Лучшая зарубежная научная фантастика: Звёзды не лгут - Дозуа Гарднер (читать книги полностью без сокращений бесплатно .txt) 📗
Стояло самое темное время суток.
Сердцекрылы по праву спали в своем гнездовье. Уже зарождалась очередная зимняя буря: ветра грозили сорвать навес, ливень неистово барабанил, а его собственного голоса не было слышно, когда он назвал пациентке свое имя.
Прошли века с тех пор, как он в последний раз произнес простое слово: «Торгаш».
Если она и слышала, то ничем не выдавала себя. Ее трясло, как на холоде, но ее полумертвое тело было горячим, как угли, культя стала длиной со здоровую руку, а раздробленная нога подтянулась к тазу, кости срастались и накапливали ресурсы для дальнейшего развития. Кожа была ярко-красной и чуть не светилась во тьме. А потом жар спал, цвет испарился, и женщина неожиданно замерла.
Он вынул из рюкзака гриб, подул на него, и тот разгорелся ярким светом, который залил палатку.
Он осторожно положил ладонь между грудей пациентки, оценивая частоту и силу биения восстановленного сердца. Но она не шевельнулась, даже когда он ее ощупывал. Даже когда закричал и вытер обеими руками глаза. После этого он лег рядом, взял ее новую руку обеими своими, закрыл глаза и унесся мыслями в последнюю ночь, когда так же спал с другой.
4
Первый свет дня пробился сквозь золотисто-серую кожу — выделанную шкуру необычайно крупного улита, как она поняла. Новые глаза смотрели вверх, внимательно изучая в первые секунды возвращенным зрением нитку из выделанных кишок и тонкие, красиво переплетенные вены, сохранившиеся в туго натянутой ткани. Затем она смежила веки и, оценив сознание, с удивлением обнаружила, что думается не только легко и просто, но и спокойно, если не радостно. Это была деятельность какого-то постороннего разума. Основу ее жизни составлял навязчивый, неизменный страх, но его кто-то похитил, и ей его недоставало. Как дотянуть до сумерек без тщательно взлелеянного ужаса? И все же, несмотря ни на что, она хладнокровно и бесстрастно задалась вопросом: какая сила причинила ей столь глубокий ущерб и как ходить по белу свету, если не думать, что каждый сделанный и каждый несделанный шаг чреваты трагедией и смертью?
Она снова открыла глаза, но на сей раз, проигнорировав увиденное, сосредоточилась на том, как ощущается мир через новую кожу. Нагая, она дотронулась левой рукой до бедра: новорожденная плоть была еще лишена волос, раны исчезли, а мышцы оказались налитыми, как, пожалуй, никогда прежде. Затем согнулась ее новая правая рука, и внутри крепкого кулака ощутились свежие кости. Нашлась и третья рука. Чья? Она мгновенно подумала, что приживила похищенную конечность. Отдохнувший, перезагруженный рассудок воспринял невозможность этого и создал подробную версию отмщения и победы. Но тут третья рука дрогнула, и женщина обратила внимание на тепло покоившегося рядом тела. Она очень осторожно повернула голову и смутно различила профиль мужчины, лежавшего на каменном полу какого-то тесного убежища.
Внезапно из потаенного логова вернулся ее старый приятель — страх.
Она подавила судорожный крик и острое желание вскочить. Лицо было ей незнакомо, и она понятия не имела, как очутилась здесь, в этой престранной обстановке. Она могла вообразить любой сценарий, и каждый был бы ошибочным: с тем же успехом она могла счесть, что это ее подлинная жизнь, мужчина — супруг, а все несчастья и немногочисленные удачи, какие помнились, были всего лишь сном.
Следующие невыносимые минуты ушли на изучение носа мужчины, его закрытых глаз и широкого, расслабленного рта, который время от времени подрагивал.
Его дыхание было затяжным, страдальческим и крайне поверхностным.
В убежище — очевидно, его палатке — пахло выдохнутым воздухом, телесными маслами и немного феромонами, для которых не существовало названия. Прямо над ее головой лежал большой полупустой рюкзак. Ноги почти достигали щели, ведущей наружу. Лежавший рядом мужчина был крупным даже по человеческим меркам — выше ее на добрые полкорпуса и широкий в груди, как никто из ее соплеменников. Одет тепло, по погоде: длинные штаны и просторная рубаха, сшитые из какого-то черного нотского материала. Ступни и огромные кисти — обнажены. Ржавые волосы, густые и жесткие, заплетены в хитроумную косу, исчезающую между спиной и каменным полом. Борода, тоже густая, — коротко подстрижена. Похожий на труп, мужчина выглядел неестественно мирно. Лишь раз он вздохнул глубоко, и она, приподняв голову, чтобы взглянуть на лицо, увидела, как влажные шары глаз перекатываются под бурыми веками и видят во сне что-то свое, о чем он, спящий, не догадывается.
Она протянула левую, старую руку и кончиками пальцев осторожно дотронулась до обоих век спящего.
Он проснулся мгновенно и полностью.
Ее раз и навсегда очаровало то, что он повел себя так же сконфуженно, как и она, пусть даже на пару секунд. Кто эта женщина? Как он сюда попал? Возможно, они были товарищами по несчастью — две души, заброшенные в одну палатку, вместе потерявшиеся и объединенные общим непониманием происходящего.
Чьи это были мысли?
Вряд ли ее, решила она. За свою бурную и короткую жизнь она не помнила, чтобы сознание так металось между субъектами и возможностями.
Мужчина негромко заговорил и вроде как улыбнулся.
Она не сразу осознала, что понимает слова, несмотря на сильный акцент и незнакомый голос. Он произнес сначала «Привет», а потом — «Как самочувствие?».
Такого самочувствия у нее не было никогда, и что тут ответить?
— Торгаш, — проговорил он тогда.
Она открыла восстановленный рот. Сильный язык прижался к новым, крепким зубам, и голосом, знакомым лишь отчасти, она спросила:
— Что ты сказал?
— Это мое имя. Торгаш.
Она медленно повторила слово.
— А твое?
— Греза, — ответила она.
Это была невинная шутка, придуманная машинально и наскоро. Она сообщала ему, что не верит в происходящее. Но он, похоже, принял ответ, приподнял голову и повернулся всем корпусом. Еще одна шкура улита, сложенная втрое и служившая обоим матрацем, скрипнула под его тяжестью. Он сжал новорожденную кисть женщины, отпустил, потянулся к ее обнаженному телу и резко осекся, убрал руку, повторил ее новое имя.
— Греза, — произнес он с чувством.
Возможно, он ей не поверил, но казался настроенным благодушно. Она знала мало мужчин, но даже небогатый опыт подсказывал, что это существо либо согласится почти на любой ее ответ, либо не поверит никакому.
— Где я? — спросила она.
— Ты знаешь, где находится Озеро Озер?
Замутненная память напряглась.
— Да, — сказала она.
— Это остров… затонувший хребет старой горной цепи, которая тянулась далеко от северо-восточного побережья.
— Остров?
— Мой остров.
Она проглотила эти странные новости.
— С кем ты живешь?
Ему, похоже, пришло в голову несколько вариантов ответа. Но вместо этого он задал ей свои, резонные вопросы:
— Откуда ты? Где твоя семья? И как ты зимой обошлась на воде без лодки?
В ее памяти всплыла целая повесть, но она рассказала только о том, что запомнила из последних дней, которые провела в сознании. Закончила огромными глазами, которые плавали под ней, и разинутой зубастой пастью, нацелившейся на ее беспомощное тело.
— Думаю, это была река Щекотунья, — предположил он.
Она впервые слышала такое название.
— Как выглядели твои ноты?
Она вспомнила, что фермеры были мельче большинства представителей своего вида, что кожа у них была красновато-лиловой, что они питали слабость к тростнику-окальнику и стрелам с сапфировыми наконечниками. Затем он поинтересовался их орудиями и конструкцией домов, а она обнаружила, что готова выложить массу деталей, и получила ответ, похожий на мнение специалиста.
— Они из Северного слоя, — заявил он. — Это изгои, а теперь, наверное, оседлый народ. Скорее всего, из какой-нибудь слабой секты-семьи, претендующей на те приграничные земли.
Она всегда знала, что между нотами существуют определенные отношения и нечто вроде культуры, но понятие «слой» ей мало о чем говорило. Термин «секта-семья» был знакомым, но его тонкий смысл находился за гранью ее понимания и интересов.
