НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 15 - Валентинов Иван (читаем книги TXT) 📗
— Не то, — покачал головой Альвар. — Альфа-волны не знают преград. Одна надежда — и ее поддержал Мензи — что при достаточном удалении они затухают.
Помолчав, Альвар добавил:
— Эйнштейн более половины жизни отдал единой теории поля. Он сделал многое, не не успел завершить грандиозной работы — помешала смерть. Я верю, что мне суждено завершить теорию Эйнштейна — самое поразительное создание человеческого ума. Разве для достижения этой цели не годятся любые средства?
Над заливом Дохлого кита клубился серый туман. Солнце вот-вот должно было вынырнуть из-за горизонта.
Все лица казались серыми — подстать туману. Веселье явно шло на убыль, подобно кривой гениальности, снятой для Альвара Жильцони великим Мензи.
Оркестр на соседнем плоту умолк.
Дальний маяк не казался уже таким таинственным и огромным. Он будто стал поближе и поменьше.
— Пойдем? — предложил Жильцони.
Выбравшись из лодки на берег, они молча прошли с десяток шагов по дороге, ведущей в порт. Альвар пытался поймать взгляд Шеллы, но это никак ему не удавалось.
— Значит, расстаемся? — сказала она наконец подозрительно ровным голосом. — Поедешь к своему приятелю, готовиться к отлету в Скалистые горы?
— Давай проведем вместе сегодняшний день, — предложил Альвар. — Поедем за город, побродим.
— Прощальный день, — усмехнулась Шелла. — Ты когда решил вылетать?
— Завтра.
— Так скоро? — Шелла остановилась. — Как же мы можем бродить? У тебя только один день на подготовку.
— Статьи, книги и свои научные заметки я уже сложил, остальное сделает Исав, — сказал Жильцони.
— А если он напутает, возьмет не то, что нужно?
— Не напутает. Исав умеет читать мои мысли, — усмехнулся Жильцони.
Они миновали порт и подошли к остановке аэробуса.
— Куда поедем?
— Какая разница?
Сверху круто спикировал аэробус. Он замер на шипящей прослойке воздуха, в полудюйме от поверхности асфальта.
В аэробусе они долго молчали, сосредоточенно глядя вниз.
Траектория аэробуса, если рассматривать ее со стороны, напоминала волнообразную кривую, составленную из одинаковых дуг. Аппарат коротко разгонялся, затем взмывал ввысь, описывая параболу, точь-в-точь как брошенный камень. Затем — благодаря точно рассчитанному импульсу приземлялся в нужном месте, менял пассажиров, и все начиналось сызнова.
Машина приближалась к центру города. С каждым прыжком аэробуса дома становились все выше. Наконец, наступил момент, когда аппарат летел между сплошных стен, словно птица, попавшая в узкое ущелье: здесь дома были слишком высоки, чтобы прыгать через них.
— Говорят, а таком доме человек может провести вою жизнь, не выйдя ни разу наружу, — сказала Шелла, указав на гигантское здание, выделявшееся размерами даже среди своих собратьев.
— Ну и что?
— Но ведь это ужасно — целую жизнь провести в каменном мешке, голубое небо и зеленые листья видеть только из окна…
Альвар пожал плечами:
— Дело привычки.
Они сошли на конечной остановке и двинулись вдоль стены, рафинадно сверкавшей в лучах утреннего солнца.
— Всю жизнь провела в городе, и ни разу не добиралась до стены, сказала Шелла. — А ты бывал здесь?
— Нет.
Шелла провела пальцем по шероховатой поверхности стены.
— Хорошо здесь, — вздохнула она. — Людей не видно. Воздух чище, и зелени больше.
— Город перестал расти вширь благодаря стене, — заметила Шелла.
— Зато он продолжает расти вглубь и ввысь.
— Но так не может продолжаться до бесконечности.
— И потому город рано или поздно умрет.
— Город умрет? — остановилась Шелла. — Как это ты себя представляешь?
— А вот послушай. Человек смертен, не так ли? В клетках его с течением времени накапливается вредная информация. В «памяти» клеток в силу разных причин появляются искажения, которые затем воспроизводятся. В переводе на язык нефизиков — человека начинают одолевать разные хвори, которые и сводят его в конце концов в могилу.
— Болезни иногда и вылечивают.
— Да, и вместо одной вылеченной появляются три новые. Но дело не в этом. Так или иначе человек умирает. Пусть он достигает и весьма почтенного возраста — какая разница?
— Причем тут город?
— Город — это тоже организм. Единый организм, который ограничен естественными — или неестественными — рамками. Город зарождается, растет, зреет. А затем начинает пожирать самого себя.
Они сели на чугунную скамью, тень от которой сбегала к пруду, в нем плавали два грязно-белых лебедя.
— Там, наверно, холодно… — сказала Шелла.
— Где? — не понял Альвар.
— В Скалистых горах. Вообще я плохо представляю себе, как ты будешь там существовать.
— Я и сам плохо себе это представляю, — признался он. — Но разве это главное? Совью с помощью Исава гнездо и как-нибудь проживу. Ты же знаешь, я неприхотлив.
— Совью гнездо… Вы что, вдвоем жилище соберете?.. — спросила Шелла.
— Мне удалось раздобыть манипуляторы. Они помогут нам, надеюсь.
— Все-таки один настоящий помощник помог бы тебе быстрее справиться с задачей. Нет, я не о себе… Ты бы мог пригласить в Скалистые горы какого-нибудь физика. Вряд ли один человек сможет нарушить условие Мензи.
— Не хочу рисковать.
— Ты бы мог переговорить, например, с доктором Марком Нушем… продолжала настаивать Шелла.
— Я убежден: если единую теорию поля суждено завершить, то это сможет сделать один-единственный человек, — отрезал Альвар. — И уж во всяком случае, это будет не Нуш.
— Почему? Ты сам рассказывал, что он лауреат Нобелевской премии, крупнейший физик…
— В прошлом.
— Нуш отошел от физики?
— К сожалению.
— А что с ним стряслось?
— Видишь ли, Нуш занимался единой теорией поля. Как и я. И достиг в этом направлении определенных результатов. На каком-то семинаре по физике он сказал, что полученные им данные лишают боженьку последнего приюта. Нашлись доброхоты, донесли об этом попечителю университета. Старикашке богохульство Нуша пришлось не по душе, и он стал притеснять его, как только мог. А возможности у него в этом смысле немалые. Нуш, видно, просто устал бороться. Надломился.
— Что же он делает теперь?
— Умный человек всегда найдет себе занятие, — сказал Альвар. — Марк Нуш, во-первых, преподает. Во-вторых, пишет разные популярные книжки.
— А о чем книги?
Альвар махнул рукой.
— Все о том же. Марк Нуш в физике однолюб, как и я. Недавно он выпустил книгу о единой теории поля. «Мир, закованный в уравнения». Написана она неплохо, но к науке не имеет никакого отношения. Нет уж, попробую я в одиночку справиться с уравнением мира, — закончил Альвар. …Потом, много времени спустя, Шелла так и не могла решить, что же было главным в тот день? Маленькое кафе-поплавок на озере, где они завтракали, без всякой причины торопясь? Сферокино, где показывали несмешную комедию «Приключения красивой молекулы»? Роскошный тир с живыми мишенями? Или зрелище обычной уличной катастрофы на трассе Семнадцатого подземного яруса?..
Безмерно уставшие и от бессонной банкетной ночи, и от, дневных бестолковых блужданий, они под вечер нырнули в подземку. Был час пик.
Их сжали так, что сразу стало нечем дышать.
Альвар в виде утешения выдавил:
— Проедем центр — будет легче.
И действительно: минут через двадцать бешеного скольжения на воздушной подушке в вагоне стало посвободнее. Им даже удалось сесть.
— Дальше, — каждый раз говорила Шелла, когда Альвар хотел подняться.
Наконец, им все-таки пришлось выйти из подземки.
Альвар взял ее за руку, и Шелла почувствовала, как что-то сжалось у нее в груди. Она любила его, этого нескладного парня с неухоженной шевелюрой. Любила, несмотря на все его сумасшедшие выходки. Каждый раз прощала их будущему гению…
— Послушай, Альви… А зачем оно нужно, уравнение мира?
— Ты не физик и не поймешь.
— А все-таки?
— Единая теория поля — это ключ к безграничной власти человека над природой. Над веществом и его превращениями. Над пространством и временем. Этого тебе достаточно?
