Ошибка биолога(Избранные сочинения. Т. II) - Соломин Сергей (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT) 📗
— Я обещал женщине! Я дойду! Чего бояться: у меня заряженный револьвер!
И он быстрыми шагами спустился к берегу, шлепая охотничьими сапогами по мочажинам.
Кругом обступала белая стена. Насквозь прохватывала сырость. Иногда из тумана внезапно выступал длинный кривой сук, словно иссохшая рука хватала и пыталась остановить.
Полянский натыкался на кусты, скользил и падал по рытвинам. Раза два срывался в самое озеро. Но шел и шел вперед, не ощущая страха и стараясь только победить расстояние.
Наконец, впереди стало светлее. Зачернели стволы сосен. Еще несколько шагов, и он выбрался на более высокое место. Тумана не было. Лунный свет ярко озарял все вокруг. Полянский вздохнул полной грудью.
— Ну, прошел насквозь болотную чертовщину!
Чувство совершенного подвига подняло его в собственных глазах и окончательно ободрило.
— Ну, белая женщина, где же ты? Иди сюда!
И, набравшись смелости, он несколько раз, громким голосом, вызывал ужасный призрак. Только эхо было ему ответом.
Полянский рассмеялся и пошел дальше, чувствуя себя героем. Внезапно захолонуло сердце: в кустах ясно мелькнуло что-то белое. Еще и еще… Потом пропало.
— Чудится! — успокоил себя Полянский, и, ускорив шаг, вышел на полянку. — Конечно, ничего нет!
Обернулся назад, словно от толчка, и дико вскрикнул.
Из чащи к нему неслась полуобнаженная женщина, простирая вперед белые руки. Распущенные спутанные волосы почти закрывали лицо. Только сверкали глаза двумя яркими звездами.
Полянский бросился бежать, но, споткнувшись о кочку, упал. И сейчас же на него навалилось чудовище. Сердце так билось: сейчас лопнет!
Но что это? Она не душит его. Нет. Она прижимается к нему молодым страстным телом, целует без конца. Нашла губы и впилась в них…
И, в порыве жгучих ощущений, он почувствовал, как в горло его впиваются острые зубы.
С невероятным усилием освобождается он из ужасных объятий. И, весь трепеща от еще неостывшей страсти и жажды борьбы за жизнь, стреляет в нее пуля за пулей…
Недвижно лежала она, широко раскинув руки, и тихо стонала. Темные пятна расплывались по белой сорочке.
Полянский дрожащей рукой откинул густые, спутанные волосы.
На него глянуло знакомое, столь желанное лицо Анны Петровны. И уста ее, покрытые его кровью, раскрылись с улыбкой и прошелестели:
— Любовь и смерть — родные сестры!
Человек без костей
Время шло и шло. Стрелка часов словно торопилась пройти круги и указать Кошелеву на роковую цифру, когда уже всякая надежда будет потеряна. А он тщетно ломал голову и все никак не мог выдумать денег.
Ресторан был полон. В душном, прокуренном воздухе стоял гул голосов.
Гремела посуда, толкаясь, пробегали лакеи с блюдами. Деловые люди быстро поглощали обед, расплачивались и уходили. А Кошелев все сидел за кружкой пива под враждебными взглядами слуг, сомневающихся в уплате по счету и в чаевых.
— Позвольте присесть за ваш столик.
— Пожалуйста! — машинально согласился Кошелев.
Длинный, худой господин с бледным лицом, с заостренным, как у покойника, носом и огромной синевой под глазами медленно опустился на стул.
«Словно аршин сложился» — пришло сравнение в голову Кошелева.
Посетитель спросил красного вина и едва отхлебывал из стакана, дымя сигарой.
Оба пили и молчали.
— Извините, — обратился вдруг к Кошелеву длинный и худой, — я, видите ли, занимаюсь разными исследованиями по части психологии, вернее, психофизики. Меня крайне интересует один вопрос: как душевные переживания отражаются на лице человека? Еще раз извиняюсь за назойливость, но мне кажется, что вас угнетает, больше того, подавляет какая-то мысль, то, что называется idee fixe.
Кошелев дошел до того состояния, когда совершенно все равно: говорить ли с близким или с первым встречным.
— Да, вы правы!
И рассказал о своих неудачах, о тяжелом семейном положении, о бесплодных поисках денег.
— Завтра праздник, а у меня дома сидят без гроша. Если не достану денег до пяти часов, впору утопиться.
Длинный и худой странно улыбнулся, словно череп оскалил зубы.
— Нет, вы не кончите сегодня самоубийством.
— Почему вы говорите так решительно?
— Человек, который скоро умрет, имеет на лице некоторые роковые черты. Я научился их угадывать от одного ученого, который провел долгое время в Индии.
— Ничего не понимаю! Я совершенно здоров, а близость смерти можно, конечно, ждать — например, врачу, по болезненным признакам. Самоубийство же зависит от меня самого, от моего настроения, но еще больше от внешних условий, которые предвидеть нельзя. Вот я послал к одному знакомому письмо с просьбой прислать денег. Если ответ будет благоприятный, чего ради я буду думать о расчете с жизнью? Я жить хочу.
Длинный и худой второй раз показал оскал черепа.
— Вы рассуждаете, не имея понятия, о чем говорите. Роковые черты накладывает не болезнь, не личное настроение, не стечение обстоятельств, а нечто властное, лежащее вне жизни людей. Печать смерти!
Кошелеву, и так расстроенному неудачами, стало жутко.
Странный собеседник вызывал невольно суеверный страх и вспоминались старые, забытые силы: колдун, выходец с того света, человек, продавший душу дьяволу за знание тайн жизни…
Пришел посыльный и принес письмо. Уже на ощупь Кошелев угадал, что денег в конверте нет, а только визитная карточка. Конечно, с самым вежливым отказом.
— Что делать теперь?! — вырвалось у Кошелева. — Последняя надежда лопнула!
Он подперся обеими руками и закрыл ими лицо.
— Видите, — раздался сухой, деревянный голос собеседника, — у меня есть деньги, но я никогда никому не даю взаймы. Ни копейки! Каждый должен доставать сам. И вы также.
— Но как? Научите, посоветуйте! Время не ждет…
— У вас нечего заложить или продать?
— Все, что было возможно, уже сделано…
— Тогда продайте самого себя!!
Кошелев почему-то вздрогнул, но сейчас же рассердился.
— Что вы? Шутите надо мною, издеваетесь?
— Нисколько.
— Но я… я не женщина…
— Вы меня не так поняли. Когда говорят о женщине, что она продает себя, это условно. Не себя, а свою любовь она продает. А я предлагаю вам продать свое тело, свою физическую оболочку совсем.
— Не понимаю, о чем вы говорите.
И третий раз худой и длинный показал оскал черепа.
— Не пугайтесь и не бледнейте! Я не советую вам совершить что-либо ужасное. Напротив, очень простое. Вы слыхали, что военно-медицинская академия покупает скелеты у желающих, разумеется, с тем, чтобы воспользоваться ими лишь после смерти? На паспорте ставится клеймо: «скелет продан» и извещается полиция о совершившейся сделке. Поезжайте и заявите. Вам выдадут 25 р.
— Как? Только?
— А вы думали, что ваш скелет стоит миллион? Академия продает скелеты в разобранном виде за 15 р., а в собранном за 40 р.
Стрелка часов перешла четыре.
— Спешите! Не опоздайте! Там только до 5 часов.
Кошелев сорвался с места…
Отдавая деньги обрадовавшейся, истомившейся от ожидания жене, Кошелев не чувствовал удовольствия, испытываемого мужчиной, когда он дает деньги женщине.
Конечно, он скрыл, откуда у него явились в руках два больших золотых, три рубля зеленой бумажкой и серебро.
«Цена твоего тела!» — подсказал голос, похожий на сухой треск, издаваемый живым скелетом — странным собеседником в ресторане, худым и длинным, с обострившимся, как у покойника, носом и огромной синевой под глазами.
Жена радовалась, давно не видавшая золота, и ласкала его и перекидывала из руки в руку, и в лукавых глазах отражались отблески родственного женщинам металла.
