Радиомозг - Беляев Сергей Михайлович (читаем книги .txt) 📗
Гэз заканчивал доклад.
- Я прошу прощения, что я, может быть, не все ясно для вас высказал. Но я предупредил, что я плохой оратор. Подведу краткие итоги. Открытие доктора Таха очень глубоко и интересно. Пускай он думает, что сделал всего лишь последний ход в научной игре. Но он сделал изумительный, гениальный ход, и за это ему честь и слава. Пускай сейчас его аппараты и экран похищены агентами наших врагов, но у нас имеются его научные вычисления, наконец, он сам жив, здрав и присутствует среди нас.
Раздались громкие аплодисменты. Tax приподнялся из-за стола президиума и смущенно поклонился. Гэз продолжал:
- На наш завод выпала великая честь работать по заданию Всесоюзной Академии Наук над конструкцией аппаратов доктора Таха, который передал свое изобретение в общереспубликанское распоряжение. Я призываю вас всех, товарищи рабочие и работницы, всемерно, не жалея сил и времени, работать по изготовлению новых аппаратов. Чтение мыслей - такова была задача изобретателя… Мы же приспособим изобретение для научных целей. Мы с помощью его раскроем наконец тайны работы мозга и еще поднимемся на ступень лестницы, которая ведет к знанию.
Гэз кончил. Аплодисменты сотрясли воздух. Мишутка выступил на трибуну и потряс своими белыми волосами.
- Я, товарищи, призываю нашу заводскую молодежь к дружной работе над производством аппаратов доктора Таха для изучения мозговой деятельности человека. И здесь я хотел только подчеркнуть, что во всей этой истории с открытием мозговых волн, которая вам теперь всем известна из газет, мы, коммунисты, пока уже одержали три победы. Первая, очень маленькая: инженер Гэз за это время научился любить не только свою лабораторию и свои пробирки, но и завод и нас, рабочих. Это он сказал в ячейке сегодня утром, когда подавал заявление зачислить его на стаж кандидатом в партию.
Шумное движение и приветствия раздались в зале.
- Вторая победа, - возвысил голос Мишутка, - это над доктором Тахом: он понял, что, работая в одиночку, в тиши научных кабинетов, не так много сделаешь для просвещения широких масс. Надо идти на свежий воздух, нести знания в гущу трудового народа. И то, чего не осилит одиночка, осилим мы, масса, коллектив… Доктор понял это. Он теперь работает с нами, с заводом. И может быть, недалеко то время, когда Тах принесет заявление такое же, какое принес сегодня инженер Гэз… виноват, с сегодняшнего утра - товарищ Гэз, так как бюро приняло его заявление. Третья победа - работа доктора Таха еще раз подтвердила, что мы, коммунисты, стоящие на точке зрения материализма, правы, утверждая, что…
- Товарищ Глаголев приехал! - крикнули у входных дверей.
Гром приветствий и восклицания слились в один шумный поток. Через залу между двумя шпалерами поднявшихся рабочих быстро прошел Глаголев в сопровождении скромно одетого человека. Глаголев был краток в своем сообщении.
- На вашем производственном совещании по известному вопросу я от имени правительства скажу только несколько слов. Мы не делаем никаких тайн от вас, товарищи, и я прямо говорю. Шайка международных аферистов, завладевшая изобретением доктора Таха, в настоящее время ведет, пользуясь це-лучами и передачей их на расстоянии, явно шантажную деятельность. Она шантажирует нас и правительства, с которыми мы находимся в дружественно-деловых сношениях. Наших сотрудников вне пределов нашего Союза теперь, благодаря принятым нами мерам, не убивают и не калечат, но враждебный нам шпионаж пользуется це-лучами, читает мысли наших полпредов и дипкурьеров, прерывает дипломатические переговоры, одним словом, всячески нам пакостит… Этому надо положить конец. Широкое производство экранов системы советского врача Таха должно быть налажено нами в кратчайший срок. Врага надо бить его же оружием. Наши ученые должны разработать вопрос о передаче непосредственно нервных це-волн на далекие расстояния, чего мы еще делать не умеем. В этом мы отстали от наших врагов, мы должны их в этом догнать и даже перегнать. Мы должны это сделать во что бы то ни стало. Из этого зала я не уйду, пока вы мне не дадите ясного и точного ответа, что вы исполните эту срочную работу.
Весь зал дружно поднялся и загудел:
- Обещаем… За работу.
Седой мастер в кожаном фартуке подошел к трибуне.
- Передай, что мы все. Как один… И старые… И молодняки наши…
Слова были заглушены общим дружным криком.
- Клянемся!
…После совещания Глаголев говорил в тесном кругу собравшихся в кабинете Гэза:
- Необходимо с этим покончить. Два авантюриста, это теперь нам известно, самостоятельно задумали грандиозный шантаж. Случайно они натолкнулись на работу доктора Таха и выкрадывали у него каждый шаг, которым он продвигался к решению о непосредственном наблюдении работы мозга. Они вели, пользуясь вычислениями Таха, параллельно такую же работу… Да, да, доктор, - повернулся Глаголев к задумавшемуся Таху. - Но они пошли дальше… Они сумели передавать це-волны на далекие расстояния. Случайное наблюдение товарища Гэза повернуло дело в другую сторону.
- Они сумели передавать мои волны, - заговорил Tax, - только потому, что у меня не было средств… Я бился, как рыба об лед.
- Мы бедны, - возразил Глаголев, - но на всякое нужное и полезное дело и у нас должны найтись средства.
- Не поздно ли? - скорбно сказал Tax. - Раз это авантюристы и люди, способные на все…
- Они - преступники, доктор, - скромно, но твердо отозвался просто одетый человек, прибывший вместе с Глаголевым. - Они держали меня…
- Да, товарищи, - быстро поддержал Глаголев. - Вот Михаил Андреевич - позвольте представить. Еще до 1905 года я, тогда простой слесарь, жил в Питере у его матери, снимал комнатушку, он был крохотный мальчуган… Потом он попал за границу. И вот этим авантюристам нужен был для опытов человек, умеющий думать по-русски и по-французски, переживающий тяжелые потрясения, сильный и смелый. Они, не задумываясь, плетут хитрую интригу, убивают его жену, возводят на него обвинение в убийстве, одурманивают его, держат взаперти…
- Позвольте, - спросил Тах скромного человека. - Ее звали Рьетта? Потом - «Золотой павлин»… Кто это был «Золотой павлин»?
- Это так называлась харчевня, которую держала моя жена, - тихо ответил скромный человек. - А вы?
- Я читал ваши мысли, которые передавали ваши мучители сюда, на дачу профессора Толье.
- Толье? - вскрикнул Мишель. - Так это был он? - Мишель - он же теперь Михаил Андреевич - побледнел и затряс головой. - Простите, но я ни могу еще опомниться… Дайте мне прийти в себя. - Он тяжело опустился на диван, стоявший в лаборатории Гэза.
- Михаил Андреевич явился ко мне в полпредство и рассказал свою удивительную историю. Я помнил его мальчуганом… Он и раньше писал мне… Теперь он сумел приехать сюда… Что вы, инженер? - обратился Глаголев к поднявшемуся Гэзу.
- Сегодня утром я подвел итог вычислениям направления волн двухметровой длины, которыми пользуются Толье и компания. Двух правильных данных мне было достаточно… База, которую мы ищем, находится…
- Где? - спросили все. - Вам известно?
- В горах Центрального Кавказа…
Михаил Андреевич смело взглянул в лицо Гэза.
- Надо немедленно ехать туда. Я буду вам полезен. Мишутка порывисто продвинулся вперед.
- Товарищ Гэз… Едем, и никаких… Я с ним рассчитаюсь за Дуню.
Гэз улыбнулся.
- Что тебе рассчитываться? Поженились ведь - и ладно.
- Оно, конечно… - сконфузился Мишутка.
Михаил Андреевич заметил:
- Во всяком случае, надо ехать и рассчитаться с этими заграничными профессорами…
- Толье? - вопросительно добавил Мишутка.
- И вовсе не Толье. Настоящая их фамилия - Гричар.
- Братья Гричар? - прохрипел Гэз, вцепившись в край стола пальцами.
- Да.
Гэз нервно двинул челюстью и выронил изо рта трубку.
XXIV. РАССКАЗ ГЭЗА
Прошел год. На маленькой площадке, помещавшейся на крыше вновь отстроенного Государственного Дворца Радио, стоял Гэз и с высоты двадцатиэтажного дома смотрел на расстилавшийся перед ним город. Внизу, как букашки, ползали трамваи. Автобусы казались спичечными коробками, которые плывут по весенним уличным ручьям, задерживаются на перекрестках и опять уносятся невидимой водой. Прерывистыми лентами тянулись экипажи в обрамлении маленьких точечных человеческих фигурок. Внезапно экипажная лента обрывалась, движение ее останавливалось, и в прорыв с одной стороны улицы на другую спешно перебегала человеческая толпа. Стон трамвайных колес, режущих рельсы на закруглениях, гудки, звонки, пронзительные выкрики газетчиков летели вверх, к маленькой площадке, где стоял Гэз. Но он не слышал живой музыки большого города. Он смотрел вдаль, где неровным полукругом вырисовывались границы города.
