Честь королевы - Вебер Дэвид Марк (книги онлайн .txt) 📗
– Нет, не вполне. Я, конечно, понимаю некоторые проблемы, но наши культуры слишком различаются для полного понимания.
– Тогда поймите вот что, адмирал. Если капитан Харрингтон – такой выдающийся офицер, как считаете вы – и я, – то она обесценивает все наши взгляды на женщин. Она показывает, что мы все ошибались, что сама наша религия ошибалась. Она показывает, что мы ошибались целых девять столетий. Сам факт вовсе не такой пугающий, как вы могли бы подумать, – в конце концов, эти девять столетий мы привыкали к мысли, что наши отцы-основатели были не правы или, как минимум, не совсем правы. Со временем, думаю, мы сможем признать и эту их ошибку. Нам будет нелегко и придется столкнуться с современным эквивалентом Истинных, но мы справимся. Но если мы это сделаем, что случится с Грейсоном? Вы познакомились с двумя из моих жен. Я их всех трех очень люблю, и я бы умер, чтобы защитить их, но ваша капитан Харрингтон одним фактом своего существования говорит мне, что я сделал их ничтожнее, чем они могли быть. И по правде сказать, они и есть ничтожнее, чем капитан Харрингтон. Они не способны на независимость, меньше готовы принимать на себя ответственность и рисковать. Как и я, они созданы цивилизацией и церковью, которые учат их, что они менее состоятельны. Так что мне делать, адмирал? Сказать им, чтобы они перестали полагаться на мои суждения? Чтобы шли работать? Чтобы потребовали равных прав и надели ту же форму, что и я? Я уверен, что мои сомнения по поводу их возможностей вызваны только искренней любовью и заботой, но как узнать, в какой момент любовь подменяется привычкой или предрассудком? Я уверен, что им понадобится переучиваться, прежде чем они станут по-настоящему равными мне. Но когда это убеждение перестает быть реалистичной оценкой ограничений, которым их научили, и становится демагогией, направленной на сохранение статус-кво и защиту моих собственных прав и привилегий?
Он снова остановился, и Курвуазье нахмурился.
– Я не знаю. Никто не знает, кроме вас, наверное… или их.
– Именно. – Янаков сделал большой глоток бренди, потом очень аккуратно поставил рюмку на стол. – Никто не знает – но ящик Пандоры открыт. Пока крышка приподнялась на пару миллиметров, но если мы подпишем этот договор, если мы свяжем себя с военным и экономическим союзником, который считает женщин полностью равными мужчинам, то нам придется всему этому научиться. И женщинам, и мужчинам – потому что если что и ясно в жизни, так это то, что нельзя отменить правду просто потому, что она неприятна. Что бы ни предприняли Хевен и Масада, наш договор с вами, адмирал Курвуазье, нас разрушит. Не знаю, понимает ли это Протектор. Возможно, понимает. Он учился на других планетах, так что он, возможно, видит договор как шанс заставить нас признать вашу правду. Нет, не вашу правду – просто правду.
Он снова рассмеялся, на этот раз с меньшим напряжением, и стал вертеть рюмку.
– Знаете, я думал, что этот разговор будет труднее, – сказал он.
– А оказалось легко? – иронически поинтересовался Курвуазье, и Янаков усмехнулся.
– Да нет, вовсе нет, адмирал. Но я думал, что будет хуже… – Грейсонец глубоко вдохнул и выпрямился, потом продолжил более бодрым тоном: – В общем, я объяснил вам, почему мы реагируем таким образом. Я обещал Протектору постараться побороть свои предрассудки и предрассудки моих подчиненных, а я отношусь к своему долгу перед Протектором не менее серьезно, чем вы к своему долгу перед королевой. Я клянусь, что мы постараемся, но имейте в виду, что у меня лучше образование и куда больше опыта, чем у большинства моих офицеров. Наши жизни короче ваших – возможно, у вас люди приобретают мудрость в молодости, чтобы пользоваться ею всю жизнь?
– Да нет, – усмехнулся Курвуазье и сам себе удивился. – Знания – да, но с мудростью сложнее, правда?
– Верно. Но она все-таки приходит, даже к такому консервативному и упрямому народу, как мой. Пожалуйста, будьте с нами терпеливы. И передайте, пожалуйста, капитану Харрингтон, когда она вернется, что я был бы польщен, если бы она побывала у меня на обеде.
– С защитником? – поддразнил его Курвуазье, и Янаков улыбнулся.
– С защитником или без, как она пожелает. Я должен лично извиниться перед ней, и мне кажется, что лучший способ научить моих офицеров обращаться с ней так, как она заслуживает, – самому научиться это делать.
Глава 9
За смотровым люком горела звезда класса К4, называвшаяся Эндикотт, и планета Масада грелась в ее тепле. Эндикотт был куда холоднее, чем звезда Ельцина, пылающая F6, – но и радиус орбиты Масады составлял всего четверть от грейсонского.
Капитан Ю, скрестив руки и опустив подбородок, разглядывал планету и звезду. Ему хотелось бы, чтобы правительство нашло для этого задания кого-нибудь другого. Он терпеть не мог тайные операции, а кроме того, командование, когда объясняло ему, как все это должно пройти, либо сильно недооценило узколобость и нерешительность масадцев, либо наврало ему на инструктаже. Он склонялся к первому, но полностью отвергнуть второе не мог. Не в Народной Республике.
Внешний мир видел только завоеванную Хевеном огромную территорию. Они не понимали, насколько хрупкой была экономика республики. Хрупкость делала жизненно важным продолжение завоеваний. И под давлением этой необходимости руководители правительства стали расчетливыми и циничными манипуляторами – даже по отношению к собственным подчиненным.
Ю понимал. Он лучше знал историю, чем большинство офицеров флота Народной Республики, и уж куда лучше, чем это понравилось бы начальству. Его чуть не исключили из Академии, когда один из инструкторов нашел тайник с запрещенными книгами по истории, написанными еще тогда, когда Народная Республика была просто Республикой Хевен. Он сумел изобретательно соврать, удачно придумал фальшивых владельцев книг, ухитрился избежать исключения – но это был один из самых страшных моментов в его жизни. С тех пор Ю старался скрывать свои личные мысли и мнения. Вынужденное лицемерие иногда беспокоило его, но не настолько, чтобы изменить линию поведения: ему было что терять.
Больше столетия семья Ю была Долистами. Капитан вырвался из пролетарской хибары и нищеты базового жизненного пособия за счет таланта и характера – в обществе, где эти качества все меньше ценились. Он не питал иллюзий насчет порядков в Народной Республике, но ни в коем случае не желал возвращаться к той жизни, от которой ушел.
Он вздохнул и посмотрел на часы. Саймондс опять опаздывал. Вот еще одна вещь, которая постоянно раздражала Ю в делах с Масадой. Он был точен и пунктуален по природе, и его нервировало номинальное подчинение представителю культуры, в которой начальники постоянно заставляли подчиненных ждать, только чтобы подчеркнуть свое превосходство.
У Хевена, конечно, тоже есть свои бородавки, подумал Ю, продолжая бесстрастный внутренний монолог, который ужаснул бы полицию по умственной гигиене. Два столетия хронического дефицита бюджета, вызванные необходимостью постоянно ублажать толпу, разрушили не только экономику Народной Республики, но и всякое чувство ответственности у лиц, управлявших ею. Ю презирал толпу так, как мог презирать ее только человек, сам выбравшийся из нее, но, по крайней мере, простонародье было честным. Невежественным, необразованным, бесполезным и паразитирующим – но честным. Представители любого клана Законодателей, произносившие правильные слова, которые всегда приводили к их личному обогащению, как и руководители избирательных блоков Долистов были людьми образованными, но нечестными – и, по взвешенному мнению капитана Альфредо Ю, только этим отличались от толпы.
Он фыркнул, передвинулся в кресле, глядя сквозь иллюминатор в черноту космоса, и ему вдруг остро захотелось получить такое правительство, которое можно уважать. Человек должен чувствовать, что за его страну стоит сражаться; за Хевен сражаться вроде бы и не стоило… по крайней мере, не при его жизни. Но как бы она ни была коррумпирована и цинична – это его страна. Он ее не просил, просто такая уж страна ему досталась, и он будет ей служить по мере своих возможностей, потому что другого выбора нет. И потому, что служба по ее защите и успех, несмотря на все препятствия, были единственным способом доказать, что он лучше системы, создавшей его самого.