Журнал «Если», 1995 № 03 - Браннер Джон (библиотека книг бесплатно без регистрации TXT) 📗
Получается, рассуждая о времени, наши предки иногда имели в виду что-то совсем другое: погоду, благоденствие. Впрочем, и во французском слово «temps» означает не только время, но также досуг и погоду. А происходит русское слово «время» от древнеславянского «вертмя» и санскритского «vartman», которое означало путь, след колеса. Видимо, первоначальный смысл слова «время» восходит к понятиям «вертеть», «воротить», «вращение».
Что думали далекие предки о сущности времени на заре человеческой истории? У них не было иного способа истолковать сложную и часто пугающую реальность, которая их окружала, кроме как поставить между нею и собой какой-нибудь подходящий миф. Один из самых тонких русских философов Алексей Федорович Лосев пишет по этому поводу в своей книге «Диалектика мифа»: миф — это «жизненно ощущаемая и творимая, вещественная реальность и телесная, до животности телесная действительность». Из этих слов ясно, чем миф отличается от сказки: он воспринимался как действительность, а на сказку всегда смотрели как на выдумку.
А роднило их то, что в обоих случаях хорошо работала фантазия. Мифология хранит много преданий о сущности времени. В Древнем Египте хозяином времени являлся птицеголовый бог Тот, и ему посвящались многочисленные легенды. Жрецы Двуречья записали предания о Мардуке, волею которого были сотворены Земля, Луна, Солнце и небесные светила, определявшие ход времени. Перед тем как приступить к сотворению нашей Вселенной, Мардуку пришлось вступить в поединок с чудовищным порождением первозданного Хаоса — драконом по имени Тиамат. В Греции символом неумолимого времени был Кронос; «ответственные за время» есть во всех языческих религиях.
Но мифы не устраивали мудрецов, которые искали свой ответ на вопрос, что же такое время. Изменение и развитие составляют самую суть всего, что происходит во Вселенной, — эту мысль первым сумел выразить греческий философ Гераклит (VI–V века до н. э.). От его книг сохранились только отдельные фразы, но зато очень яркие: «Мир является совокупностью событий, а не вещей»; «Все течет, все меняется»; «В одну и ту же реку нельзя войти дважды, ибо воды в ней вечно новые».
Время течет, считали античные мыслители, но его ход подобен вращению колеса: события повторяются, совершив полный оборот, и все возвращается на круги своя. Аристотель учил: области, лежащие выше Луны, являются вечными, а подлунный мир изменчив. Продолжительность вселенского кругооборота, «Великого Года», согласно Птолемею, составляет 36 тысяч лет. Все происходящее в этом мире находится во власти судьбы, которую греки называли по-разному — Мойра, Адрастея, Тюхе, Ананке. Человек лишь игрушка в ее руках.
Решительный поворот во взглядах на проблему времени принесла христианская философия. Время перестало восприниматься как циклическое, его ход теперь рассматривался как линейный: оно приобрело начало и, следовательно, должно было иметь конец. У его истоков стоял Всевышний, сотворивший мир из ничего и создавший венец творения — человека — по своему образу и подобию.
Почему мир не был сотворен раньше? Этот вопрос лишался смысла: «раньше» не было самого времени, существовал только предвечный Творец, который находился вне потока времени. Эту новую логику наиболее последовательно развил Блаженный Августин (V век от Р.Х.).
«Что такое время? — задает он вопрос в своей книге «Исповедь». — Пока никто меня об этом не спрашивает, я понимаю, нисколько не затрудняясь, но как только хочу дать ответ об этом, я становлюсь совершенно в тупик». Его смущают многие вопросы. Ни прошлого, ни будущего реально не существует, реален лишь миг настоящего. Пытаясь разобраться в этих противоречиях, Августин приходит к выводу, что прошедшее и будущее можно осмыслить только через настоящее: прошлое он отождествляет с воспоминанием, будущее — с ожиданием. Все это означает, что время субъективно и вне нашего ума не существует. И хотя, согласно Августину, время — всего лишь плод человеческого ума, его теория несомненно явилась серьезным шагом вперед по сравнению с представлениями античной философии.
Следующие шаги в раскрытии тайн времени были сделаны в XVII–XVIII веков. И здесь большая заслуга принадлежит Френсису Бэкону, который обосновал индуктивный метод анализа. В науке, утверждал он, следует опираться только на факты: если классифицировать их правильно, не допуская при этом ошибок, то можно прийти к новым научно обоснованным выводам. Однако добиться каких-либо серьезных успехов с помощью своего метода Бэкону не удалось: одного только индуктивного обобщения фактов обычно недостаточно, новые результаты в науке чаще получают, когда к этому добавляют смелые гипотезы. Первый, кто наиболее удачно воспользовался новым научным методом, был основоположник классической механики Ньютон. Правда, сам он вслед за Бэконом повторял: гипотез не измышляю.
Имея в виду это высказывание Бэкона, Энгельс обозвал его «индуктивным ослом». Гнев Энгельса можно понять: созданная им вместе с его другом Марксом теория научного коммунизма построена именно на гипотезах, она ни в малой степени не основывалась на фактах.
Но в методе, на который в действительности в своих работах опирался Ньютон, Энгельс просто не разобрался: великий физик отвергал всего лишь поспешные и необоснованные гипотезы. А гипотезы, которые, как ему представлялось, соответствуют опытным данным, Ньютона устраивали вполне. Правда, называл он их не гипотезами, а принципами.
В самом деле, что представляет собой образ Вселенной, какой она предстает на страницах его главного труда, который называется «Математические начала натуральной философии»? Бесконечное, не имеющее границ пустое пространство, где размещены небесные светила. Время, идущее от века, совершенно одинаково во всех уголках этой необъятной Вселенной. Это самая настоящая гипотеза.
Абсолютное время, ставшее теперь универсальной характеристикой Вселенной, вошло в качестве параметра в уравнения классической механики, записанные Ньютоном. И расчеты, выполненные с помощью этих уравнений, стали давать результаты, очень хорошо совпадавшие с тем, что наблюдалось в экспериментах.
Но в конце XIX века появились первые признаки того, что в классической науке не все в полном порядке. Ни в одном из экспериментов не удалось обнаружить эфир — светоносную среду, якобы заполняющую космическое пространство. Не сумели физики объяснить и закономерности излучения нагретых тел в инфракрасной области спектра. «Два последних облачка на ясном небосводе науки», — пожимали плечами ученые в уверенности, что решение вскоре будет найдено. Но они ошибались: из первого «облачка» скоро явилась теория относительности, а из второго — квантовая механика.
Итак, обратимся к Вселенной Эйнштейна. Время перестает быть независимым параметром; чтобы правильно описать мир, надо говорить о едином пространстве-времени. Утратил свой смысл образ ньютоновских часов, которые с абсолютной точностью как бы отмеряли ход времени в самых отдаленных уголках необъятной Вселенной: течение времени для разных космических объектов оказалось зависимым от того, с какой скоростью эти объекты движутся относительно друг друга.
Немало неожиданностей принесла и квантовая механика. Оказалось, что ход времени нельзя считать абсолютно непрерывным: существуют такие маленькие промежутки времени, для которых само понятие этого хода утрачивает смысл. Продолжительность этих промежутков, которые называют планковским временем — в честь Макса Планка, одного из основоположников квантовой механики, — очень мала, всего 1-43 секунды. При этом масштабе время может останавливаться или даже течь в обратную сторону, утверждают теоретики.
А какое это может иметь значение, могут спросить читатели, разве у нас есть способ добраться когда-нибудь на опыте до таких невообразимо малых промежутков времени? Уже добрались, отвечают физики. Правда, не сразу: сначала теоретики назвали другую величину, тоже очень маленькую: 10-22 секунды. Если время меняется на столь малую величину, то меняются и связанные с ним характеристики пространства, а значит, и энергия — ведь ее величину можно выразить через координаты и время. Причем из теории следует, что, чем меньше время, тем больше величина соответствующей ему энергии.
