Дитя реки - Макоули Пол Дж. (чтение книг TXT) 📗
Йама вспомнил:
— Вы пытались сжечь корабль несколько дней назад, правда?
— Бочка пальмового масла и бочка жидкого мыла. Одна на носу, другая на корме, — казалось, доктор Дисмас не заметил вопроса, — ну и, конечно, часовой механизм с взрывателем. Прекрасный отвлекающий маневр, не так ли? Солдаты твоего отца сейчас очень заняты: спасают матросов и борются с огнем, чтобы не сгорела гавань, а мы тем временем спокойно занимаемся своими делами.
— Там дальше на якоре стоит баркас — пинасса. Они вмешаются.
— Я так не думаю, — сказал доктор Дисмас. — Его капитан желает во что бы то ни стало с тобой познакомиться, Йамаманама. Он хитрый воин и знает о пожаре правду. Он понимает, что это необходимая жертва. В гибели корабля, как, впрочем, и в твоем исчезновении обвинят еретиков.
Завтра твой отец получит требование о выкупе, но даже если он ответит, отклика, увы, не будет. Ты исчезнешь без следа. На этой ужасной войне такие вещи случаются.
— Мой отец будет меня искать. Он не прекратит поиски.
— Возможно, ты и сам не захочешь, чтобы тебя нашли, Йамаманама. Ты хотел убежать и вот, пожалуйста, тебя ждут великие приключения.
Теперь Йама понимал, кого искали матросы той ночью. Он сказал:
— Вы пытались похитить меня два дня назад. Пожар на плотах — ваша работа, чтобы солдаты моего отца искали выдуманных еретиков. Но эти двое не сумели меня схватить, и вам пришлось повторить попытку.
— Вот мы и прибыли, — сказал доктор Дисмас, — а теперь посиди тихо. У нас здесь рандеву.
Скиф медленно дрейфовал по течению параллельно берегу. Огонь на корабле растворился в ночи. Корпус уже осел на дно, и теперь горел только полубак и мачты. Лодки рыбарей точками рассеялись по водной глади, фонари, которыми они приманивали рыбу к своим удочкам, складывались в причудливые созвездия на просторах Великой Реки — красные искорки на голубом отражении сияния Галактики.
Доктор Дисмас напряженно вглядывался в мерцающую тьму, цыкая на Луда и Лоба каждый раз, когда они опускали в воду весла.
— Нам надо держаться по течению, ваша честь, — извиняющимся тоном сказал Луд, — иначе мы потеряем место, где должны быть.
— Тихо! Что это?
Йама услышал шорох крыльев и слабый всплеск.
— Просто летучая мышь, — заметил Луд, — ночью они здесь охотятся.
— Мы ловим их на леску с клеем, натягиваем ее поперек течения, заметил Лоб. — Классная еда получается, точно вам говорю, летучие мыши вкусные, но, конечно, не весной. После зимы у них кожа да кости. Надо, чтобы они зажирели…
— Заткнись ты наконец, — завопил доктор Дисмас. — Еще слово и я поджарю вас обоих на месте. На тебе столько жира, что ты вспыхнешь, как свеча.
Течение отклонилось от берега, и скиф дрейфовал вместе с ним, едва не цепляясь за молодые смоковницы, чьи кроны лишь на вершок не доставали до воды. Йама заметил бледно-сиреневую искру летящей в ночи машины.
Она двигалась короткими резкими рывками, как будто что-то искала. В другое время она обязательно бы его заинтересовала, а теперь этот далекий свет и непостижимые мотивы ее движения лишь усилили чувство отчаяния в его душе. Мир внезапно оказался чужим и полным предательства, а его чудеса ловушками для простаков.
Наконец доктор Дисмас сказал:
— Вот он! Гребите, вы, идиоты!
Йама увидел красный фонарь, мигающий по правому борту. Луд и Лоб взялись за весла, и скиф полетел по воде.
Доктор Дисмас зажег фонарь и поднял его к своим глазам.
Красный сигнальный фонарь висел на корме пинассы, стоящей на якоре у одинокой смоковницы под треугольным парусом. На этом корабле доктор Дисмас вернулся в Эолис. Два матроса забрались на ветви смоковницы и, подняв к глазам ружья, следили за приближением скифа. Лоб встал и бросил конец на корму пинассы. Матрос баркаса его поймал и закрепил лодку, а кто-то еще, перемахнув борт пинассы, приземлился в лодке, да так резко, что Йама подскочил от неожиданности.
Человек был старше Йамы всего на несколько лет, голый до пояса, коренастый и мускулистый, в белых брюках с офицерским поясом. Его лицо в облаке золотисто-рыжих волос, иссеченное царапинами, лицо задиры и драчуна, напоминало глиняную маску, которую сначала разбили, а потом кое-как слепили, но глаза смотрели открыто и с достоинством, в них отражались живой ум и добродушие.
Офицер удерживал скиф, пока доктор Дисмас неловко взбирался по короткой веревочной лестнице, сброшенной с борта пинассы. Когда подошла очередь Йамы, он сбросил ладонь офицера со своего плеча, подпрыгнул и ухватился за поручень на корме. У него перехватило дыхание, когда живот и ноги стукнулись об обшитый виакрой корпус пинассы, руки и плечи, принявшие на себя вес тела, пронзила острая боль, но он сумел подтянуться, перебросил ногу через поручень и покатился по дощатой платформе кормы прямо к босым ногам пораженного зрелищем матроса.
Офицер засмеялся, подпрыгнул на месте и, легко перепрыгнув поручень, оказался на палубе.
— В нем чувствуется дух, доктор.
Йама встал. Он ссадил правое колено и сейчас чувствовал, как оно горит. Два матроса налегли на рулевое колесо, рядом с ними стоял высокий незнакомец в черном. Единственная мачта баркаса возвышалась на краю кормовой платформы, под нею в два ряда сидели три десятка гребцов, почти обнаженных, в одних набедренных повязках. Узкий нос корабля устремлялся вверх, на одной стороне его остро глядел белый стилизованный глаз коршуна. Там же была установлена маленькая вращающаяся пушка, канонир обернулся, положив руку на узорчатое дуло, и смотрел, как Йама поднимается на борт.
Йама посмотрел на человека в черном и спросил:
— Где воин, который хочет меня видеть?
Доктор Дисмас ворчливо сказал:
— Мне не нравится заниматься делами под дулом ружей.
Офицер махнул, и два солдата, сидящих в ветвях смоковницы, опустили ружья.
— Простая предосторожность, доктор Дисмас. Вдруг за вами притащатся незваные гости. Если бы я хотел вас убить, Дерситас и Диомерис подстрелили бы вас, когда вы еще только гребли на выходе из бухты. Но оставьте эти страхи, ведь вы верите мне так же, как я вам.
Йама снова спросил, на сей раз громче:
— Где же он, этот воин?
Полуголый офицер рассмеялся.
— Да вот я, — сказал он и протянул руку.
Йама пожал ее. Рука офицера была твердой, как у сильного, уверенного в себе человека. Пальцы его заканчивались когтями, которые он чуть выпустил, и они легонько царапнули ладонь Йамы.
— Добро пожаловать, Йамаманама, — сказал офицер.
У него были большие золотистые глаза с карей роговицей — единственная красивая черта на искалеченном лице.
Левое веко оттягивалось вниз длинным кривым шрамом от брови до самого подбородка.
— Эта война плодит героев, как навоз — мух, — заметил доктор Дисмас, но Энобарбус — личность уникальная.
В прошлом году он отправился в поход простым лейтенантом. Он командовал сторожевым катером меньше этого, вошел на нем во вражескую гавань, потопил четыре корабля и повредил дюжину других, прежде чем его собственный ушел на дно прямо у него под ногами.
— Да, то был удачный набег, — сказал Энобарбус. — Нам пришлось уходить вплавь, а потом еще больше — пешком.
Доктор Дисмас сказал:
— Если у Энобарбуса есть недостаток, то это скромность. После того как его лодка утонула, он провел всю свою команду — пятнадцать человек — через двадцать лиг вражеских позиций и не потерял ни одного. В награду его назначили командиром дивизии, и вот теперь он спускается по реке, чтобы принять командование. С твоей помощью, Йамаманама, он добьется значительно большего.
Энобарбус усмехнулся:
— Что касается скромности, Дисмас, то у меня всегда под рукой вы. Стоит мне совершить ошибку, вы тотчас мне это укажете. Какая удача, Йамаманама, что мы оба знаем его.
— Удача, в основном, для вас, — заметил Йама.
— Каждому герою следует время от времени напоминать о скромности, вставил доктор Дисмас.
— Удача для нас обоих, — возразил Йаме Энобарбус.
