Экипаж «Меконга» (илл. И. Сакурова) - Войскунский Евгений Львович (книги бесплатно читать без TXT) 📗
Под навесами стояли кареты старого фасона, присланные для переделки осей по новоизобретенной системе славного мастера Жанто.
Семейство Жанто издавна занималось каретным делом, снабжая экипажами королевский двор и знатнейших вельмож. Жанто помнил, как еще при жизни отца, больше тридцати лет назад, в их заведении делали карету, предназначавшуюся в подарок от короля знаменитому шевалье д'Артаньяну по случаю назначения его маршалом Франции. Правда, д'Артаньян не успел получить ни кареты, ни маршальского жезла, потому что был неожиданно убит в 1683 году, при осаде голландской крепости Маастрихт.
Недавно Жанто довелось прочесть новую книгу господина Сандро, который обработал и опубликовал «Мемуары господина д'Артаньяна, капитан-лейтенанта первой роты королевских мушкетеров, содержащие множество частных и секретных вещей, происходивших о царствование Людовика Великолепного». Жанто с удовольствием читал мемуары старого знакомого, не раз покупавшего в кредит лошадей у его отца…
Д'Артаньян, его друзья и враги запомнились нам скачущими на боевых конях. Коней убивали вражеские пули, они падали от изнеможения в лихих погонях, и двадцать лет спустя и еще десять лет спустя отважные мушкетеры всегда были озабочены приобретением новых коней: их покупали, выигрывали в кости, получали в подарок от вельмож и любовниц.
Дослужившись до больших чинов, д'Артаньян, возможно, разъезжал иногда в карете, но вообще-то экипаж в основном предназначался для дам и престарелых вельмож. И король и вся знать делали огромные концы верхом; люди в то время с детства свыкались с седлом.
Карета XVII века в сочетании с дорогами того же века представляла собой нечто среднее между бетономешалкой и камнедробилкой. Задняя ось с большими колесами закреплялась наглухо, а передняя, с колесами поменьше, имела в середине поворотный шкворень. Спереди и позади возвышались подпорки для толстых кожаных ремней, на которых подвешивался кузов кареты. Рессоры еще не были известны.
Это сооружение богато украшалось резьбой и позолотой, а внутри обивалось подушками, обтянутыми тисненой испанской кожей, прославившей город Кордову, или толстым, чудовищной прочности лионским шелком, вытканным вручную. Но, несмотря на подушки, находиться внутри кареты, бешено несущейся по ухабам, гряд ли было приятно. Поэтому все предпочитали поездку верхом, даже король.
Однако в ряде случаев этикет делал поездку в карете обязательной. Нередко карета опрокидывалась на крутом повороте, и надменный Людовик XIII оказывался на четвереньках — совершенно как Павел Иванович Чичиков, вываленный из своей знаменитой брички на обратном пути от Манилова.
Упираясь ладонями в холодную осеннюю грязь, король поднимался. Он оглядывал испорченные кружевные манжеты и разодранные шелковые чулки. Подколенные банты носили на себе неоспоримое доказательство того, что королевский кучер не сбился с дороги, по которой недавно проходили лошади, отличавшиеся прекрасным пищеварением.
Король оглашал окрестности словами, невозможными для современного французского языка. Выражения свидетельствовали о его близком родстве с Генрихом IV, доныне не превзойденным, как утверждают историки, в искусстве кратко и сильно выражаться.
Сопровождавшие короля придворные — хранитель королевской трости, двое наблюдателей за ночной посудой его величества и прочие не менее важные лица, получавшие по двадцать тысяч ливров в год, — наперебой выражали сочувствие, соревнуясь в изяществе высказываний. Королевский кучер, по древней традиции, чесал за ухом, короля обтирали, сажали в другую карету, и все. Что поделаешь, случай обыкновенный. Король, приехав домой, съедал любимое блюдо — яичницу из фазаньих яиц стоимостью в полтораста ливров (что равнялось годовому жалованью подмастерья) — и забывал о происшествии.
Эти случаи повторялись до тех пор, пока славный мастер Жанто не сделал важное изобретение. Он отказался от поворота передней оси вокруг центрального шкворня. Он закрепил ее неподвижно, а на ее концах укрепил кулаки со шкворнями, на которых сидели коротенькие поворотные полуоси с колесами. Посредством двух кронштейнов с шарнирами и одной тяги полуоси соединялись друг с другом, образуя систему, именуемую до сих пор трапецией Жанто.
Теперь на самых крутых поворотах опорная база колесного хода оставалась постоянной, и последующие Людовики понемногу отвыкали от высказываний в духе Генриха IV; мужественный язык французского средневековья потерял немало сочных выражений.
В дальнейшем, для того чтобы человеческая речь не лишилась укрепляющих элементов, люди изобрели автомобиль. Карбюратор и топливный насос, склонные к засорению, исполненная тайн и коварства система зажигания и масса других приятных особенностей постепенно восстанавливают во всех языках мира исчезнувшую было крепость выражений на транспорте.
На заре своей юности автомобиль опрокидывался не реже, чем старинные кареты, потому что первые автоконструкторы отказались от трапеции Жанто и делали переднюю ось автомобиля цельной, поворачивающейся на центральном шкворне.
Лишь в 1878 году один из потомков Жанто применил трапецию к автомобилю. После этого автомобиль опрокидывается лишь в исключительных случаях.
Теперь многие знают, что такое «трапеция Жанто», но мало кому известно, кто носил это славное имя.
Толстяк Жанто сидел у дверей кузницы и пробовал напильником только что закаленные полуоси.
— Ты перекалил их, старая оглобля! — ворчал он на длинного сухопарого Кабюша. — И вдобавок пережег.
— В самый раз, хозяин, — почтительно заметил Кабюш.
— Расскажи это кюре в воскресенье, а не мне!
— С чего вы взяли, что перекалил?
— Твердые очень, напильник не берет. А окалина какая толстая! Ведь они точеные, чистенькие попали в твои медвежьи лапы!
— Твердые лучше, хозяин: долго не протрутся, даже если плохо будут смазывать.
— А, затвердил свое! Слишком твердое — слишком хрупкое. Надо меру знать, тряпичная твоя голова!
Топот копыт заставил Жанто прервать воркотню. В ворота въехал на прекрасном гнедом коне молодой дворянин. Осмотревшись, он подъехал к кузнице и остановился перед почтительно поднявшимся Жанто.
Всаднику было лет двадцать пять. Одет он был изящно и со вкусом. Перо на шляпе соразмерное: достаточно длинное, чтобы придать владельцу достоинство, но не настолько, чтобы говорить о бахвальстве.
Опытный глаз Жанто приметил, что шпага и шпоры у всадника заграничные. Окинув быстрым взглядом одежду и снаряжение незнакомца, Жанто посмотрел на его открытое, очень загорелое лицо, на его светло-русые волосы, свободно выбивавшиеся из-под шляпы.
— Скажите, почтенный, — спросил всадник, — где можно увидеть господина Жанто?
Королевский мастер быстро прикинул в уме: кем мог быть ранний посетитель? Выговаривает звуки «эр» и «эн» твердо, но на южанина или испанца не похож: светлые волосы, синие глаза, прямой нос…
Загорелое лицо не пристало знатному дворянину, но одет изящно, конь богато убран. Приехал без слуг, в ранний час, — дьявол знает, что за птица! Но смотрит твердо — военный взгляд, хотя рожа у мальчишки добродушнейшая…
— С разрешения вашей светлости, это я сам. — На всякий случай Жанто наградил гостя титулом. — С вашего разрешения, уже шестьдесят два года. Чем могу служить вашей светлости?
Всадник легко спрыгнул с коня.
— Лейтенант флота русского царя Федор Матвеев, — представился он. — Имею к вам дело по поручению его величества.
— Русский царь оказывает мне честь? Прошу, господин лейтенант, простите мой вид. Пожалуйте в дом.
— Погода хороша, не хочется под крышу, — сказал Матвеев. — Если кто-нибудь присмотрит за моей лошадью, я с удовольствием посижу с вами здесь.
— Тысячу извинений, господин лейтенант! Эй, Ленуар, Гридо, где вы, бездельники? Возьмите коня господина лейтенанта!
