Волшебник не в своем уме - Сташеф (Сташефф) Кристофер Зухер (первая книга TXT) 📗
Из дверцы первой кибитки высунулась женщина в яркой шали и что-то прокричала мужчинам, что шли следом.
Те посмотрели на нее, переглянулись и поманили Гара и Джанни к себе. На сердце у Джанни полегчало, он поспешил к цыганам, шагая так быстро, как только позволяли ушибы. Держа Гара за руку, он вел его за собой.
Но когда они подошли ближе, цыгане попятились, с опаской глядя на Гара. Только теперь Джанни заметил, что они вооружены мечами — заметил потому, что мужчины сжимали их рукояти. Это были длинные прямые мечи, а сверху в их ножны еще и кинжалы были всунуты. Джанни остановился и сказал:
— Не бойтесь. Он не опасен.
— Ага, пока ты ему не скажешь, чтобы он стал опасен, — сказал самый старший из цыган. Его седые усы свисали ниже подбородка, густые седые брови торчали над глазами, свирепо смотревшими на Джанни, а тот, как назло, был не в силах что-либо объяснять, отрицать, успокаивать. Но он все же решил попробовать.
Именно этот миг Гар избрал для того, чтобы сказать:
— Расскажи мне про кроликов, Джорджио.
Цыгане вытаращили глаза. Джанни был готов расцеловать друга. Решив подыграть ему, он краешком губ проговорил:
— Не балуйся, Гар!
Он чуть было не сказал: «Ленни», но вспомнил, что его ополоумевший друг забыл свое вымышленное имя.
А цыгане, похоже, заинтересовались.
— Кролики? — сдвинув кустистые брови, переспросил старик. — Почему это он про кроликов спрашивает?
Судя по всему, в памяти Гара запечатлелся их недавний розыгрыш, он всплыл на поверхность его затуманенного сознания из-за того, что сложилась похожая ситуация. Либо так, либо великан искусно притворялся, но в последнем Джанни сильно сомневался.
— Да потому, что когда он боится или волнуется, я рассказываю ему про кроликов и обещаю ему, что когда-нибудь мы с ним заведем небольшое хозяйство — огородик, чтобы пропитаться, и маленьких пушистых зверьков, с которыми он будет играть.
Цыгане обменялись сочувственными взглядами, которые были настолько выразительны, как если бы они хором сказали: «дурачок». Затем старик-цыган вновь обратился к Джанни.
— Хорошая мечта, и славный способ успокоить его. А часто он огорчается?
— Нет, очень редко, — выдумал Джанни на ходу. — Но за милю отсюда на нас напали наемники, они жестоко избили нас, отобрали все, что у нас было, даже одежду, и потому теперь он боится незнакомых людей.
— Бедняжка, — проговорила женщина, которая по-прежнему не решалась выйти из кибитки.
Старик кивнул:
— Мы видели залитую кровью землю и еще гадали — что же тут стряслось. — Он шагнул к Гару. Великан в страхе попятился. — Мы не обидим тебя, бедняга. Мы такие же странники, как вы, и мы тоже боимся наемников — очень боимся. Нет-нет, мы вас не обидим, мы перевяжем ваши раны, накормим вас горячей едой — супом и дадим вам одежду. Хорошо?
Гар, похоже, немного успокоился. Цыган протянул ему руку. Гар уставился на нее, но убегать не стал.
Джанни воспользовался моментом, взял Гара за руку и потянул вперед.
— Пойдем, дружище. Они не обидят тебя. Они нам помогут, приютят нас ненадолго.
— Непременно приютим, — кивнул цыган. — Устроим вас под кибиткой, но уж лучше такая крыша, чем никакой.
— Под кибиткой? — с надеждой переспросил Гар и сделал шаг вперед.
Сердце Джанни радостно забилось при воспоминании о ночлеге под кибиткой.
— Не так давно нас вот так же приютила одна цыганка. Он помнит.
— Цыганка? — Все цыгане сразу насторожились. — Она была одна?
— Да, одна. — Джанни припомнил, что тогда это показалось ему немного странным. — Ее звали Медаллия.
Цыгане обменялись понимающими взглядами.
— Да, мы знаем о Медаллии. Что ж, если она дала вам приют, и с ней все хорошо, то и мы готовы тем более приютить вас. Идемте.
— Благодарю вас всей душой!
Джанни зашагал вперед, увлекая за собой Гара. Великан, все еще всем своим видом выражая опасение, пошел за другом.
Подойдя поближе, Джанни лучше разглядел цыган. Волосы мужчин были покрыты яркими платками, но бороды у них были всех цветов — соломенно-желтые, каштановые, черные, рыжие и множества промежуточных оттенков. И глаза у них были разных цветов — голубые, карие, зеленые, цвета лесного ореха, серые... Джанни не мог избавиться от мысли о том, что эти цыгане ничем не отличаются от его сородичей, пироджийцев. Переодень их — так и не увидишь никакой разницы.
А одежда на цыганах была ярких, кричащих цветов — ярко-зеленого, синего, красного и желтого, с широкими оборками. Рубахи и штаны на мужчинах были просторными, даже чересчур просторными. Рубахи у горла были открыты, распахнуты на груди, штаны заправлены в высокие сапоги и подхвачены ремнями разных цветов. И у женщин и у мужчин в ушах блестели серьги, а на запястьях — браслеты.
В Джанни проснулось любопытство истинного торговца — он задумался о том, из настоящего ли золота все эти украшения.
Женщин в таборе оказалось несколько. Они появились из кибиток и окружили незнакомцев. Именно женщины взяли на себя заботу о Гаре и Джанни.
— Пойдемте, бедолаги, — сказала одна из них, а другая подхватила:
— Наверное, вы полумертвые от голода и холода.
Гар, испугавшись, потянул было Джанни назад, и Джанни пришлось снова успокаивать его.
— Хорошие тети, Гар. Смотри! Хорошие, добрые! — Он пожал руку одной из молодых женщин, заметил, как она хороша собой, и пожалел, что нельзя позволить себе большего. Тут его озарило, и он коснулся рукой ее темно-рыжих волос, непокрытых платком. — Можно?
Женщина посмотрела на него с опаской, отступила на шаг, но тут же кокетливо улыбнулась и шагнула к Джанни. Джанни погладил ее волосы, обернулся к Гару и сообщил:
— Мягкие. Теплые.
Женщина в испуге вытаращила глаза и, как только Гар поднял руку, испуганно отступила.
— Он ничего тебе не сделает, — заверил ее Джанни. Женщина не без опаски вернулась и сказала:
— Один разок, не больше.
Гар опустил руку на ее голову, провел ею по волосам и озарился блаженной улыбкой.
— Теплые, мягкие! Кролик!
Весь табор дружно расхохотался, а громче всех — «кролик». Женщина поймала Гара за руку и удержала за запястье.
— Эй, крольчиха! — крикнул один из молодых мужчин.
Другой подхватил:
— Крольчиха, можно и мне тебя погладить?
Но тут другая девушка фыркнула:
— Вот уж тоже мне — «крольчиха»! Скажи ему, пусть и не думает, Эсмеральда!
— Вот-вот! — воскликнула старуха-цыганка. — А то он еще и на ручки тебя захочет взять!
Вот так, смеясь и шутя, женщины подхватили оторопевшего Гара под локти и повели к ручью, что протекал неподалеку. Там его вымыли, отерли и нарядили в цыганскую одежду. Им, как и Медаллии, пришлось при этом проявить чудеса изобретательности. Гар был в ужасе. Он таращил глаза, сверкал белками, то и дело в испуге поглядывал на Джанни, но тот искренне наслаждался заботой цыганок и это немного успокоило Гара. Наконец, когда они поели супа и хлеба, а женщины перевязали самые опасные раны, они отправились следом за цыганами за кибитки. Джанни обменивался шуточками с девушками, которые выглядывали из окошек фургонов, чтобы пококетничать с ним. Они называли его «Джорджио», но это можно было стерпеть, лишь бы только ополоумевший великан оставался спокоен. Он решил остаться Джорджио до тех пор, пока к Гару не вернется рассудок.
В эту ночь они спали под кибиткой, но куда более уютно, чем в прошлый раз. Цыгане дали им теплые одеяла. В голове Джанни проносились события прошедшего дня, он как бы снова слышал смех и разговоры, болтовню во время еды и видел цыганские жаркие танцы. Он так жалел о том, что полученные ссадины и ушибы не дают ему присоединиться к танцующим. Девушки-цыганки были так хороши, когда раскачивались и извивались в танце! А теперь кибитки стояли кругом, и весь табор расселся вокруг костра. но они с Гаром, смертельно утомленные, добрели до кибитки и улеглись спать под нею, а цыгане заговорили на своем языке, которого Джанни не понимал. Приглушенные голоса, слова, из уст женщин звучавшие дивной музыкой, мало-помалу убаюкали его, и он уснул, как только смежил веки, и почувствовал, как вновь обволакивает его теплая тьма, но сил у него хватило только на то, чтобы мысленно пожелать узнать, о чем говорят цыгане...