Тринадцатый апостол - Манов Юрий (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗
И по всей поляне огромные следы. Следы босых человеческих ног. Но очень больших.
— Размэр 64—66, нэ мэншэ, — констатировал Абрамян. — Эх, сюда бы журналистов. Такую сэнсацию упускаем!
Абрамян крепился, он старался шутить при любом случае, но каждый раз шутки давались ему все с большим трудом. Рана его кровоточила, и даже распотрошенные памперсы не помогали…
Они дошли… Семенов не помнит как, но дошли. Сам он двигался словно в замедленном кино (помните «Землю Санникова» и экспедицию в пурге?): три шага, опереться на палку, подтянуть салазки с Абрамяном, снова три шага, палка, Абрамян.
Семенов шел и радовался за Буткевича. Молодец, просто молодец, парень! Как он здорово подстроился: три шага, оперся на палку, плечом могучим налег, подтянул веревку салазок с капитаном и снова три шага. Только бы Абрамян не замерз, а то ведь жалко, столько его тащили, столько сил потратили. Но вроде в последнее время как-то легче стало, словно кто-то сзади салазки подталкивает. Кто-то большой, бурый, сильный. Ну да спаси его Бог! Спасибо за помощь, но оглядываться сил нет. А теперь опять три шага, опереться, подтянуть…
Семенов не слышал и не видел, как подъехала сзади «ШиШиГа», как повыпрыгивали из нее ребята в зимнем камуфляже, как окружили их. Он даже не мог сказать, в какое время суток это случилось: утром? ночью? днем?
Даже лежа на полу кузова «газона», Семенов делал движения руками, ногами, плечами, головой. Три шага, опереться, подтянуть. Три шага, опереться, подтянуть…
Глава 15
НЕБЕСНЫЙ ДАР
Охранник долго гремел ключами, возился с запором, наконец открыл жутко скрипучую дверь барака и крикнул:
— Семенов, е такой? На бисиду!
«На беседу — это что-то новенькое, — подумал Семенов. — Раньше все больше на допросы звали».
— Ну шо, Семенов, идешь, шо ли? Или змерз совсим?
— Иду, иду, — крикнул Семенов, с сожалением выбираясь из-под теплого матраса. Он только недавно согрелся, и выбираться на холод ему совершенно не хотелось. Однако перспектива провести еще одну ночь в этом холодном бараке-арестантской тоже отнюдь не грела.
Отряхнувшись от соломы, Семенов прокашлялся и громко провозгласил, обращаясь к лежащим вповалку за хлипкой перегородкой пленным:
— Господа шпионы, диверсанты, дезертиры и мародеры! Очень желаю вам не замерзнуть этой чертовой ночью, потому как нынче Крещение и мороз обещает быть жутким. Но в любом случае поздравляю и обещаю за вас помолиться.
Арестанты промолчали, лишь здоровенный мужик в камуфляже с вдребезги разбитой мордой — пленный капрал из прибалтийского легиона — зло проворчал:
— Смотрытттэ, майор, чтопы нам за тепя молитттса нэ пришлос.
Под радостное ржание охранника Семенов вышел на улицу.
Зябко кутаясь в тулуп, то и дело грея дыханием руки, особист старательно заполнял страницы прошнурованного дела. Когда ввели Семенова, он молча ткнул «паркером» в сторону табуретки, мол, садись, охраннику махнул, мол, свободен, на ординарца зыркнул, в смысле — чаю. Ординарец моментально испарился.
Хотя в вагончике было довольно прохладно, после арестантского «морозильника» Семенов почувствовал себя как в тропиках. По крайней мере здесь была хоть и хиленькая, но печка, к которой он постепенно и переместился вместе с табуреткой. Особист, то ли не видя этого, то ли делая вид, что не видит, быстро исписывал листы, порою даже высовывая кончик языка от усердия.
Наконец вернулся ординарец с чаем, аккуратно поставил стакан в мельхиоровом подстаканнике перед особистом и дымящуюся кружку перед Семеновым. Семенов осторожно заглянул в емкость и присвистнул: в густой пахучей жидкости плавал ломтик лимона.
— Это что? В честь именин? Или иной какой праздник? Вы, гражданин начальник, осмелюсь спросить, из православных будете?
Особист отложил свой «паркер», погрел руки о подстаканник, отхлебнул, не поднимая глаз от записей, и как-то буднично отбрехнулся:
— Да ладно тебе, майор, ерничать-то. Сам-то из которых будешь? Из апостолов? То-то! Знаем мы, как вы срока вешаете. Пять минут на рассмотрение дела? Семь? А я с тобой третий день сижу… И в морду, заметь, ни разу не ударил. Так что не выгребывайся и пей чай. Жрать, наверное, хочешь? Минут через, — он глянул на часы, — через полчаса сходим, пожрем в столовке офицерской.
— За что ж такая честь? — не сумев сдержать ехидства, поинтересовался Семенов.
Особист наконец оторвался от бумаг и посмотрел Семенову в лицо. Совсем другие глаза глянули на Семенова — не злые, колючие, как эти три прошедших страшных дня, а какие-то тусклые, усталые.
— Ввиду вновь открывшихся обстоятельств, — проговорил особист. И повторил по слогам: — Об-сто-я-тель-ств.
Он покопался в папке, пошелестел бумагами, наконец извлек фотографию.
— Узнаешь?
С фотографии улыбался красавец джигит в высокой папахе, перевязанной зеленой лентой, с автоматом наперевес.
— Как не узнать, — сказал Семенов, едва не поперхнувшись чаем. — Гурам это. Шатоев или Шатуев, может, Шатеев. Но имя — Гурам, это точно. По Третьей чеченской помню. Вечно помнить буду тварь такую… Надеюсь, черти его сейчас в аду от души прожаривают.
— Рано до ада, Семенов, рановато. Здесь твой Гурам, совсем рядом. Живой он, здоровехонек. Заместителем командира кавказского легиона стал, того самого, что станцию Зея сейчас штурмует, — большой человек. А вот теперь сам посуди, что мне было думать после этого, этого и этого…
На стол легли фотографии. Семенов их узнал сразу — сделаны с видеозаписи, причем очень качественно: вот они с Гурамом о чем-то мирно беседуют, вот за столом праздничным отдыхают, а вот они чуть ли не в обнимку стоят.
— Обо всем этом, — Семенов отодвинул от себя фотографии, — я уже давал объяснения. Три года назад. После… После гибели нашего СОБРа и двух взводов дагестанского ОМОНа.
— Правильно, давал, — сказал особист, забирая документы обратно в папку. — Но сам посуди, такие совпадения не каждый день бывают: группа Гурама Шатаева захватывает Поездок, которым командует Сергей Семенов. Причем захват подготовлен, и в Поездке явно действовала…
— «Крыса»!!! Кто «крыса»?!! — выдохнул Семенов.
— Знать бы, — вздохнул особист. — Короче, из Москвы пришли материалы по твоему делу, по Гураму этому, ну и про все обстоятельства. К тому же Буткевичу с Абрамяном спасибо скажи, такого про тебя порассказывали, про геройство твое. Абрамян даже из госпиталя с простреленной жопой сюда рвался, кричал, что за командира своего жизнь отдаст. Классный парень, только горячий излишне. Таким обычно пуля в голову попадает, а не туда, куда его ранило. Ну и агентура наша зарубежная помогла, будешь в Москве — заверни на Лубянку, приветик передай. Ха-ха-ха… Так что по совокупности считаю тебя, майор, перед Родиной и законом чистым и от лица следствия приношу извинения за необоснованные подозрения. На-ка, черкни-ка внизу страницы об ознакомлении…
В этот момент за стеной грохнула дверь, потом загрохотало, видимо, рассыпалась поленница, зазвякало опрокинутое ведро. Особист закатил глаза, простонал:
— Ой, блин, щас начнется.
А за стеной уже загремел бас:
— Что, долбодубы! Совсем обурели?!! Порядка в командирском вагончике навести не можете! В штабах засиделись, крысы тыловые?! Связь мне, немедленно связь! Убью, если связи не будет!
Тут же от мощного пинка распахнулась и дверь половины, где проводилась «беседа». На пороге выросла могучая фигура полковника Кравца.
— Ну что, особистская твоя душа, совсем майора боевого засудил?!!
Особист заерзал и суетливо начал упаковывать документы в папку.
— Молчишь, крыса канцелярская?!! Опять майора в кутузку хочешь засадить?
— Следствие считает, — неожиданно писклявым голосом заговорил особист, — что до окончания разбирательства меру содержания майора Семенова можно изменить на подписку о…
— Да пошел ты в жопу со своими подписками! — загремел Кравец. — Легионеры завтра здесь будут, война здесь завтра будет. Понимаешь ты это, война! У меня офицеров не хватает, а ты подписки какие-то хреновые…
