Будущее, ХХ век. Исследователи - Стругацкие Аркадий и Борис (читать хорошую книгу .txt) 📗
— Так… Ракетодром «Урановая Голконда номер один» готов к приему первых планетолетов, — сказал высоким, звенящим голосом Ермаков. — Семнадцать сорок пять, шестнадцатого сентября, 19.. года…
Все молчали. Ермаков поднял руку и торжественно, громко и ясно провозгласил:
— Мы, экипаж советского планетолета «Хиус», именем Союза Советских Коммунистических Республик объявляем Урановую Голконду со всеми ее сокровищами собственностью человечества!
Быков подошел к маяку и прикрепил к шестигранному шесту маяка широкое полотнище. Ветер подхватил и развернул алое, казавшееся в багровых сумерках почти черным, знамя с золотой звездой и великой старинной эмблемой — серпом и молотом, — знамя Родины.
— Ура! — крикнул Юрковский, а Дауге захлопал в ладоши.
На этом торжественная церемония окончилась.
Вернувшись в транспортер, Ермаков сразу же присел к приемнику, а Юрковский снял шлем, потянулся и, отчаянно зевнув, повалился на свою постель.
— Итак, Иоганыч, чем станешь угощать? — осведомился он.
И тут Быков вспомнил: сегодня день рождения Иоганыча. Еще когда устанавливали первый маяк, Дауге говорил об этом и торжественно приглашал «отпраздновать сию знаменательную дату посредством посильного поглощения пития и закусок с произнесением соответствующих речей». Приглашал в стихах:
Быков весело улыбнулся и спросил:
— А где же обещанные яства?
Дауге засуетился, принялся копаться в своем мешке — извлек старательно обернутую в бумагу бутылку, две коробки рольмопса и толстый ломоть копченого латышского сала. Все эти прелести не входили в обычный рацион межпланетников. Дауге ухитрился протащить их сюда контрабандой. Быков расстелил салфетку, вынул из буфетного шкафчика стаканчики, вилки, хлеб в полиэтиленовой упаковке. Юрковский крякнул, произнес значительно: «Однако!» — и придвинулся поближе к импровизированному пиршественному столу. Внутренность бронированной машины сразу приобрела праздничный вид. Стало хорошо и необычно. Дауге развернул бутылку, поставил ее в центре салфетки и с вожделением потер руки. Юрковский причесался. Быков подумал и повязал галстук поверх спецкостюма, чем поверг именинника в радостное изумление.
Пока длились эти многообещающие приготовления, Ермаков, не снимая шлема, сидел у рации. Кончив какие-то расчеты, он принялся вызывать «Хиус». Но эфир молчал. В репродукторе хрипело, выло, каркало. Михаил Антонович не откликался. Ермаков выключил аппаратуру, устало стащил колпак и аккуратно повесил его на стену. Быков с удивлением заметил, как потемнело и посуровело лицо командира. Ермаков был чем-то очень сильно обеспокоен. Обеспокоен сейчас, когда пройден такой тяжелый и многотрудный путь, когда осталось только отдать Крутикову приказ и ждать прибытия «Хиуса» на новый ракетодром? Странно… Алексей Петрович ухватился за нижнюю губу.
— Товарищи, предлагаю всем отдыхать и… — Ермаков замолчал, с удивлением рассматривая веселых друзей; брови его поднялись. — Что это вы затеяли?
— На вечер, данный в честь мою… — упавшим голосом начал Дауге. Выражение лица командира поразило его. — Анатолий Борисович! Ведь сегодня праздник… в известном смысле — завершение…
— Он — новорожденный, Анатолий Борисович! — весело сказал Юрковский, трудясь над бутылкой. — Выпьем по глотку коньяку, поболтаем.
Ермаков посмотрел на него, на смущенного Иоганыча, на бравого Быкова (тот торопливо прикрыл ладонью глупый галстук). Глаза его потеплели.
— Давайте, — сказал он и сложил карту, расстеленную на столике около рации.
Все чинно расселись вокруг салфетки.
— Будет тост? — осведомился Ермаков, принимая из рук Юрковского желтый стаканчик.
— Обязательно, — ответил тот и торжественно произнес: — Сегодня мы празднуем двойное событие! Сегодня родился большой Г. И. Дауге и маленький ракетодром «Урановая Голконда». У обоих большое будущее, оба дороги нашему сердцу. Живите, растите и размножайтесь! Ура-ура-ура!
За стеной посвистывал раскаленный ветер, темный песок намело вокруг «Мальчика». Чужая черная ночь обступила со всех сторон маленький уютный уголок жизни и света.
— Хороший роль-мопс, — сказал Юрковский, сосредоточенно наматывая на вилку аппетитную рыбью тушку. — Очень люблю роль-мопс…
Иоганыч покачал головой и, обратившись к Ермакову, сказал:
— Между прочим, с роль-мопсом у меня произошла любопытнейшая история. Вернее, не с роль-мопсом, а… Представьте, Гоби, пустыня, несколько палаток — геологическая экспедиция. На триста километров ни одного жилья, дичь, прелесть. И была у нас, молодых практикантов, бутылочка коньяку и заветная баночка роль-мопса. Ждали мы какого-либо высокоторжественного события, чтобы, значит… — Дауге выразительно щелкнул пальцами. — Ну-с, дождались. Вот как теперь, день рождения одной… одного товарища. Собрались мы у нашей палатки, все практиканты, шесть человек. Откупорили коньяк, нарезали хлеб, помыли руки. Положили все это на футляр для теодолита, и, как сейчас помню, я принялся под жадными взорами ребят вскрывать вожделенный роль-мопс. Понимаете, все баранина, ветчина… Остренького хотелось — сил нет! И вот, едва я вскрыл…
Дауге сделал паузу. Быков нетерпеливо покашлял и сказал:
— Вскрыл — и что?
— Понимаете, я даже не помню, как это случилось. Я случайно взглянул поверх голов товарищей — они все, конечно, наклонились к банке — и вижу: по склону соседнего бархана ползет, извиваясь, преогромный сизый червяк… Настоящий удав, боа-констриктор… Весь в этаких кольцах…
— Врешь! — убежденно сказал Юрковский.
— Погодите, Владимир Сергеевич! — сердито остановил его Быков. — Дайте рассказать.
— Не вру, Володя. Это был олгой-хорхой.
— Олгой… кто? — спросил Быков.
— Олгой-хорхой, — повторил Дауге. — Кажется, единственное сухопутное животное на Земле, вооруженное электричеством.
Юрковский сдвинул брови, вспоминая.
— Олгой-хорхой… Кажется, впервые описан в одном из гобийских рассказов Ивана Ефремова полвека назад. Так?
— Так, — согласился Дауге. — Потом выяснилось, что за эти полвека мы были не то третьей, не то четвертой экспедицией, которая видела его.
— И что же случилось? — не утерпел Быков.
Дауге вздохнул:
— Ничего особенного, конечно. Я заорал и вскочил на ноги. Рольмопс вывалился в песок. Мы побежали в палатку за ружьями, а когда вернулись… — Он развел руками. — Никаких шансов. Электрический червяк скрылся.
— Досталось тебе, наверное, от ребят, — сказал Юрковский и снова потянулся к роль-мопсу.
— Ну нет! До самого конца экспедиции только и было разговоров, что об олгой-хорхое.
— Я вот ничего подобного не видел в пустыне, — заметил Быков.
Дауге объяснил, что олгой-хорхой водится, вероятно, только в самых жарких и пустынных областях монгольской Гоби.
Быков, чувствуя себя почему-то не в своей тарелке, принялся расспрашивать Ермакова о плане дальнейшего покорения Венеры. Ему хотелось заставить командира разговориться. Но тот отвечал сдержанно и скучновато. Готовится к вылету «Хиус-3», он перебросит на Голконду большую группу специалистов. Начнется оборудование промышленного комбината по переработке ядерного горючего. Одновременно, конечно, будет происходить расширенное исследование поверхности планеты.
— Да что там говорить, — легкомысленно помахивая рукой, вставил Юрковский, — с Венерой покончено. Дорога проложена, семафор открыт, как говорили наши предки в те времена, когда еще были семафоры. И новые дороги пройдут не здесь.
— Межзвездная астронавтика, конечно? — сказал Ермаков, улыбаясь одними губами.
— Именно! Перелет Земля — 61 Лебедя. Это — новая дорога!
— Это сколько же времени лететь? — с сомнением спросил Быков.
