Великое колесо - Бейли Баррингтон Дж. (список книг .txt) 📗
Чейн увидел, как кто-то вышел из-за угла. Присмотревшись, он разглядел темнокожего математика. В течение нескольких секунд оба молча смотрели друг на друга.
Скарн повернулся к Кэденс:
— Оставайся здесь. Я сам поговорю с этим человеком.
И шагнул вперед. Но сделать ему удалось только один шаг плотная пелена обморока окутала его разум.
Злобный смешок:
— Ага, очухался. Ну вылитый клоун!
Скарн в очередной раз пришел в себя. Дом вел допрос быстро и почти безболезненно (хотя и приятным назвать такой метод было никак нельзя), однако разум ученого отключался каждые несколько минут.
Руки и ноги игрока были прикреплены ремнями к низкому креслу. Его голову охватывал металлический обруч, от которого к контрольному пульту уходили провода. Все это живо напомнило Скарну проверку на идентификационной машине. Стоило Дому задать вопрос, как машина посылала в мозг рандоматика соответствующий заряд, не позволяющий ему солгать или уклониться от ответа. Возникло ощущение, что его мозг высасывают через соломинку.
Кроме Дома и двух ассистентов в белых халатах, на допросе присутствовала Кэденс. Но, насколько понял Скарн, ее саму не допрашивали. Она стояла с пепельно-серым лицом, прижавшись к стене.
— Видишь, дорогая, насколько легко тебя одурачить? — укоризненно молвил Дом. Затем он снова повернулся к Скарну и сообщил: — Должен признать, я разочаровался в вас. Я было начал воспринимать вас как ценного партнера. А вы, выходит, всего-навсего шпион и мелкий жулик. Чейн, как вы могли опуститься до такого7
Скарн уже успел сознаться, что состоит на правительственной службе и получил задание выяснить, действительно ли «Великое колесо» научилось управлять удачей. В первой части его признания не содержалось ничего нового, еще утром его разговор с агентом — в ресторане на балконе — был записан на пленку: любые тайны очень скоро становились в Провале достоянием гласности.
Рандоматик рванулся в кресле и застонал — отчасти от осознания собственной беспомощности, отчасти из-за унижения, которому его подвергли на глазах у Кэденс.
— У меня не оставалось иного выхода, — пробормотал он. — Они сделали меня наркоманом. Я уже не принадлежу себе.
Дом наклонился к нему:
— Сегодня вы говорили что-то насчет того, что не прочь пополнить свой запас…
Скарн кивнул, а потом, не в силах дольше сдерживаться, уронил голову обратно на столешницу.
— Мой запас. Наркотик, без которого мне не обойтись. Замаскированный под дезодорант.
— Какая гадость! — скривился Маргарита. — А я на всякий случай велел распечатать баллончики, которые пришли сегодня на ваше имя. Что бы там ни находилось, оно уже изменило свои свойства.
— Да, — пролепетал ученый, закрывая глаза и думая только об одном: позволят ли ему свести счеты с жизнью? Они просто обязаны разрешить ему покончить с собой. Иначе… — Это — специальный прием, — наконец сумел пояснить он. — Просто аэрозольная упаковка позволяет создавать особую среду, в которой смесь в состоянии сохранять свои свойства. Если наркотик соприкасается с воздухом, если баллон разрушается, смесь разлагается мгновенно — если только не попадает в иную среду, благоприятствующую консервации, в среду, где смесь способна существовать, в данном случае в мою кровеносную систему.
На сей раз Маргарита не стал посылать электрический разряд в мозг допрашиваемого, сочтя, по-видимому, это необязательным.
— Они связали меня по рукам и ногам, — подвел итог Скарн. — Смесь ведь имеет уникальный состав, она синтезирована исключительно для меня.
На лице Дома мелькнуло выражение сочувствия.
— Неужели вас угнетало именно это? Что же вы раньше (ничего не сказали?
— Как я мог сказать? Я ведь увяз по самые уши!
— Но я мог вылечить вас!
— Эта отрава слишком сложна, чтобы к ней можно было подобрать антидот. — Допрашиваемый покачал головой. — Невозможно вычислить даже ее химический состав.
— Это они вам так сказали — чтобы вы не дергались лишний раз. У меня работают отличные биохимики, им уже доводилось иметь дело с подобными штуковинами. Я уверен, что они выработают противоядие менее чем через двадцать четыре часа.
В душе у Скарна затеплилась надежда. Повернувшись к Кэденс, Маргарита резко бросил:
— Все, можешь убираться отсюда.
Женщина, выглядевшая живым воплощением подавленности, поспешила покинуть комнату.
— Не надо с ней так, — попросил Скарн. — Я втянул ее в это — она не хотела…
Он осекся, когда Дом повернулся к нему. Глаза председателя «Великого колеса» холодно и злобно поблескивали.
— Что со мной будет? — сдавленно поинтересовался Скарн.
— Что будет? — Дом ощерился. — Ну, Чейн, поскольку вы вели себя скверно, будет небольшое наказание. — Он поднял руку с зажатым в ней пультом дистанционного управления. Автоматически открылась еще одна дверь; Скарн не успел ничего сказать, как движущийся механизм начал буксировать его по длинному, вырубленному в скале коридору.
Скарн превратился в предмет, в тряпичную куклу, в сгусток неясных ощущений. Он был вынужден проводить долгие часы в горячечном полубреду. Врачи, осматривавшие его при свете мощных ламп, так и не снизошли до разговора. При помощи устрашающих инструментов эскулапы брали у него кровь на анализ. Время от времени кто-нибудь из докторов давал ему лекарство, от которого его то бросало в холод, то повергало в дрожь, то вызывало невыносимую тошноту.
Скарн знал, что с ним экспериментируют, чтобы синтезировать нужное соединение для антидота. Несмотря на плачевность его положения, это знание внушало испытуемому надежду. Постепенно умиротворение стало охватывать его все сильнее. Через несколько дней он, все еще слабый и больной, сумел предстать перед Маргаритой Домом.
Ученого привели в небольшую, элегантно обставленную комнату. Повсюду виднелись произведения искусства и антиквариат. Глава тайного общества курил, сидя в кресле. Оценив интерьер, Скарн решил, что в свое время комната наверняка служила гостиной какому-нибудь ценителю искусства и что бывший хозяин собирал свою коллекцию всю жизнь. Впрочем, он не удивился бы, если бы оказалось, что уникальное собрание было составлено всего за несколько часов.
Едва Скарн переступил порог, Маргарита устремил на него задумчивый взгляд.
— Присаживайтесь, Скарн. Как самочувствие?
— Все хорошо, спасибо, — сказал Скарн, опускаясь на единственный свободный стул.
— Прогноз благоприятный, хочу обрадовать, — вкрадчиво произнес Дом. — Позвольте полюбопытствовать, каковы ощущения, испытываемые при лечении?
— Без инъекции я превратился бы в буйнопомешанного, — признался профессор. — Просто не верится, что ваши ребята избавили меня от этой дряни.
Дом кивнул и поинтересовался:
— Как по-вашему, теперь на меня можно положиться? Скарн был вынужден признать:
— Судя по всему, можно.
— И впредь всегда посвящайте меня в свои проблемы, какими бы они ни были, — продолжил Дом. — Теперь вы избавлены от рабской зависимости, свободны от контроля властей, и потому ваше пребывание у нас можно начать с чистого листа. Вопрос лишь в том, могу ли я вам доверять? Я человек не мстительный, но тем не менее за вами теперь серьезный грешок.
Скарн промолчал. Маргарита, затягиваясь сигарой, ожидал ответа. В конце концов он нарушил молчание первым:
— Понимаю, что вы никогда не относились к числу ретивых правительственных ищеек — так или иначе, вы не оповестили своего куратора об истинном характере нашего проекта. Я ценю вашу сдержанность на сей счет.
— Я не считаю, что кому-то обязан, — сказал рандома-1К. — Ни правительству, ни «Колесу», ни кому бы то ни было.
Дом рассмеялся.
— А Земле? — спросил он. — Цивилизации? Человечеству, наконец?
Скарн молчал.
— Все, что вам теперь надлежит принимать во внимание, — должал глава «Великого колеса», — сводится к одному: вы будете играть, пока у вас хватит сил, — и будете играть до победы.
