Венок из звёзд (сборник) - Шоу Боб (список книг .TXT) 📗
Каприз, мимолетное нежелание принимать диктат здравого смысла заставили его вернуться к телескопу. Не снимая очков, он взглянул в окуляр: новая звезда по-прежнему горела на горизонтальной нити.
Торнтон присел перед трубой наводки своего большого телескопа и долго смотрел в нее то в очках, то без очков, прежде чем поверить наконец в реальность феномена звезды, которую видно только через магнитолюкт. Он снял очки и, придерживая их дрожащими пальцами, нащупал выдавленное на пластиковой оправе название торговой марки «АМПЛИТ», затем его охватило желание снова и повнимательнее взглянуть на свое открытие. Опустившись на низкий стул, Торнтон приник к окуляру большого рефрактора. В магнитолюктовых очках очертания объекта неизбежно размывались, но сам он был ясно виден, причем выглядел так же, как и в маломощную трубу наводки. И что странно — не ярче.
В удивлении сдвинув брови, Торнтон попытался осмыслить увиденное. Он ожидал, что объект окажется значительно ярче, поскольку двадцатисантиметровый объектив основного телескопа собирает значительно больше света, чем труба наводки. То, что он не выглядит ярче, означает… Разум Торнтона боролся с незнакомой информацией. Это означает, что объект не излучает света и он видит его посредством какого-то другого типа излучения, улавливаемого очками «Амплит».
Решив проверить свою догадку, он поднялся на ноги, стараясь не задеть станину телескопа, и вышел из купола на мягкую травяную лужайку позади дома. Зимняя ночь колола холодом сквозь одежду, словно кинжалы из черного стекла. Торнтон взглянул на небо и при помощи одних только очков нашел участок, который его интересовал. Волосы Вероники — созвездие не очень заметное, но он знал его с детства и сразу же увидел новый бриллиант в локонах девы. Когда же он снял очки, звезда исчезла.
Тут Торнтон совершил нечто для него совершенно несвойственное. Невзирая на опасность подвернуть ногу, он бегом бросился к дому, стараясь добраться до телефона, не теряя ни одной лишней секунды. У большинства жителей Земли есть ночные магнитолюктовые очки, многие носят их с собой постоянно, и каждый, взглянув вверх, в любой момент может заметить на небе новый объект. А Торнтону страстно хотелось, чтобы этот объект носил именно его имя.
Последние несколько минут были самыми восхитительными за все его сорок лет в практической астрономии, но ночь приготовила ему еще один сюрприз. В полной темноте дома он снова надел очки и, не выключая света, двинулся к телефону в прихожей. Взяв трубку, он набрал номер своего старого друга Матта Коллинза, профессора астрономии в Университете Северной Каролины. Ожидая, пока его соединят, Торнтон машинально взглянул вверх примерно в том же направлении, куда был нацелен его телескоп.
И там, сверкая, словно голубой бриллиант, горела его звезда, ясно видимая сквозь потолок и крышу дома, как будто перекрытия, стропила и черепица превратились в прозрачные тени. Пока он не снимал очки, звезду было отлично видно: с такой же незменной яркостью она светила даже сквозь плотные предметы.
Доктор Бойс Амброуз пытался спасти остаток неудавшегося дня.
Проснулся он рано и, как иногда случалось, с тягостным ощущением, что жизнь не сложилась. Больше всего в приступах этого ощущения его раздражало то, что он не знал заранее, когда они нахлынут, и даже не мог объяснить, что их вызывает. Почти всегда он бывал доволен своим постом директора карлсенского планетария с его превосходным современным оборудованием и постоянным притоком посетителей. Часть посетителей составляли люди с высоким положением в обществе, а часть — просто привлекательные молодые женщины, которые желали услышать все, что он знает о звездах, и порой увлекались до такой степени, что с интересом слушали его экскурсы в астрономию даже на следующее утро за завтраком.
Как правило, ему доставляли удовольствие и неторопливая административная деятельность, и возможности порассуждать обо всех событиях, происходящих в пространстве от границы атмосферы до пределов наблюдаемой Вселенной, постоянно предоставляемые местными газетчиками, и круг общественных обязанностей, и вечера с коктейлями, на которых камера редко не запечатлевала его присутствие, хотя он не делал ничего особенного — просто был высок, молод, хорош собой, образован и богат.
Однако иногда приходили другие дни, когда он видел себя самым презренным существом на свете — популяризатором астрономических знаний. В такие дни, случалось, он вспоминал, что звание доктора присуждено ему университетом, известным тем, что там не отказывались от частной финансовой помощи. Или что его диссертация была подготовлена с помощью двух нуждающихся в средствах, но весьма сведущих в науке «личных секретарей», нанятых его отцом. Или что его работа в планетарии могла достаться любому, чья семья согласилась бы выложить деньги для закупки нового оборудования. В ранней молодости Бойс был захвачен идеей доказать, что он сможет построить карьеру без помощи состояния Амброузов, но позже пришло понимание, что у него для этого не хватает необходимых качеств. Будь он беден, может быть, ему было бы гораздо легче тратить долгие часы на занятия в одиночку, но ему мешало то, что он мог позволить себе любое из возможных увлечений. Рассудив таким образом, он в конце концов пришел к выводу, что единственным логичным ходом в данной ситуации будет использовать деньги для противодействия влиянию, которое они же оказывают на его академическую карьеру, то есть купить то, что они помешали ему завоевать трудом.
И с подобной философской основой Амброуз жил вполне счастливо. За исключением тех дней, когда, например, неосторожный взгляд, брошенный на страницу одного из научных журналов, выхватывал уравнение, которое он должен был понимать, но… В таких случаях он часто принимал решение активизировать свою работу в планетарии, и именно поэтому в тот день он предпринял раннюю трехчасовую поездку к Матту Коллинзу лично вместо того, чтобы связаться с ним по видеофону.
— Я не специалист в данной области, — сказал ему Коллинз за чашкой кофе в его профессорском кабинете со стенами цвета загара. — Это чистое совпадение, что Торнтон и я — старые друзья, и он позвонил мне первому. Я вообще сомневаюсь, что такой человек, как «специалист по Планете Торнтона», существует.
— Планета Торнтона, — повторил Амброуз, почувствовав укол зависти к неизвестному дилетанту, чье имя войдет в историю астрономии только потому, что ему нечего было больше делать по ночам, кроме как просиживать их в жестяном сарайчике на лужайке за домом. — Мы точно знаем, что это планета?
Коллинз покачал головой.
— Нет еще. Слово «планета» в данном случае не определяет сути. Правда, теперь, когда объект ясно виден в форме диска, мы смогли оценить его диаметр примерно в 12 000 километров, а это размер, характерный для тела планетного типа. Но не исключено, что в своей собственной системе размеров он может быть и карликовой звездой, и кометой, и… чем угодно.
— А как насчет деталей поверхности?
— Пока ничего неизвестно. — Коллинзу это отсутствие точного знания, по-видимому, доставляло какое-то извращенное удовольствие. По обычным человеческим меркам его можно было бы назвать великаном, и порой казалось, что все заботы, осаждающие людей нормальных размеров, его просто не трогают.
— Моя проблема заключается в том, что я должен найти какую-то форму популяризации Планеты Торнтона в планетарии, — сказал Амброуз. — Как насчет магнитолюктового телескопа? Разве из этого материала нельзя делать линзы?
— В том, чтобы изготовить из магнитолюкта предмет в форме линзы, нет никаких трудностей. И такая линза будет выполнять свою задачу, если использовать ее для концентрации обычного света. Однако, если ты попытаешься получить увеличенное изображение Планеты Торнтона, ничего не выйдет.
— Вот этого я не понимаю, — сказал Амброуз, в отчаянии решившись признать свое неведение. — Директор планетария должен быть экспертом по поводу всего, что происходит там, наверху, но я в полной растерянности. Репортеры звонят мне каждый день, а я даже не знаю, что им сказать.
