, что все мы здесь — и бедный папа, и доктор Бриэ, и я, — все будем погибать от тоски и скуки, когда вы уедете от нас… Вас трудно будет заменить, вас и сэра Буцефала…
Хотя этими словами молодая девушка ставила их обоих на одну доску по свойственной всем женщинам маленькой скрытности и лукавству, но, в сущности, давно уже сумела различить, какого рода впечатление она произвела на каждого из них. Она отлично понимала, что чувства их к ней находятся в обратной пропорции к их проявлениям.
Ухаживание баронета было, быть может, и искренне, но банально. Те же маленькие знаки внимания, предупредительность, ту же любезность он оказывал уже, быть может, сотне девушек до нее, а завтра с одинаковым усердием будет применять все это к десятку других барышень, и все в том же духе, в том же виде, тогда как ухаживание молодого астронома носило какой-то исключительный характер: в нем чувствовалось нечто лично к Гертруде одной относящееся, что придавало всем его любезностям и словам особую цену в ее глазах.
— Если бы я мог думать, что вы сохраните обо мне добрую память, мне было бы не так тяжело уезжать отсюда! — продолжал молодой ученый. — Но как я смею надеяться на это? Простите, если я осмелюсь это сделать, но, право, то впечатление, которое я уношу отсюда, так свежо, так правдиво, что для меня было бы слишком тяжело, если бы я не смел надеяться хоть на самую маленькую взаимность!
— Вы правы, что избегаете обычных банальных излияний и уверений, — сказала Гертруда, — их изношенность и пошлость невольно чувствуется всегда, и особенно неприятна, когда для выражения искренних чувств приходится прибегать к словам самым избитым. Во всяком случае, смело могу уверить вас, что и я, и отец моя, мы всегда сохраним о вас самую дружественную память!
— Вы очень добры, что говорите мне это, но будьте осторожны, я, быть может, злоупотреблю этой вашей добротой и позволю себе сделать вам одно признание…
