Иерусалим обреченный (Салимов удел; Судьба Иерусалима) - Кинг Стивен (книги без сокращений txt) 📗
Анна Нортон подняла брови и промолчала.
Билл встал:
- Как продвигается новая книга?
- Хорошо, - коротко ответил Бен. - Хочешь прогуляться со мной и выпить содовой у Спенсера, Сьюзен?
- Ох, не знаю, - мягко вмешалась Анна, - после Ральфи Глика и всего этого, мне кажется, лучше...
- Мама, я уже большая девочка. И по дороге нет ни одного леса.
- Я провожу тебя назад, конечно, - произнес Бен почти официально. Он оставил машину в пансионе. Вечер был слишком хорош для нее.
- Все будет в порядке, - сказал Билл. - Ты слишком волнуешься, мать.
- Надеюсь, что так. Молодежь всегда знает лучше, не правда ли? - она попыталась улыбнуться.
- Я только сбегаю за жакетом, - шепнула Сьюзен Бену и побежала наверх, очень щедро продемонстрировав ноги на лестнице. Бен смотрел и знал, что Анна смотрит на него. Билл занялся огнем в печи.
- Как долго вы собираетесь оставаться в Лоте, Бен? - вежливо поинтересовалась Анна.
- Во всяком случае, пока не напишу книгу. После этого - не могу сказать, сколько. Здесь хорошо дышится, особенно по утрам. - Он улыбнулся, глядя ей в глаза. - Могу остаться надолго.
Она улыбнулась в ответ:
- Зимой становится холодно, Бен. Очень холодно.
Сьюзен уже бежала вниз в наброшенном на плечи легком жакете.
- Ты готов? Я хочу шоколада. Берегись, испорчу фигуру!
- Твоя выдержит. - Он повернулся к мистеру и миссис Нортон. - Еще раз спасибо.
- Заходи, - пригласил Билл. - Хоть завтра, если хочешь.
- На самом деле я не хочу к Спенсеру, - объявила Сьюзен, спускаясь с холма. - Пойдем в парк.
- А как насчет грабителей, леди? - он сымитировал речь жителей Бронкса.
- В Лоте все грабители расходятся по домам в семь вечера. Это указ муниципалитета. А сейчас три минуты девятого.
Темнота спускалась вместе с ними с холма, и тени их вытягивались в свете уличных фонарей.
- Приятные у вас грабители, - заметил он. - И никто не ходит в парк, когда стемнеет?
- Детишки иногда забредают, когда нет денег забраться подальше, - она лукаво подмигнула ему. - Так что, если заметишь кого на земле в кустах, смотри в другую сторону.
Они вошли в парк с запада - от здания муниципалитета. Парк наполнился сонной тенью, пруд поблескивал в отраженном свете фонарей. Если там кто-нибудь и был, Бен ничего не заметил.
Проходя мимо Военного Мемориала с длинным списком имен - от революции до Вьетнама, - он невольно взглянул через плечо на Марстен Хауз, но его заслоняло здание муниципалитета.
Сьюзен заметила этот взгляд и нахмурилась. Когда они, подложив куртку, уселись в траву (садовые скамейки оба миновали без разговоров), она сказала:
- Мама говорила, к тебе заходил Перкинс Джиллеспи. Виноват всегда новенький, да?
- Джиллеспи - интересный человек.
- Мама тебя уже осудила и приговорила, - это было сказано легко, но сквозь легкость просвечивалось что-то серьезное.
- Твоей матери я не очень-то понравился, правда?
- Правда, - Сьюзен взяла его за руку. - Явный случай нелюбви с первого взгляда. Мне очень жаль.
- О'кей. Зато отец ставит на меня.
- Бен, о чем твоя новая книга?
- Трудно сказать.
- Увиливаешь?
- Нет, я не прочь сказать тебе... Дай только подумать, как все изложить.
С удивлением он обнаружил, что это правда. Новая работа всегда казалась ему ребенком, болезненным и слабым, которого страшно сглазить. Он не сказал Миранде ни единого слова о "Дочери Конуэя" и о "Воздушном танце", как она ни просила. Но Сьюзен - другое дело. Миранда хотела оценить, Сьюзен просто интересовалась.
- Ты можешь поцеловать меня, пока будешь думать? - спросила она, укладываясь на траву. Волей-неволей он еще раз заметил, какая у нее короткая юбка.
- Боюсь, это может помешать мыслительному процессу, - мягко проговорил он. - Посмотрим.
Он наклонился и поцеловал ее, легко положив руку ей на талию. Почти сразу он ощутил ее язык и встретил его своим. Она шевельнулась, как можно полнее возвращая поцелуй, и шорох ее хлопчатобумажного платья совсем свел его с ума.
Он скользнул рукой вверх, к груди, теплой и полной. Второй раз за время знакомства с ней он почувствовал себя шестнадцатилетним, пустоголовым подростком, перед которым жизнь простирается шестирядным шоссе, без крутых поворотов.
- Бен...
- Да.
- Люби меня. Хочешь?
- Да, - сказал он. - Хочу.
- Здесь, на траве.
- Да.
Она смотрела на него, и в расширившихся глазах девушки дрожала темнота.
- Сделай так, чтобы это было хорошо.
- Попробую.
Они сделались тенями во мраке.
- Ну вот, - сказал он. - Ох, Сьюзен...
Сначала они бесцельно шли через парк, потом более целеустремленно - к Брук-стрит.
- Ты не жалеешь? - спросил он.
Она подняла на него глаза и искренне улыбнулась:
- Нет, я рада.
- Хорошо.
Они шли рука в руке и молчали.
- Книга, - вдруг вспомнила она. - Ты собирался рассказать мне о ней, прежде чем беседа так приятно прервалась.
- Книга будет о Марстен Хаузе, - медленно произнес он. - Может быть, я вначале не думал об этом. Я думал писать о городе. Впрочем, ни к чему себя обманывать. Знаешь, я исследовал прошлое Губи Марстена. Он был гангстер. Перевозочная компания служила только ширмой.
Она изумленно посмотрела на него:
- Как ты это узнал?
- Кое-что от бостонской полиции, но главное - от женщины по имени Минелла Кори, сестры Бидди Марстен. Ей семьдесят девять, и она не вспомнит, что ела на завтрак, но до смерти не забудет ничего, что случилось до 1940-го.
- И она тебе рассказала...
- Все, что знала. Она в доме для престарелых в Нью-Хэмпшире, и, по-моему, никто не слушал ее годами. Я спросил ее, правда ли, что Губи Марстен был наемным убийцей в бостонском округе, и она кивнула. "Сколько?" - спросил я, и она помахала у меня перед глазами всеми десятью пальцами несколько раз.
- Боже!
- Бостонская мафия начала нервничать в 1927-м, - продолжал Бен. - Два раза Губи допрашивала полиция. Первый раз - в Бостоне по поводу убийства какого-то гангстера, и его отпустили через два часа. Второй раз - в Мэльдене - дело было хуже. Речь шла об убийстве двенадцатилетнего мальчика. Труп был выпотрошен.
- Бен! - она осеклась.
- Боссы Марстена выручили его (наверное, он знал о них слишком много), но в Бостоне Губи кончился. Вот тогда он перебрался в Салем Лот и залег. Не выходил из дому. По крайней мере, мы так думаем.
- О чем ты?
- Я кучу времени убил в библиотеке, просматривая старые номера здешних газет. С 1928-го по 1939-ый пропали четыре ребенка. Не то чтобы в этом было что-то необычное. Дети тонут, замерзают, падают в гравийные карьеры. Жаль, но случается.
- Ты считаешь, что там было что-то другое?
- Я не знаю. Но ни одного из этих четырех не нашли. Никакой охотник не наткнулся на скелет, никакой бульдозерист не выкопал его из гравия. Губерт и Бидди жили в доме одиннадцать лет, и в это время исчезали дети. Ты спросила, о чем моя книга. Коротко: она о возвратной силе зла.
Она схватила его за руку:
- Ты же не думаешь, что Ральфи Глик?..
- Был схвачен мстительным духом Губерта Марстена, который возвращается к жизни раз в три года в полнолуние?
- Да, что-то вроде...
- Не спрашивай меня, если хочешь, чтобы тебя успокоили. Не забывай, я тот ребенок, который открыл дверь в спальню на верхнем этаже и увидел, как он висит на балке.
- Это не ответ.
- Да, не ответ. Позволь мне сказать тебе еще кое-что, прежде чем я объясню тебе, что я думаю. Минелла Кори сказала мне, что в мире есть злые люди. Действительно злые, по-настоящему. Иногда мы слышим о них, но чаще они действуют в полной неизвестности. Она сказала, что на ее долю досталось проклятие знать двух таких людей. Один - Адольф Гитлер. Другой ее зять Губерт Марстен. - Он помолчал. - Она рассказала, что в день смерти своей сестры была в трехста милях отсюда - в Кейп Коде, служила там экономкой. Она как раз делала салат в большой деревянной миске. Примерно в два часа дня она почувствовала что-то вроде удара по голове и услышала ружейный выстрел. Она говорит, что упала на пол. Когда она поднялась (в доме никого больше не было), оказалось, что прошло двадцать минут. Она взглянула на миску - и закричала. Ей показалось, что миска полна крови.
