Анахрон. Книга первая - Беньковский Виктор (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗
После матрешек выдержал небольшую паузу и начал торговать запчастями к автомобилям. В это же время фирма Моржа сменила название и стала называться не “Новая Победа”, а “Победа плюс”. Так было современнее.
Дела шли не шатко не валко, но кое-какие деньжата капали. К той эпохе относилось приобретение гигантских напольных часов, что имели привычку судорожно давиться перед боем. Жену часы раздражали, но Морж считал, что мечты детства необходимо осуществлять, иначе — зачем на свете жить? Часы с боем как раз включались им в список таких мечт. Жена Наталья ворчала, что Сигизмунд всякий раз, когда видит какую-нибудь дорогую и бесполезную дрянь, объявляет ее мечтой своего детства.
Свобода печатного слова достигла степеней невиданных. Один из старых знакомых надоумил Сигизмунда войти в издательский бизнес. Воззвал к общему полиграфическому прошлому. В результате “Победа плюс” разродилась дочерним предприятием “Ярополк”. Был сотворен устав, исхлопотали лицензию на издательскую деятельность. Взяли на работу паренька и посадили директором. Купили пареньку стол и компьютер, чтоб не скучал. Велели нанять редактора. Бухгалтера дали сами, чтоб свой. И начальный капиталец Сигизмунд ему отстегнул, не роскошный, но все-таки. Задачей паренька было капиталец сей умножить. Шел 1991 год. Перспективы были лучезарные.
Вошедшая во вкус денег Наталья склонила Моржа купить брокерское место на бирже. Дескать, состояния там за минуту сколачиваются. Была встреча с большими людьми на даче в Солнечном. Договорились об обмене. “Победа плюс” обменивалась на половину брокерского места. Сигизмунду было жаль отдавать “Победу”.
Как и предвидел Морж, ничего путного с биржей у него не вышло. Пытался обменять назад — но, как говорится, пролитого не поднимешь. Кончилось тем, что продал свою половину брокерского места — с убытком продал. На вырученные деньги, почти с нуля, начал создавать ФИРМУ.
Сперва фирма представляла собой несколько ларьков. Торговали всякой всячиной. Ларьки были призваны увеличить первоначальный капитал фирмы. Одновременно ожидалось, что кое-какие поступления даст “Ярополк”.
Но паренек-директор оказался умнее, чем надеялся Сигизмунд. Ушлость, доселе скрытую, явил. Капиталец увеличил очень быстро, наладив выпуск календарей и этикеток для дешевой бижутерии. Капиталец-то увеличил, а делиться не захотел. Пришлось Моржу присылать к пареньку мальчуганов — утрясать бизнес-планы. Утрясли.
На ларечно-этикеточные деньги и была создана ФИРМА. Новая жизнь — новое название, Сигизмунд дал ей имя “Морена”. С оттенком славянофильства и черного юмора.
Ткнулся в ценные бумаги, ткнулся в недвижимость — отовсюду вытянулись железные кулаки, сложенные кукишем. Потянуть конкуренцию Сигизмунду оказалось не под силу.
Долгая жизнь в свободном бизнесе научила Сигизмунда всегда отделять желаемое от действительного. Он здраво оценил собственные перспективы и занялся старым промыслом — травлей бытовых насекомых.
А вокруг происходили грандиозные перемены. От рассыпающейся Советской Империи медленно отвалил паром Прибалтики. То же постигло и Сигизмунда — “Ярополк” взял столько суверенитету, сколько потянул. То есть, весь. И отчалил.
И героически затонул, но это было уже позднее, и Сигизмунда никоим образом не коснулось.
В это время от него ушла Наталья. По идее, давно было пора. Их дороги начали расходиться не вчера. Сигизмунд по этому поводу философски замечал: тараканий бизнес дал — тараканий бизнес и взял. А на удар судьбы ответил встречным ударом: расширился. К тараканьей травле присовокупил торговлю кормами и зоотоварами. Знай наших!
Безжалостно выдавил двух конкурентов. По правде сказать, сами конкуренты были чуть крупнее тараканов. И ощутимо мельче Сигизмунда.
Ну, что еще? Продал напольные часы. Постояла мечта детства — и будя. Такие часы должны стоять в одиннадцатикомнатной квартире. Причем, часы — в первой комнате, а спальня — в одиннадцатой. Жить в состоянии постоянной боевой тревоги (две склянки, три склянки и так далее) оказалось слишком тяжелым испытанием.
На этот раз кобель брехал не на помойке. Он обнаружился сразу за углом, возле детского садика.
Там под фонарем стояла молодая женщина. Рылась в сумочке.
К женщинам кобель был неравнодушен. Особенно к тем, от которых пахло духами. Ластился, пытался играть. Оглушительно гавкал, считая это удачной шуткой.
Вот и сейчас он нарезал круги, время от времени подбегая к женщине, припадая на передние лапы и размахивая хвостом. Не обращая на него внимания, она вытащила из сумочки пачку одноразовых носовых платков, вынула один.
Сигизмунд подошел к ней.
— Извините, — сказал он, ногой отпихивая пса, — это он хочет, чтобы вы с ним играли.
Она подняла на него глаза. Тусклый взгляд не выражал абсолютно ничего.
— Я могу бросить в него камнем, если хочешь, — сказала она.
— Извините, — еще раз повторил Сигизмунд. Он растерялся.
Она помолчала. Высморкалась.
И вдруг проговорила с какой-то странной, оголенной ненавистью:
— Убери свою шавку по-хорошему, паскуда…
Пес неожиданно утратил к женщине интерес. Начал обнюхивать пень, почему-то облюбованный собачьим населением двора. Что-то важное в этом пне обнаружил. Новости какие-то.
Сигизмунд нередко претерпевал разные гонения за пса. Его ругали строгие воспитательницы детского садика и испуганные телерассказами о собаках-людоедах бабушки. Кроме того, с ним охотно бранились пьяные — еще один предмет пристального песьего внимания.
Но никогда еще Сигизмунд не встречал такой открытой, спокойной и мощной злобы.
Он открыл было рот, чтобы обматерить эту недотраханую суку… и захлопнул, стукнув челюстью. Женщина была беременной, почти на сносях.
Бог ты мой! Он глупо вытаращился на нее. Нет, конечно, бывает…
Беременная отбросила использованный носовой платок и неторопливо пошла к арке, к выходу на канал Грибоедова. Сигизмунд глядел ей вслед.
Из подвала выбралась киса и заструилась вдоль стены. Кобель, нетерпеливо рыча, — урра-а! — устремился к ней.
Сигизмунд был зол. Встреча с беременной мегерой оставила на редкость неприятный осадок. Было что-то страшное в этой уверенной, нерассуждающей злобе. Что-то непобедимое. Что-то, чему невозможно противостоять. И нечего противопоставить.
Вся тупая ожесточенность нынешнего времени, казалось, сконцентрировалась в этой озлобленной дуре, носящей в себе беззащитный зародыш новой жизни… Хотя — почему дуре?
Судя по лаю, невидимый во мраке кобель мчался по периметру двора. Сигизмунд остановился, поджидая его. Пускай выбегается, болван такой. Животное тоже страдает от гиподинамии, не только генеральный директор.
Его опять передернуло при воспоминании о только что случившемся. Вот сука!
Песий лай локализовался в одном месте. Стал заливистым. Потом истеричным. Лаял кобель в районе помойки. Естественно! Где же еще?
Раньше помойка располагалась удобно, возле котельной, а теперь ее — непонятно по каким соображениям — переместили за нелепый флигель, к которому был пристроен сигизмундов гараж.
Флигель этот возвели сразу после войны. Угрюмое желто-серое двухэтажное строение. Глухая, желто-серая, облупившаяся стена. Непонятно кому и для чего нужное сооружение уныло-производственного вида. Несколько узких мутных окон на уровне второго этажа. Серая, дощатая дверь. Сколько помнил себя Сигизмунд — она всегда была заколочена.
К этому-то архитектурному ублюдку и притулился гараж.
Во дворе, на другом конце, имелось еще три гаража — обычные, из листового железа. Прочие автовладельцы держали свои машины под открытым небом.
Гараж был кирпичный, капитальный. Принадлежал еще сигизмундову деду — Сигизмунду Казимировичу, потом отцу. Теперь вот Моржу-младшему.
