Собиратель костей - Дашков Андрей Георгиевич (книги без сокращений .TXT) 📗
И, хотя я был абсолютно трезв, на меня накатило вдохновение. Оказывается, где-то в подсознании хранились обветшалые поэтические перлы и банальные сокровища библейской прозы. Я разразился длиннейшим приветствием, пытаясь перекричать ликующий оркестр. Смысл моей речи ускользал от меня самого, но это было и не важно. Главное – эмоциональное сопричастие происходящему. Я почти полюбил неизвестную мне покойницу как сестру, с которой вынужденно расстался, однако надеялся встретиться с нею в лучшем мире и желал того же другим.
Заключительные слова я прокричал в спину провожавшим – те удалялись в сторону аэропорта – и пытался понять, где же находится местное кладбище. Поблизости не было ничего похожего на последний приют для бренных оболочек, если только для этого не приспособили красивые серебристые ангары.
Надо сказать, мой мундир произвёл некоторое впечатление. Наголо обритые монашки оглядывались и о чем-то шептались на ходу. Среди них попадались молоденькие и, кажется, симпатичные. Впрочем, все они, одетые в униформу и бритоголовые, были похожи друг на друга, будто стриженые овцы. Не мешало бы выяснить, кто же пасёт здешнее стадо…
И тут я заметил одну действительно привлекательную мордашку, вернее, её правую половину, которая была обращена ко мне, – смуглую, с маленьким носиком и полудетским ротиком того нежного цвета, какой начинаешь ценить, пресытившись так называемыми «сочными» и «чувственными» губами. Отсутствие волос, конечно, портило её, однако монашкам по крайней мере не остригали ресниц. И я видел её чудесные ресницы, длинные и густые, как миниатюрный веер. Серый глаз косил, ускользая от моего встречного взгляда…
Для Габриэля ничто не проходило незамеченным. Он цинично ухмыльнулся, ткнул меня кулаком в бок и захрипел на ухо:
– Кажется, вам строят глазки, святой отец!.. Попытайся сегодня же затащить её в исповедальню. Падшие ангелочки – это нечто особенное! – Он со смаком поцеловал кончики своих пальцев. – Рекомендую. Настоящий деликатес!..
Меня уже мутило от него и, значит, от себя самого – ведь он всего лишь вытаскивал на поверхность мои тайные мыслишки. Во всяком случае, он очень быстро излечил меня от безнадёжной любви к Долговязой Мадлен, а ведь обычно безнадёжная страсть прочна, как скала.
И тут же мне довелось испытать острый приступ разочарования и горечи, хорошо знакомой на вкус. Обладательница прекрасных ресниц и нежнейших губ сделала под музыку плавный оборот, и я увидел другую половину её лица. Если бы я находился ближе, то наверняка отшатнулся бы.
На секунду наши глаза встретились. Я наткнулся на пристальный, строгий и слегка презрительный взгляд из-под густо опушённых век, взгляд, контрастировавший с чистой кожей на правой стороне головы и словно говоривший: «Экий ты, братец, шут!» В то же время мне стало ясно, что эта штучка не из тех, кто заживо хоронит себя среди скучных старых дев и раскаявшихся грешниц. Таким образом, между нами сразу же возникли доверительные отношения. Веки опустились и поднялись – это был знак, предназначенный мне одному, если только я не спутал себя с Габриэлем.
Всю левую щеку девушки занимало отвратительное багрово-фиолетовое пятно с белесыми прожилками, что делало его похожим на паука, запутавшегося в собственной паутине и затем безжалостно раздавленного. Одну свою лапку «паук» протягивал к уголку рта, и было ясно, что очень скоро бедняжка не сможет улыбаться. Или это будет улыбка, способная довести впечатлительного ребёнка до заикания. Пятно исчезало под скулой и на затылке, оставляя чистым ухо, которое выглядело противоестественно, словно было пришито к куску сырого мяса.
Девушка явно не случайно продемонстрировала нам своё уродство. Она сделала это с вызовом, словно хотела сразу же расставить все по местам. Итак, романтические фантазии можно было отбросить, но тогда зачем и для кого была разыграна эта коротенькая сценка? Разве я могу помочь тем, кого наказала сама природа или Господь Бог? Я не богослов и до сих пор не решил для себя, является ли первая частью второго. Во всяком случае, контраст между двумя половинками девичьего лица был поразителен. Чистая прелесть и редкое уродство были разделены незаметной линией, напоминавшей границу света и тени на лунном диске. Как водится, тень постепенно пожирала свет.
Обе половины этого странного и страшного лица приводили меня в трепет, и очень скоро я понял, что в обоих случаях трепет абсолютно одинаков. Предельное безобразие потрясало так же сильно, как безукоризненная красота. И в том, и в другом существовала неуловимая гармония – иначе почему бы вздрагивала внутри единственная струна, отличающая нас от животных? Это полюса совершенства, между которыми – океаны посредственности и миллионы ублюдков, не являющихся ни по-настоящему прекрасными, ни по-настоящему отвратительными. И я – один из них…
Впрочем, подобному глубокомыслию я предавался гораздо позже, а тогда окрестил монашку Двуликой. Такой она и осталась для меня навсегда – тем более после того, как мы познакомились поближе.
Бритая голова Двуликой затерялась среди десятков таких же сизых голов. Погребальная процессия удалялась в сторону аэродрома. Напоследок я ещё раз взглянул на острый нос мёртвой старушонки, нацеленный в небо, – словно лежащая в гробу высматривала лайнер в безбрежной дали. Я улыбнулся при этой дикой мысли. Но кто мог предположить, что я тоже становлюсь ясновидцем? Кроме того, мне просто нравилось место, где оркестры играют свинг на похоронах.
9
– Знаете, святой отец, иногда мне кажется, что мы с вами – не врачи, пытающиеся исцелить живых пациентов, а патологоанатомы, определяющие причину смерти. Но это, в сущности, уже никому не помогает…
– Точная разновидность смертного греха? Вы это имеете в виду?
– Именно!
– Если мне будет дозволено… – встрял Габриэль, принявший смиренный вид.
– Спокойно, сын мой! – Аббатиса подняла высохшую ладошку, властно пресекая наглые поползновения дилетанта. Потом она щёлкнула пальцами (кстати, на её правой руке не хватало мизинца). – Вот вы, отец Сганарель, в состоянии классифицировать грехи?
– М-м-м… Думаю, да.
– А я не всегда. Семь библейских статей – этого явно маловато. Приходится сталкиваться с такими сложными случаями… Поэтому я составляю «Кодекс». Что-то вроде Уложения о наказаниях. Хотите ознакомиться?
– Почему бы и нет? Но попозже, если не возражаете. Сейчас мы мечтаем об отдыхе после долгого утомительного пути.
– Разумеется, – строго сказала старуха, не очень довольная мною. И все-таки она задержала нас ещё на несколько минут. – Не желаете ли провести вечернюю службу, святой отец?
Не желаю, но придётся. Ведь это одна из моих смертельно скучных привилегий. Попробуй откажись – и аббатиса мигом заподозрит неладное. До сих пор старая змея относилась ко мне и Габриэлю, который с успехом изображал путешествующего бизнесмена, довольно благосклонно. Насчёт змеи я попал в самую точку – она была умной, скользкой и обладала взглядом, гипнотизировавшим кроликов, в том числе двуногих. Когда нас представляли друг другу, я ощущал себя пустой кастрюлей, по дну которой скребут металлической ложкой: зачерпнуть ничего не удаётся, но звук получается ужасно противный…
Я старался прятать от старухи свои огрубевшие руки. Кажется, тщетно. В случае чего я мог сослаться на трудности и тяжкие испытания, выпавшие на мою долю. А вот о своём аристократическом происхождении мне почти не пришлось лгать. Разве что я изменил некоторые имена. Моя родина находилась слишком далеко. Поскольку настоятельница тоже оказалась из высокородных, позже она предложила мне традиционную партию в бильярд.
(…Эта игра уводила от суеты. Катая шары из слоновой кости, пожелтевшие и покрытые изящной сеткой трещин, прислушиваясь к их мягкому перестуку, поглаживая отполированный кий, отдыхая взглядом на зеленом сукне, я думал о том, что иногда прошлое возвращается. Дежа вю… Сумеречная сирень протягивала в окна свои соцветия, пели сверчки, и… Но я, кажется, забегаю вперёд.)
