На берегах тумана - Чешко Федор Федорович (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
— Ой, не скажи, — помотал головой Нурд. — И не вздумай больше цапаться с ним. Тига помнишь? Тоже ведь с Фасо лаялся, бил его даже. Думаешь, он тогда сам собой с обрыва свалился? А Пун куда пропал? Уж не в священный ли колодец след его тянется?
— Сморкался я на Фасо и на его колодцы. А ежели что, так и к Предстоятелю постучаться не оробею. Он-то, небось, управу на них живо сыщет.
Нурд вздохнул, жалостно глянул на скрежещущего зубами столяра:
— А ведь правду сказал Фасо: вовсе ты, Хон, глупый. Что им Предстоятель? Предстоятеля только те и слушают, кто уважает. А носящие серое... Не захотят они волю его принять — как заставит?
Хон на это только глаза выпучил:
— Ты лбом нынче не ударялся, Нурд? Это ж такое придумал — Предстоятеля ослушаться...
— Вот в том-то и беда, Хон, что ты подобное и в голову допустить не способен. А вот посуди: у Предстоятеля что? Десятка два стражи, что ему от общин посланы? Дармоеды ленивые, не способные к хозяйству, каких не жалко отдать...
А послушники... Они уже многое умеют, а со временем и большему научатся. И воспитаны они так, что любое слово Истовых, живущих у самого края Мглы, исполняют споро и бездумно. Чуешь, к чему клоню? Кто вступится за Предстоятеля? Гуфа, ты да я, Торк вон с Лардой... Леф... И еще такие найдутся, только не слишком много. А прочие будут недоумевать, как осмелились серые пойти против установленного обычаем, возмущаться будут и ждать от Бездонной кары на мятежные головы. И ведь дождутся, только иного...
Нурд примолк на миг, потом заговорил иначе — сухо и жестко.
— Ладно, об этом мы позже беседовать станем. Пока что ты Фасо не зли, я его сам... Леф! Встань позади родителя и, ежели он только вздумает рот распахнуть, кусай его что есть мочи, куда дотянешься. И вы... — он глянул на Торка, потом на Ларду. — Тоже помалкивайте, не суйтесь.
Фасо уже возвращался, держа под мышкой перепачканный грязью клинок. Нурд шагнул навстречу, властно протянул руку:
— Дай.
Тот отпрянул в злобном испуге, крепче прижал к себе ношу:
— Я сказал: дай! — повысил голос Витязь. — Или ты не понял?
Но Фасо только ухмыльнулся, процедил:
— Может, вымолить для Хона соизволения владеть проклятым оружием? И он станет новым Витязем. Ты хочешь такого?
— А ведь похоже, что ты грозишь мне. — Нурд оскалился, вздернул подбородок. — Похоже, что пора бы тебя маленько окоротить...
Фасо отступил еще на шаг, взвизгнул:
— Среди людей Витязь может быть только один, такова воля Бездонной!
— Ты смеешь бормотать о воле Мглы? — удивление Нурда, казалось, не имело границ. — Бездонная повелела послушникам оповещать о пришествии в Мир своих порождений. Кто же прозевал появление бешеных, из-за кого нынче погибли почти что два десятка братьев-людей? Ты ответь мне, Фасо, ты не молчи. А что это за странная одежда у тебя на ногах? Уж больно похожа она на одеяния проклятых... Или я плохо вижу во тьме?
Фасо молчал. Витязь ухмыльнулся, сплюнул.
— Помни, старший брат, помни мои слова: вас много, но ушедший во Мглу Амд, Прошлый Витязь, передал мне свое умение и свою силу не только затем, чтобы я убивал исчадий и проклятых. Он велел мне стеречь покой Мира ото всех посягателей. Ты понял? Ото всех! Я знаю, чему вы пытаетесь научиться, укрываясь от людских глаз на своих заимках, но я знаю и другое: постигнуть воинское искусство нельзя, если нет над тобой живого учителя. Даже если Древняя Глина сохранила для вас какие-то знания мертвых, это вам не поможет. Я всегда — ты слышишь?! — всегда буду достаточно силен, чтобы управиться со всеми носящими серое. А теперь дай сюда клинок. Считай, что я беру его для себя, и утешайся этим.
Но Фасо снова отпрыгнул, зашипел, тряся щеками от ярости:
— Думаешь, Истовые не знают известного даже тебе?! Думаешь, Амд вправду покорился обычаю и ушел в Бездонную? Вот тебе!.. — Фасо прищелкнул пальцами, захохотал. — Амду предложили выбор, и у него хватило ума выбрать правильное! А ты... — он вдруг швырнул голубой клинок под ноги Нурду. — Забери! Я не боюсь твоей силы!
Вопли Фасо стали совсем уж невнятными, он впился глазами в хмурое лицо Витязя, шагнул ближе, вздрагивая от злобы и напряжения. Нурд не отвел взгляда. Он только неторопливо вытащил из складок накидки короткое широкое лезвие и вдруг стремительно завертел им перед носом старшего брата, превратив полированный металл в слепленный из факельных бликов призрачный круг. А когда Фасо обмяк, осознав бессилие своих глаз перед этой сверкающей защитой, искристое лезвие замерло, упершись острием ему в горло.
— Вот чего стоит твое ведовство, Фасо, — голос Витязя был усталым и тихим. — И прочее ваше умение, поверь, стоит не больше.
Фасо не ответил. Он молча отстранил Нурдову руку, сжимающую клинок, молча вскарабкался на телегу, и она, вихляя колесами, покатилась во тьму.
Нурд закусил губу.
— Плохо, — сказал он. — Это очень плохо, если Амд решился их обучать.
Витязь замолк, пошел было к костру, но приостановился вдруг, обернулся:
— А всего хуже, что Фасо не побоялся этакую тайну раскрыть, единственно только чтоб меня напугать. Либо он ума напрочь лишился от злости, либо... Либо уже совсем готовы они.
6
Если в горшок с колодезной водой не спеша лить кипяток, то вода потеплеет сперва чуть-чуть, потом сильнее, а потом либо кипяток закончится, либо не останется места в горшке. Так же бывает и когда Бездонная принимается вливать лето в зимние холода.
Леф не мог заметить начало весны, и это не только потому, что вновь тяжко захворал в то время. Ведь даже потом, когда разрешили ему выходить из хижины и объяснили, что зима кончилась, он, хоть и пытался, не сумел заметить какие-либо перемены в Мире.
Да, снег на Лесистом Склоне потемнел, его почти не стало, и Рыжая наполнилась стремительной мутной водой. Да, вроде бы потеплели дни. Ну и что с того? Такое уже бывало зимой, но всегда ненадолго. И теперь холода, наверное, только и ждут случая воротиться. Потому что ночами твердеющая земля по-прежнему обрастает инеем, словно искристым мехом, а частые суетливые дождики со смертью солнца оборачиваются мельтешением сырых неуклюжих хлопьев.
Лишь через несколько дней Леф вдруг осознал, что земля и небо вкрадчиво, почти незаметно для глаз меняли свои цвета. То есть нет, цвета в общем-то оставались теми же. Низкие тяжелые тучи, как и раньше, были серы, но видневшаяся сквозь них голубизна становилась пронзительнее, ярче и проглядывала все чаще.
А земля... Прежде в бурых космах прошлогодней мертвой травы лишь кое-где упрямые стебли продолжали еще цепляться за свою полную мучений жизнь. Но с каждым теплым днем зелени становилось больше; даже на казавшихся безнадежно мертвыми плешинах вытоптанной глины пробивалась чистая зеленая шерстка.
И это было только началом. Вскоре после пришествия бешеных, настоящая весна обрушилась на Мир. В считанные дни все стало другим, и, чтобы не заметить этого, следовало бы уродиться слепым, глухим, лишенным дара осязания недоумком.
А потом... Потом, наверное, у Бездонной вышел весь ее кипяток. Перемены закончились. Наступило лето.
Зато стало меняться другое. Исчез Фасо — эту новость принесла Гуфа. Она появилась в хижине Хона дней через десять после победы над проклятыми, выгнала Раху в огород и рассказала, что на послушнической заимке побывали гости: два старца в сером (не иначе как из числа Истовых), а при них сутулый человечишко с лицом, обезображенным так, словно когда-то кожу с него клочьями драли. Когда же старцев увезли, урода с ними не было — похоже, он остался жить на заимке. Все время гостевания Истовых небо над жилищем носящих серое по ночам рдело от факелов, из-за частокола слышалось неустанное пение, и все послушники чего-то очень боялись.
Откуда Гуфе про все это ведомо, ни Хон, ни даже Леф спрашивать не стали — все равно ведь не скажет, а если и скажет, то непонятное что-нибудь. Они помалкивали и жадно слушали, а Гуфа бормотала, глядя в очаг, что кажется ей, будто Истовым донесли на старшего брата, который давеча выболтал Нурду сокровенное, и те явились, чтобы покарать Фасо. Теперь старшим на здешней заимке стал Устра, бывший прежде одним из пестователей жертвенной твари (должно быть, он же и донес, свел какие-то старые счеты). Самого же Фасо Гуфино ведовство не сумело выискать среди живых. Значит, его покарали гибелью.
