Плоть - Фармер Филип Хосе (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
Рефери справедливо определил у игрока Ди-Си положение «вне игры» и пригласил вернуться в третью базу. С этим никто не спорил. Но первый базовый из команды Кэйсиленда подошел к судье и громко заявил о том, что он запятнал Яблоню, когда тот рвался к первой базе. Поэтому тот тоже должен быть объявлен в положении «вне игры».
Яблоня категорически это отрицал. Тогда защитник у первой базы заявил, что имеет доказательство. Он зацепил кончиком шипа правое колено Яблони сбоку. Рефери велел Яблоне снять защитный чулок.
– Свежая, еще кровоточащая рана, – объявил судья. – Вы тоже «вне игры».
– Почему это? – взревел Яблоня, выплюнув жеванный табак прямо в лицо судье. – Это кровь из двух порезов на бедре и это было еще на предыдущей смене! Этот почитатель бога-отца – лжец!
– А почему же он был уверен в том, что мне надо осмотреть правое колено? Только потому, что он именно это колено зацепил мячом, – гаркнул в ответ рефери. – Здесь судья – я, и я говорю – аут!
Затем он еще громче повторил по буквам:
– А – У – Т!
Решение это пришлось не по вкусу болельщикам Ди-Си. Они засвистели и стали громко выкрикивать традиционное «УБИТЬ СУДЬЮ».
Карел побледнел, но решения своего не отменил. К несчастью, его смелость и твердость не принесли ему ничего хорошего, ибо толпа выплеснулась на игровое поле и повесила беднягу на балке в проходе. После этого началось массовое избиение игроков из команды Кэйсиленда. Они, наверное, все погибли бы под ударами кулаков, если бы вовремя не вмешалась полиция Манхэттена, окружив взбесившихся болельщиков и оттеснив их тыльной стороной своих мечей. Карела также удалось спасти, так как кто-то успел перерезать веревку до того, как петля свершила свое дело.
Болельщики из Кэйсиленда тоже сделали попытку прийти на помощь своей команде, но не сумев пробиться к полю, сцепились с болельщиками из Ди-Си.
Стэгг некоторое время внимательно следил за свалкой. Сначала ему захотелось броситься в самую гущу отчаянно дерущихся тел и раздавать удары направо и налево своими могучими кулаками.
Он ощутил нарастающую жажду крови и даже приподнялся, чтобы броситься в бушующую под ним толпу. Но в это же самое время огромная толпа женщин, тоже возбужденная зрелищем драки, но в совсем другом смысле, захлестнула его целиком.
10
Черчилль плохо спал в эту ночь. Он никак не мог избавиться от воспоминания, каким восторженным было лицо Робин, когда она с гордостью призналась, как надеется на то, что забеременела от Героя-Солнце.
Сначала он ругал себя за то, о чем мог бы и сам догадаться: она должна была быть среди ста девственниц, избранных дебютировать на открытии праздника. Ведь она очень красива, а отец – достаточно богат.
Затем он стал искать оправдание себе в том, что до сих пор очень плохо знает культуру Ди-Си и относится ко многим ее проявлениям с предубеждениями, свойственными морали его времени. Никак нельзя относиться к ней, как к девушке начала двадцать первого века.
Наконец, он корил себя, что влюбился в Робин. Его отношение к ней напоминало больше реакцию пылкого двадцатилетнего юноши, а не мужчины тридцати двух лет – нет, восьмиста тридцати двух лет; мужчины, который пропутешествовал миллиарды километров и покорение космоса сделал основным своим занятием, а теперь влюбился в восемнадцатилетнюю девчонку, которой знакома была крохотная часть Земли на крохотном отрезке времени!
Однако Черчилль был человеком практичным. Факт есть факт. А фактом было то, что он действительно хотел, чтобы Робин Витроу стала его женой, или, по крайней мере, хотел до того самого момента прошлого вечера, когда она ошарашила его своим признанием.
Какое-то время он ненавидел Питера Стэгга. У него и раньше часто возникала некоторая обида на своего капитана: слишком уж тот был красив и высок, да и занимал должность, которую, по мнению Черчилля, он мог бы занимать сам. Он любил и уважал шефа, но будучи честен перед самим собою, признавался в том, что ревнует.
Было почти невыносимо думать о том, что тот, как всегда, обошел его. Стэгг всегда был первым.
А ночь все не кончалась. Черчилль поднялся с постели, закурил сигару и стал шагать по комнате, заставляя себя не кривить душой.
Во всем происшедшем нет вины ни Питера, ни Робин. И, конечно же, Робин ничуть не любит Стэгга, который, вот бедный дьявол, обречен на короткую, но полную чувственных наслаждений жизнь.
Самое главное, что лишало его покоя – это то, что он хочет жениться на женщине, которая намерена родить от другого. Несомненно, в этом нельзя упрекать ни ее, ни отца ребенка. Важнее было другое: хочет ли он растить ее дитя, как свое собственное?
Наконец, лежа спокойно в постели и прибегнув к технике йогов, он все-таки смог заснуть.
Проснулся он примерно через час после восхода солнца. Слуга сообщил ему о том, что Витроу уехал по делам и что Робин с матерью отправились в храм и должны вернуться через два часа, а может быть и раньше.
Черчилль осведомился о Сарванте, но тот еще не появлялся. Позавтракал он вместе с детьми. Они просили рассказать что-нибудь из его путешествия к звездам, и он описал происшествие на планете звезды Вольфа, где команда была атакована летающими осьминогами. Случилось это во время бегства от преследовавших их местных жителей, когда пришлось пересекать болото на плоту.
Это были гигантские твари, летавшие с помощью наполненного легким газом мешка и добывавшие пищу при помощи длинных свисающих щупалец. Щупальца могла наносить электрические удары, вызывая паралич у жертвы или убивая ее, после чего осьминог разрывал добычу острыми когтями, которыми заканчивались его восемь мускулистых конечностей.
Дети сидели молча, широко раскрыв рты, пока он рассказывал, а к концу повествования смотрели на него, как на полубога. К концу завтрака настроение поднялось, особенно когда Черчилль припомнил, что именно Питер Стэгг спас ему жизнь, отрубив схватившее его щупальце.
Когда он поднялся из-за стола, дети умоляли рассказать еще. Только дав обещание продолжить, когда вернется, ему удалось от них освободиться.
Черчилль велел слугам передать Сарванту, чтобы подождал его, а Робин
– что он пошел искать товарищей по команде. Слуги настояли, чтобы он воспользовался каретой и взял охрану. Ему не хотелось быть в еще большем долгу перед Витроу, однако отказ мог, вероятно, оскорбить хозяина. Карета мигом примчала его к стадиону, где стояла «Терра».
Ему пришлось столкнуться с немалыми трудностями в поисках нужных чиновников. Однако в некоторых отношениях Вашингтон почти не изменился. Маленькие взятки то здесь, то там помогли ему раздобыть нужные сведения, и вот он уже в кабинете чиновника, ведающего звездолетом.
– Я бы хотел узнать, где сейчас находится экипаж? – спросил Черчилль.
Чиновник, извинившись, вышел минут на пятнадцать. Он, должно быть, выяснил местонахождение бывшего персонала «Терры». Вернувшись, он сказал, что все, кроме одного, находятся в Доме Заблудших Душ. Это, объяснил он, дом, где можно поесть и переночевать иностранцам и путешественникам, которые не могут найти гостиницу, принадлежащую их братству.
Если вы не посвящены в какое-либо из братств, пояснил чиновник, вам придется искать прибежище в общественных или жилых домах, если только удастся. Это весьма нелегко сделать.
Черчилль поблагодарил и вышел из кабинета. Следуя наставлениям чиновника, он отправился в Дом Заблудших Душ.
Здесь оказались все, с кем он расстался вчера. Они были в одеждах туземцев. Не один Руд догадался продать свою.
Обменявшись последними новостями, Черчилль справился о Сарванте.
– Не слышали о нем ни слова, – сказал Гбве-Хан и добавил. – А мы до сих пор не пришли к какому-либо решению.
– Если наберетесь немного терпения, – обнадежил Черчилль, – то, возможно, еще отплывете домой.
Он поведал им все, что удалось разузнать о мореплавании в Ди-Си и о шансах заполучить корабль, заключив:
