Падает вверх - Полещук Александр Лазаревич (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT) 📗
— И тогда вы взяли и сделали механическую птицу, поместили ее в замкнутый цилиндр — и этот цилиндр взлетел?..
— И вышел в космос, Платон Григорьевич…
— Это сделали ваши друзья?
— Да, с того дня, когда мы все встретились, и закипела работа. Ведь все основные детали были очень недорогими, нужны были только хорошие станки и хорошие руки. Особенного нам ничего не требовалось. Сорок четыре детали — вот и все, да горсть болтов, да пластмассовая оболочка… Но были и неудачи… Я, Платон Григорьевич, даже не запомнил точной даты, когда наша модель впервые оторвалась от крышки стола'и застыла над ним, вся трепеща, будто живая. Было это числа двадцатого сентября… Семь лет назад… Со мной были Леонид и Ушаков. Мы ужасно переволновались в тот день. Все не ладилось и не ладилось, а тут вдруг пошло дело на лад. Отправили телеграммы Борису, Инке, Григорию. Борис сразу же ответил: «Модель должна быть радиоуправляемой и автономной. Высылаю схему». Портативные батарейки прислал Григорий. А когда все было сделано и модель, повинуясь нажатию клавиши, могла подниматься и опускаться по нашему желанию, Ушаков и говорит мне: «Езжай в Москву и позвони-ка тем товарищам, что так хорошо над тобой посмеялись».
Я поехал в Москву и из Димкиной квартиры набрал заветный номерок.
«Помните, — говорю, — Мельникова? Донимал вас пару лет назад проектом летательного аппарата. Так вот, не желаете ли взглянуть?..»
— Вы испытывали нечто вроде злорадства? — спросил Платон Григорьевич.
— Совсем нет, — ответил Мельников. — Просто этот товарищ мне сказал как-то, что, по его мнению, прошла пора, когда великие открытия делались на чердаках. А я ему еще ответил, что открытия будут всегда производиться на вот этих чердаках, — Мельников постучал себя по лбу. — Конечно, мне было приятно…
— И он приехал, товарищ этот?
— Нет, прислал своего адъютанта. Мы как раз сидели за столом с Ушаковым и мечтали, когда его адъютант вошел в комнату.
«Мне поручили забрать модель», — говорит. «Этого вам никто не мог поручать, вы не так поняли, — сказал Ушаков. Он был в форме полковника и вообще при „полном параде“. — А вот не угодно ли взглянуть?»
Модель стояла на столе, и сверху была накинута скатерть. Медленно поднимается модель над столом, адъютант успел даже пару раз пожать плечами, а потом видит: появился просвет между скатертью и столом. Провел рукой — ничего нет.
«Доложу начальству, — говорит. — Только дрожит она у вас сильно…»
«Доложите и об этом», — отвечает Ушаков. С этого дня и пошло. Закрутилась карусель. Через год наша первая модель на миниатюрном реакторе вышла в космос.
— Но вы сказали, что модель ваша дрожала в воздухе, а вот когда я летал, то никакой вибрации не было.
— Это для нас и есть главный вопрос. Я понимал, что если увеличить число движителей, то вибрация будет все меньше и меньше… Стал вопрос о числе движителей и о сдвиге фаз между ними. И тут Димка приезжает ко мне сам не свой.
«Шесть! — кричит с порога. — Шесть движителей со сдвигом фаз в шестьдесят градусов между ними».
«Почему, — спрашиваю, — шесть?»
«Ты что, не помнишь?! — Я его таким никогда не видел, он ведь всегда спокойный и всегда колючий. — Ты не помнишь? А наш вампум. Шесть крыльев в замкнутом пространстве! Среднее звено цепи…»
Только он это мне сказал, как я вдруг все, все вспомнил. «Так вот что бродило в моей голове всю мою жизнь…» И если бы я уже не имел некоторого опыта в обращении с «сумасшедшими идеями», то второй раз мне пришлось бы плохо.
— Вы сказали что-то о цепи? — спросил настороженно Платон Григорьевич. — И перед этим вы также говорили про какую-то цепь… Это тоже какаято научная загадка?
— Да, загадка…
— И вы ее решили, конечно?
— Нет! — громко сказал Мельников и поднялся. — Нет, не решил, и если найдется человек, который избавит меня и моих друзей от этой загадки, то в ножки поклонюсь, Платон Григорьевич.
— Вы обязательно должны мне рассказать об этой цепи и обо всем, что с нею связано…
— Обязательно, Платон Григорьевич. Но рассказать о цепи — это рассказать вам о всей своей жизни. Обо всем без остатка…
ЗАГАДОЧНЫЙ ДИСК ПОЯВЛЯЕТСЯ И ИСЧЕЗАЕТ
Полковник вновь увез Платона Григорьевича, и много удивительного увидел он за эти дни.
Они вернулись по вызову Диспетчера и прошли прямо в его кабинет, где уже началось совещание. Платон Григорьевич хотел было уйти, но Диспетчер остановил его.
— Вам нужно послушать, Платон Григорьевич. Есть кое-что новое.
Спиной к Платону Григорьевичу стоял человек с забинтованной головой. Он что-то говорил собравшимся, но приход Ушакова и Платона Григорьевича помешал ему. Сейчас он снова заговорил, и неестественно бледная кисть его левой руки напомнила Платону Григорьевичу один из рассказов Мельникова. «Ну, конечно же, это Нартов», — подумал он.
— Я встретил их над кратером Тихо и пошел в орбитальном полете навстречу, — говорил Иннокентий. — Они имели вид конусов, больших зеленых конусов. Вскоре они повернули к Земле.
— Какая разница в скоростях была между вами? — спросил Диспетчер.
— Никакой… То есть была, но незначительная.
— А как наш локатор? — спросил Борис Ладожский. — Что показывал локатор?
— Ничего не показывал, Борис. Ни всплеска… На трассе Луна-Земля они трижды меняли форму. То это были конусы, то шары, то овалы…
— Но все фигуры осесимметричные! — сказал Диспетчер. — И это во всех без исключения встречах…
— Но почему ничего не дал локатор?.. — тихо сказал Ладожский.
— Дайте закончить, — сказал Диспетчер.
— Да, так при входе в атмосферу Земли они приобрели форму парашютного купола, только без строп. Это и раньше наблюдалось, поэтому я особого внимания не обратил. Но вдруг они окружили наш самолет и затеяли какую-то игру. То они падали, то вновь поднимались. Мы попытались последовать их примеру, но безрезультатно, они обыгрывали нас на вертикальных спусках, останавливаясь и падая почти мгновенно. Вот тут-то, не помню как, кажется при резком торможении, меня бросило корпусом вперед на приборную доску. Топить надо, Диспетчер, выступающие части приборов, и поглубже. А в общем ничего страшного.
Нартов сел, а Диспетчер задумчиво сказал:
— Осесимадетричный аппарат, но как быть с балластом…
— А если, — вновь поднялся Нартов, — если мы пустим его по кругу! Мне только что пришла эта мысль в голову…
— Стоит подумать… — заметил Полковник, включаясь в разговор.
— Это вполне реально, — подтвердил пожилой человек в синем халате.
— Наш Главный Конструктор, — шепнул Полковник Платону Григорьевичу…
— Стоп! — вдруг крикнул Диспетчер. — Что дает нам осесимметричная форма?
— Маневренность, — быстро сказал Полковник.
— Круговой обзор, — добавил Нартов.
— И прежде всего лучшую сопротивляемость при погружении аппарата на глубину, — загудел бас. Он принадлежал загорелому широкоплечему моряку в роговых очках.
— А Морж ухватил суть дела, — сказал Ладожский. — Правильно. Я за осесимметричную форму.
— Погодите, это еще не все, — продолжал Диспетчер. — В земной атмосфере эти странные «приборы», если их можно так назвать, приняли форму парашюта… А не приделать ли к цилиндрической кабине парашютирующую приставку раструбом вниз?
— А из чего эту приставку сделать? — спросил Конструктор. — Если из металла, то не тяжела ли будет…
— Сделать полой, — ответил Диспетчер.
— Нельзя, — снова заговорил Морж. — При погружении вода раздавит эту вашу юбочку.
— Так оставить проходы для воды. Пусть в нее входит вода, — сказал Ушаков.
— Я лично за дисковую форму, — сказал Диспетчер. — И никогда этого не скрывал. Конечно, ничего нового тут нет. Впервые — мы просмотрели с Ушаковым патенты, — впервые подобную форму предлагал еще в 1909 году Уфимцев. Назвал он ее «круглое крыло», и с тех пор во всех странах мира пытались строить приборы такой формы. Но у нас в центре диска будет стоять колонна компенсатора, а это меняет дело. Вот теперь мы получим полную свободу на вертикали. Выключил компенсатор — и падай себе секунду, другую, третью. Вновь включил — и через короткое время застыл на месте. Это же как муха… То здесь, то там. А судя по всему, нам придется обзавестись аппаратами повышенной маневренности. Вы что-то хотели сказать, Ушаков?
