Трансчеловек - Никитин Юрий Александрович (книги бесплатно без онлайн .txt) 📗
Тротуар подле домов узок за счет расширенной дороги для машин, мы с Каролиной тоже соступили на проезжую часть. Тротуар залит жидким дерьмом на всю ширину, от обоих пахнет густой вонью застоявшейся мочи, блевотины и чего-то омерзительно кислого. Каролина побледнела, едва сдерживает тошноту. Первый хрипло вопил похабщину, второй увидел нас и заорал:
– Люди!.. Помогите!.. Помогите поднять Ваську…
Мы поспешно огибали их по проезжей части дороги, сзади раздраженно гуднула машина. Пьяный орал все громче:
– Люди!.. Вы же хрестьяне?.. Помогите… ха-ха… поднять… гыгы… поднять… мать-перемать…
Мы торопливо выскочили снова на асфальт, сердце мое колотится, кровь бросилась в голову. Не выношу, когда грязный мат направлен на женщин, а он весь попадает в них, если женщины слышат.
За спиной еще долго раздавались пьяные вопли: то дикарски ликующие, то гневные, все перемежается матом, а волна омерзительной вони догоняла нас с порывами ветерка еще несколько раз. Уж и не знаю, чем можно так обосраться, что за дерьмо пропитало штаны и вытекло на тротуар, залив до самого бордюра. Эти двое не сидят на диете, как проклинаемые ими миллионеры, что вкалывают с утра до вечера…
Каролина часто дышала, я ускорял шаг, наконец дом величаво повернулся и, как могучий ледник, отрезал от того мира. Двое дворников в оранжевых, словно революционеры из Украины, комбинезонах старательно собирают мусор, у нас не принято бросать его в урну, хотя та в двух шагах, проехала поливальная машина, тугие струи сбили грязь с проезжей части, грязная вода побежала под бордюром.
На этой стороне дома просторная стоянка, правда, по праву самозахвата: владельцев машин оказалось больше, чем любителей сокращать дорогу через газон, так что все наши машины здесь. Я работаю простым ремонтником бытовой техники, но на «Тойоту» хватило. Я отыскал ее взглядом в тесном ряду припаркованных на газоне машин. Подержанная, с левым рулем, зато всего за тысячу баксов, в то время как новенькие отечественные вдвое дороже, а качество почти то же.
Я старался думать о том, куда едем, но в душе поднимается жестокое, мстительное: убивал бы! Убивал бы всю эту мразь, которую мы, оказывается, по своей гуманности должны всякий раз вытаскивать из дерьма, обмывать и снова выпускать на улицу, чтобы они снова срали, били стекла, ломали все, что можно испортить, воровали, травились наркотиками и приучали к наркотикам школьников…
Каролина взглянула с испугом, ее пальцы тряхнули меня за руку.
– Успокойся!.. Весь горишь. Что делать, Россия в самом деле спивается, это не газеты придумали…
Я прошипел зло:
– Да и хрен с нею! Пусть спивается. Пусть подыхает… та Россия! А мы с тобой – разве не Россия? Мы ж не спиваемся!
Она прижалась ко мне, успокаивая, заставляя расслабить застывшие, как камень, мускулы. В голове стучит злое: хрен с нею, с той Россией. Пусть дохнет такая Россия. Я ей даже помогу хорошим ударом по голове, чтобы сдыхала быстрее. Но околеет та Россия, пьяная и обосранная, барахтающаяся в собственной блевотине. Останется та, что работает, трудится, учится, карабкается к знаниям, приобретает вторую специальность. Останется трезвая, сильная, цепкая, живучая.
И пусть лучше половина России вымрет, захлебнувшись собственным дерьмом, чем будет им же пачкать вторую, а эта вторая, вместо того чтобы учиться и работать, будет то и дело вытаскивать из дерьма первую, обмывать, лечить, одевать в чистое и спешно ремонтировать выбитые стекла, поломанные лифты…
Перед машиной Каролина нарочито замедлила шаг, чтобы я успел зайти с ее стороны и открыть для нее дверцу. Ерунда, конечно, сама умеет пользоваться и передними и задними клешнями, но мне нравится оказывать подобные знаки внимания, а она, хоть и современная женщина, не поднимает крик о мужском шовинизме, принимает с милой, благодарной и очень женственной улыбкой.
Машина стронулась с места, я перевел дыхание: что так завелся, почти каждый день вижу какую-нибудь пьяную мразь, она ж везде, но вместо того чтобы убивать их на месте, Госдума решает, где построить новые корпуса больниц «для реабилитации». Перевел дыхание, традиционно спросил, какой дорогой поедем, Каролина так же привычно ответила, что мне виднее, где в это время могут быть пробки. Я вырулил на шоссе, движение не слишком, перестроился в левый ряд и погнал, стараясь приноровиться к «зеленой волне» светофоров.
Голембовские, как и мы с Каролиной, купили квартиру, а не «получили», купили на свои заработанные, это теперь предмет гордости и сдержанной похвальбы не только у такой молодежи, как мы, но и вообще. После торопливого ремонта обставили недорогой, но хорошо сделанной мебелью, импортной, кстати, теперь созывают гостей и всем бахвалятся успехами. Жена Голембовского, Жанна, предупредила, что у них все еще кое-как и на белую нитку, но ведь ремонт невозможно закончить, можно только прекратить, так что ждем-с, ждем-с!
По дороге остановились купить шампанского, конфет и цветов, я изнылся, пока Каролина перебирала цветы и вместо того, чтобы купить готовый букет, вместе с продавщицей начала составлять из отдельных цветков что-то новое, как будто эти пучки цветов чем-то разнятся, кроме цены! Продавщица даже не удивилась такой дури, подбирает один к другому вместе с Каролиной, щебечут что-то на своем птичьем языке, а я, как раздраженный осьминог, покрывался цветными пятнами, переминался с ноги на ногу. Идущие мимо мужчины бросали на меня понимающе-сочувствующие взгляды.
2006 год, 30 мая, 18.40 по Гринвичу
У дома Голембовских дорогу перегородил неопрятненький грузовик. С него снимают мешки с цементом, с другой стороны задним бортом подогнали трейлер, дюжие грузчики стаскивают мебель.
Один лифт постоянно занят, ремонтники норовят захватить и второй под свои нужды, но жильцы чуть ли не охрану выставили: один лифт только для жильцов, мы с немалыми трудностями поднялись на двадцатый этаж, на захламленной площадке в одном углу куча пустых ящиков и упаковки от мебели, в другом – двери и окна, которые жильцы заменили на что-то лучшее..
Голембовский открыл по первому звонку, радостно улыбающийся, с силой пожал мне руку, у него это пунктик, Жанна выскочила навстречу и расцеловалась с Каролиной, в то же время ревниво и молниеносно осмотрели друг друга, не переставая щебетать и улыбаться.
В прихожую, пока мы переобувались в домашние тапочки, вышел Коля, наш общий приятель, румяный и улыбающийся, в своих вечных десантных штанах, пошел ко мне с протянутой издали рукой, как Брежнев в кинохронике. Несмотря на свои тридцать лет, он все еще для всех Коля, хотя вот Голембовский еще со школьной скамьи Аркадий, и даже для жены – Аркадий, но никогда – Аркаша.
– Привет, – сказал Коля жизнерадостно и постарался посильнее пожать мне пальцы. – Как дела?.. Каролиночка, вы оба выглядите просто чудесно. А мы тут вчера малость дернули… Не помню, как и домой добрался. Морда сильно помятая?
– Да нет, нормально, – отмахнулся я.
– Брешешь, – сказал он обрадованно. – А глаза красные?
– Чуточку, – ответил я, чтобы сделать ему приятное, хотя глаза совсем не красные. – Самую малость.
– Вот видишь, – сказал он ликующе. – Это у меня здоровье железное! Другого бы свалило. Пойдем, пока дамы поболтают, дернем по рюмочке красного…
– Не хочу, – ответил я.
Он удивился.
– Почему?
– Мне хватит, когда за стол сядем.
– А я винца всегда готов лишний стаканчик, – сказал он с оптимизмом. – Красное вино полезно для здоровья! А здоровье нужно, чтобы жрать водку. Кстати, почему таблетки пьют, а водку жрут?
Он похохатывал, мы прошли в большую комнату, навстречу поднялись Леонид и Михаил, обменялись со мной вялым рукопожатием. У Михаила – усы, роскошные хвастливые, а у Леонида – бакенбарды. Я с ними держусь вежливо, но друзьями никогда не станем: не считаю полноценными тех мужчин, кто вот так печется о внешности. Такие усы не сами по себе вырастают: их надо холить, выращивать, ухаживать, лелеять, всякий раз перед зеркалом накручивать кончики то так, то эдак, а выбривать осторожненько вокруг, стараясь не зацепить лишнюю волосинку. Словом, в нынешней заботе мужчин о внешности есть нечто педерастическое, недаром же так быстро растет число этих извращенцев.
