Куда приводят мечты - Мэтисон (Матесон) Ричард (читаем книги TXT) 📗
Я открыл глаза и посмотрел на себя.
И не удержался от смеха. Дома я часто носил длинный велюровый халат, но то, что на мне было в тот момент, ничем его не напоминало. Мне стало немного стыдно из-за своей веселости, но я не мог с собой совладать.
— Все нормально, — с улыбкой молвил Альберт. — Многие люди смеются, впервые увидев свою мантию.
— Она не такая, как у тебя, — заметил я. Моя была белая, без пояска.
— Она со временем изменится, как и ты, — сказал он.
— Как это получается?
— Путем наложения ментальных образов на идеопластическую среду твоей ауры.
— А можно еще раз?
Он хмыкнул.
— Попросту говоря, на Земле бывает, что человека делает одежда, здесь же процесс прямо противоположный. Атмосфера вокруг нас отличается податливостью. Она в буквальном смысле воспроизводит изображение любой передаваемой мысли. За исключением наших тел, ни одна форма не стабильна, пока концентрированная мысль не сделает ее таковой.
Я лишь снова покачал головой.
— Невероятно.
— Что ты, Крис, — возразил Альберт. — В сущности, вполне вероятно. На Земле перед созданием чего-то материального необходимо создать эту вещь в уме, верно? Когда материя не принимается в расчет, все творение становится исключительно ментальным, вот и все. Со временем ты придешь к пониманию силы разума.
МЕНЯ ВСЕ ЕЩЕ ПРЕСЛЕДУЮТ ВОСПОМИНАНИЯ
Пока мы двигались дальше и Кэти трусила рядом, я начал понимать, что мантия Альберта с золотым пояском обозначает некий его повышенный статус, а моя мантия — статус «новичка».
Он опять прочел мои мысли.
— Все зависит от того, кем ты себя мыслишь, — сказал он. — Какую работу выполняешь.
— Работу? — недоуменно спросил я. Он усмехнулся.
— Удивлен?
Я не знал, как ответить на этот вопрос.
— Как-то никогда об этом не думал.
— Как и большинство людей, — сказал Альберт. — Или, если и думали, мысленно представляли себе потусторонний мир чем-то вроде вечного воскресенья. Ничего похожего на правду. Здесь больше работы, чем на Земле. Однако… — Он поднял палец вверх, когда я попытался вставить слово. — Работы, выполняемой добровольно, ради удовольствия ее сделать.
— И какую же работу выполнять мне?
— Тебе решать, — сказал он. — Поскольку нет необходимости зарабатывать себе на жизнь, работа должна приносить максимум удовольствия.
— Что ж, я всегда хотел писать нечто более важное, чем сценарии, — признался я.
— Так сделай это.
— Сомневаюсь, что смогу сосредоточиться, пока не узнаю, все ли в порядке с Энн.
— Придется тебе оставить все как есть, Крис, — покачал головой Альберт. — Это вне твоей досягаемости. Нацелься на писательство.
— Какой в этом смысл? — недоумевал я. — К примеру, если здесь ученый напишет книгу о каком-нибудь революционном открытии, какой от этого будет толк? Здесь это никому не понадобится.
— Понадобится на Земле, — сказал он.
Я этого не понял, пока он не объяснил, что на Земле ни один человек не совершает в одиночку ничего революционного; все жизненно важные знания поступают из Страны вечного лета — передаются таким способом, что их может воспринять более чем один человек.
Когда я поинтересовался, что он имел в виду под словом «передаются», он пояснил: происходит передача мыслей — хотя ученые здесь постоянно пытаются разработать систему, с помощью которой можно было бы иметь непосредственный контакт с земным уровнем.
— Ты хочешь сказать, вроде радио? — спросил я.
— Что-то вроде.
Эта идея показалась мне настолько неправдоподобной, что надо было все обдумать, прежде чем говорить на эту тему.
— Так когда мне начинать работу? — наконец задал я вопрос.
На уме у меня было вот что: полностью погрузиться в какое-то дело, чтобы время шло быстрее и мы с Энн поскорее снова были вместе.
Альберт рассмеялся.
— Дай себе небольшую отсрочку, — сказал он. — Ты только что прибыл. Сначала предстоит усвоить основные правила.
Он улыбнулся и похлопал меня по плечу.
— Я рад, что ты хочешь работать. Слишком многие прибывают сюда с желанием расслабиться. Поскольку потребностей здесь нет, это легко достижимо. Правда, такое существование скоро становится однообразным. Человек может даже заскучать.
Он объяснил, что здесь есть все виды работ с некоторыми очевидными исключениями. Не было отделения здравоохранения или санитарии, пожарных частей и полицейских участков, как не было и пищевой, и швейной промышленности, систем транспортировки, врачей, адвокатов, риэлторов.
— Меньше всех, — добавил он с улыбкой, — нужны здесь гробовщики.
— А что стало с людьми, работавшими в этих областях?
— Они работают где-то еще. — Его улыбка угасла. — Или некоторые из них продолжают делать то же, что и раньше. Не здесь, разумеется.
Снова это леденящее чувство: намек на «другое место». Я не хотел об этом знать. Еще раз я осознал собственное желание переменить тему разговора — правда, совершенно не сознавая, почему мне этого хотелось.
— Ты сказал, что объяснишь про третью сферу, — напомнил я.
— Хорошо. — Он кивнул. — Имей в виду, я не специалист, но…
Он объяснил, что Земля окружена концентрическими сферами существования, отличающимися по глубине и плотности, причем Страна вечного лета третья по счету. Я спросил, сколько их всего, и он ответил, что не уверен, но слышал, будто их семь — и самая нижняя, рудиментарная, фактически является земной.
— Так я был именно там? — спросил я. Он кивнул, а я продолжал: — Пока не отправился наверх.
— При описании этих сфер неправильно употреблять слова «вверх» и «вниз», — заметил Альберт, — Все не так просто. Наш мир удален от Земли лишь на расстояние вибрации. В действительности все существования совпадают.
— Значит, Энн и вправду близко, — высказал я предположение.
— В каком-то смысле, — ответил он. — И все же разве она осознает, что ее окружают телевизионные волны?
— Да, если включит телеприемник.
— Но сама она не приемник, — сказал он.
Я собирался спросить его, можем ли мы помочь ей найти приемник, когда вспомнил случай с Перри. Я решил, что ответа на этот вопрос нет. Я не мог снова подвергать ее такому испытанию.
Я оглядел цветущий луг, по которому мы шли. Он напомнил мне о луге, увиденном мною в Англии в 1957-м; помнишь, я тогда работал над сценарием. Я проводил выходные в загородном доме режиссера и воскресным утром, очень рано, выглянул из окна моей комнаты на прелестный луг. И вот я вспомнил его насыщенную зеленую тишину — и это вызвало в памяти все очаровательные места, виденные мною в жизни, чудесные мгновения, которые я испытал. «Было ли это еще одной причиной, почему я так упорно боролся со смертью?» — думал я.
— Видел бы ты, как боролся я, — сказал Альберт, снова прочитав мои мысли; похоже, он мог это делать, когда ему заблагорассудится. — Прошло шесть часов, прежде чем я умер.
— Почему?
— В основном потому, что был убежден: иного существования не будет, — сказал он.
Я вспомнил, что, умирая, узнал о происходящем в соседней комнате.
— Кто была та старая женщина? — спросил я, опять воспользовавшись его осведомленностью о моих мыслях.
— Ты ее не знал, — ответил он. — По мере того как угасали твои физические чувства, обострялись психические, и ты на короткое время достиг состояния ясновидения.
На меня снова нахлынули воспоминания о пережитой смерти. Я спросил Альберта, почему ощущалось покалывание, и он ответил, что это мой эфирный двойник отделялся от нервных окончаний моего физического тела. Я не понял, что означает «эфирный двойник», но в тот момент не стал спрашивать, потому что хотел задать другие вопросы.
К примеру, о том шуме, напоминающем звук рвущихся нитей. Оказывается, это отрывались нервные окончания — начиная от ступней и вверх, до мозга.
А что это был за серебряный шнур, соединяющий меня с телом, когда я над ним парил? Альберт объяснил, что это кабель, соединяющий физическое тело с эфирным двойником. Огромное количество нервных окончаний, встречающихся у основания черепа и вплетенных в вещество мозга. Волокна, собранные в эфирную «пуповину» и прикрепленные к макушке.
