Вода окаянная - Андронова Лора (лучшие книги без регистрации .TXT) 📗
Сирил покровительственно потрепал ее по волосам.
— Умничка. Можете. Грошик за ведро.
По домам расходились в молчании. Кельман угрюмо тащил ведра и думал о том, что у него пересохло во рту. На полпути он не выдержал, остановился и выпил несколько пригоршней. Вода была прохладной и пьянящей, как вино.
На следующий день Кельман услышал шепот. Казалось, он доносился ото всюду — из углов, с потолка, с пола. Что-то неразличимое шептали кровать, шкаф и лавки. Вздыхал росший за окном клен.
— Нет, ты правда ничего не слышишь? — спрашивал он Арину.
Та качала головой, укладывая в узелок полоски вяленого мяса и хлеб.
— Опять вчера с Першем пил? Иди, проветрись, полегчает. Походил бы по соседям, вдруг кому что подправить надо?
— А ты-то куда собралась?
Арина зло сощурила глаза.
— Может, вы и собираетесь идти на поводу у этого сучка, но я — нет. Схожу на западный склон, посмотрю, не проклюнулась ли юлица. Ягода сочная, с ней никакой воды не надо.
— Жаль, ни у кого коровы нет, молоком бы обошлись.
— А кормить ее чем прикажешь? Туфом?
— То-то и оно…
Проводив жену, Кельман заглянул на постоялый двор. Его встретили с радостью. Всем не терпелось обсудить вчерашнее происшествие.
— Ясно, как день, что это демон. Самый настоящий демон. Оружием его не взять, только если каким-то особым, — говорила розовощекая Бака — дочь Амса.
— Как же, сказал бы тебе демон, как его зовут, — возразил Кельман.
Он устроился на полу в просторной кухне и принялся осматривать вечно ломающиеся табуретки. Шепотки немного стихли, заглушаемые более громкими звуками.
— В имени вся их магическая сила и заключена.
Бака возмущенно взмахнула полотенцем.
— А он соврал, соврал он!
— Может, это просто какой-то безработный чародей?
— Решивший собирать по несколько грошей в день в нашей глуши? Да еще таким странным способом? Смешно!
— Допустим, есть какие-то причины, — сказал Кельман.
— Какие тут могут быть причины?! — оборвала его Бика. — Не тот маги народ, чтобы довольствоваться крохами.
— Ты что, много магов знаешь?
— Да тут и знать-то не надо — и так понятно, — ответила Бика. — Пап, ведь я права?
Амс стоял у плиты и укладывал в нее дрова.
— Нет, — сказал он. — Не права. Сирил — тень того человека, что пробил скважину для нашего источника.
Глаза девушки округлились. Бросив мокрое полотенце в раковину, она подошла к отцу.
— Но почему ты так думаешь? — спросила она шепотом.
— Потому, что наши предки обманули его. Обещали дать за работу пять дюжин самых ценных искритов, но год тогда выдался неурожайный, и пришлось подмешать с десяток плохоньких камешков, — Амс вытер руки о передник и пожал плечами. — Он же не ювелир. Не разобрался.
— Считаешь, он теперь мстит? Вернулся с того света, чтобы покарать за обман?
— Другого объяснения у меня нет.
Кельман вышел на улицу и направился к дому Перша. Против обыкновения, ставни на его окнах были плотно закрыты. На наличниках появились хитрые знаки, начертанные мелом — сложные сплетения линий, напоминающие скрюченные цветы.
Перш лежал на кровати, до подбородка укутанный в пуховое одеяло и вещал:
— Дух Дор-Сура! Кто это еще может быть? Все мы жаловались на то, что извержение в этом году запоздало, что мы можем не успеть собрать урожай искритов до прибытия купцов. Ох, и не по нраву ему пришлись наши слова, — кузнец жалобно сморщился и потер забинтованное бедро.
— Болит? — спросил Кельман, устраиваясь рядом.
— Болит. Хорошо хоть жар спал, а то уже целую кадку воды вылакал. И все равно пить хочется, — он провел рукой по груди и неожиданно добавил: — Мне бы сейчас листьев вурицы к перелому приложить. И из вешенной настойки примочки делать.
Сидевшая возле огня Мила подняла глаза от вышивания и удивленно посмотрела на мужа.
— С чего ты это взял? — спросила она.
Перш заморгал.
— Не знаю. От лекаря, наверное, слышал.
По улице с грохотом проехала телега, стоящая в шкафу посуда задребезжала и запрыгала.
— Я вот все думаю, — сказал Кельман. — Почему он берет всего лишь грошик за ведро? Ведь он мог назначить любую цену.
— Если цена была бы слишком велика — мы отправили бы отряд к Хохочущему водопаду. А так проще платить и надеяться на то, что одним прекрасным утром Сирила возле источника не окажется.
— Пожалуй. Путь неблизкий, и с Да-Шил спускаться неохота.
Они замолчали. Кузнец закрыл глаза и принялся что-то насвистывать, а Кельман подошел к Миле и стал наблюдать за ее работой. На тонком беленом полотне, натянутом на пяльцы, карандашом была нарисована пышная роза. Стебелек уже зеленел шелковыми нитками, и игла порхала над тканью, обозначая шипы.
— Не знал, что ты так умеешь.
— Как — так?
— Так красиво.
Мила погладила вышитые листья.
— И я не знала. А сегодня утром встала — и вот. Само получилось.
Кельман поежился. Глаза ее излучали нестерпимый, пугающий свет.
Утром Кельмана разбудили голоса.
— Зерно, зерно, зерно, — монотонно твердил кто-то писклявый.
— Скорее, скорее…, — вторил ему другой, звонкий тенор.
— Опять блоха!
— Уйди, уйди… Догоняет!
— Дети! Вернитесь!
Шум стоял, как на ратушной площади Караста в базарный день. Кельман поспешно отдернул полог кровати и огляделся. В комнате никого не было.
— Еще зернышко, еще, кушать, кушать, — не унимался голосок.
— Хлебушек с молочком. Вкусный хлебушек с молочком.
— Ты куда? Ты куда? Вернись!
— Арина! — закричал Кельман. — Арина!! Что происходит?!
Но жена не отзывалась, и он вспомнил, что сам проводил ее на западный склон. Накинув на плечи рубаху, он выскочил во двор. Первой ему попалась на глаза копавшаяся в корыте свинья по имени Хрюха.
— Помои, — урчала она, — свежие, теплые помои. Много, много помоев.
— Пшено, — послышалось от пробегавшей мимо курицы. — Там пшено.
— Размякшая булка…
Замерев на месте, Кельман смотрел на свинью, рыло которой было полностью погружено в исходившее паром месиво. Он мог поклясться, что других звуков, кроме пофыркивания и чавканья Хрюха не издавала.
— Вкусно. Очень вкусно.
Голос звучал как-то необычно, слишком ясно и отчетливо, слишком близко. Кельман провел рукой по лбу.
— Пресвятые мученики! Наверное, я читаю ее мысли! — осенило его.
Чтобы проверить свою догадку, он сбегал в дом, принес оттуда миску холодной гречневой каши и вывалил ее в корыто.
— Каша, — отчетливо услышал он.
Последующие два часа Кельман провел, слоняясь по двору. Он то присаживался возле куриного насеста, то возвращался к хлеву, то стоял возле забора, пытаясь уловить, о чем думают прохожие. Как и у Хрюхи, на уме у куриц была только еда. Их мысли были коротенькими и несвязными, беспорядочно перепрыгивающими с одного предмета на другой.
— Чудеса, — шептал Кельман. — Ну и ну. Надо всем рассказать. Хотя наверняка на смех поднимут.
Он отряхнул штаны от соломы и выскочил за калитку, едва не врезавшись в стоящего за ней Перша. Лицо у кузнеца было счастливым, но немного озадаченным.
— Посмотри! — сказал он. — Я сам себя вылечил!
Кельман издал нечленораздельное кудахтанье.
— Сегодня ночью проснулся, жажда мучит. Встать сам не могу, а Милочку будить жалко — и так за день со мной намаялась. Лежу, только зубами от бессилия скрежещу. И тут словно как воспоминание приходит, — кузнец неуверенно потер руки, — о том, как ладони над больным местом держать, и силу Ки излучать.
— И что?
— И исцелился. Ты знаешь, я же теперь столько болезней одолеть могу. И сыпь зеленую лечить, и чесотку, — его голос чуть понизился. — А моя первая жена, Криста, от лихорадки умерла. Почему же я тогда всего этого не вспомнил? Не помог, не спас?
— Это вода, — сказал Кельман.
— Вода?
— Да. Зачарованная.
Перш озадаченно нахмурился.
