Самый лучший внук - Кликин Михаил Геннадьевич (список книг txt) 📗
Новая жизнь вполне устраивала Рона. По крайней мере, на этом этапе. Старые дружки его потеряли, и он не очень расстраивался по этому поводу – за ним числились кое-какие долги, недостаточно большие, чтобы его начали искать, но весьма значительные для него персонально. Возвращаться к своим старым занятием он тоже не горел желанием – он понимал, что в этом случае рано или поздно снова угодит за решетку. А ему туда очень не хотелось.
Новая работа ему не то что бы нравилась, но он с ней смирился. Она была необходимой платой за свободу. И он не считал, что эта плата столь уж велика. На работе иногда было весело и порой интересно. За работу неплохо платили, и эти деньги он мог тратить только на себя – ему не надо было оплачивать квартиру и еду. Все это было у бабушки.
В некотором роде, он был ей благодарен. Он хорошо помнил, как любил раньше ее визиты, как ждал конфет и подарков. Что-то шевелилось в его душе и сейчас, когда он видел ее, слышал. Он понимал, что она любит его. Любит таким, какой он есть. Он не рассказывал ей, чем занимался все эти годы, и она, кажется, даже не знала, что он сидел в тюрьме. Но он не сомневался – узнай она все, ее отношение к нему не изменится.
Он – ее внук. Единственный родной человек.
Человек...
Было еще одно близкое существо. Не кошка, не собака, не хомячок какой-нибудь. Железяка с пластмассовым лицом, похожим на театральную маску.
Иногда Рон, глядя как Джонни ухаживает за бабушкой Ангелиной, чувствовал нечто похожее на ревность.
И злился.
Но еще больше он злился, когда думал о том, что за ним постоянно наблюдают.
Он ненавидел слежку с детства, с приюта. Там было полно камер, воспитателей и доносчиков. Нельзя было даже в туалет сходить тайно, интимно – в унитазы были встроены датчики, они фиксировали, кто воспользовался туалетом, как именно, в какое время, они анализировали испражнения и сообщали наверх, если в анализе было обнаружено что-то подозрительное... А потом был колледж и кампус. Рон думал, что студенческая жизнь будет куда более свободной. Он ошибся. Те же камеры, те же воспитатели, те же добровольные шпионы. Рон ненавидел доносчиков, а когда благодаря одному из них его вышвырнули из колледжа, он возненавидел их сто крат сильней.
Это они – камеры, воспитатели и доносчики – сломали ему жизнь.
Так думал Рон.
– Эй, железный друг, подойди. – Рон стоял возле открытого хода в подвал. – Помоги мне кое-что поднять.
– Да, конечно, – с готовностью отозвался Джонни.
Раз в месяц, обычно по субботам, Ангелина ходила в церковь. Роботов в храм не пускали, поэтому Джонни оставался дома. Он лишь провожал Ангелину до такси, а потом встречал ее у калитки. Она отсутствовала два часа – всегда.
Два часа одиночества. Один раз в месяц...
– Она скоро вернется, – сказал Рон подошедшему роботу. – А мы подготовим ей сюрприз.
Железные ноги опустились на металлические ступени. Реагируя на движение, зажглась подвальная лампочка.
– Что тебе поднять, Рон?
– Сейчас покажу. Спускайся, не загораживай проход...
В подвале было холодно. С водопроводных труб капала вода, на бетонном полу темнели пятна сырости.
– Так что ты хотел, Рон?
– Там, у дальней стены.
– Что именно, Рон?
У дальней стены стоял верстак, заваленный инструментами. Рядом громоздились картонные коробки, из-под них выглядывал огромным стеклянным глазом старинный монстр-телевизор.
– Здесь ничего нет, – Джонни крутил головой. Совсем как человек.
– Посмотри под ноги, – сказал Рон и нажал красную кнопку, свисающую с потолка на проводе. Утробно зарокотал мотор, установленный на чугунном основании, закрутились блоки, загремела цепь, наматываясь на толстый вал...
– Здесь трос, – сказал Джонни. – Просто трос.
– Не просто, – ответил Рон. – Посмотри внимательно, и увидишь, что это петля.
Стальной трос зашипел змеей, скользнул по бетону, оплел ноги Джонни, сдирая розовый теплый пластик кожи, взлетел к потолку.
– Что?.. – подавился вопросом опрокинутый, вздернутый Джонни.
– Хочешь знать, что происходит, железяка?.. – Рон накинул аркан на правую руку робота; левую руку поймал ржавым капканом, привязанным к длинной палке. – А ничего особенного... – Он натянул веревку, насколько мог, привязал свободный конец к скобе, торчащей из стены. – Я тебя четвертую, разделаю, распотрошу... – Палку с капканом Рон медной проволокой примотал к трубам. – Я ненавижу таких как ты.
– Но я ничего не сделал... – Джонни слабо трепыхался. Ему никогда раньше не приходилось висеть вниз головой, и сейчас ему казалось, что весь мир перевернулся. – Я – друг.
– Вы всегда называете себя друзьями... – Рон шагнул в сторону, наклонился, поднял тяжелое кайло. – Вы говорите, что хотите сделать как лучше... – Он перехватил отполированную рукоять, сплюнул на бетонный пол. – Говорите, что заботитесь о моем благе... – Он тяжело дышал, глаза его сузились, как у снайпера, выбирающего жертву. – Говорите, что лучше меня знаете, что мне надо. И следите, следите, следите. Ненавижу!..
Первый удар пришелся роботу в висок. Взвизгнув, смялся металл черепа, посыпалась стеклянное крошево разбитого глаза, вязкое масло – словно загустевшая мертвая кровь – тонкой ниточкой черкнуло пол, нарисовав на нем черный иероглиф.
– Я знаю, ты работаешь на них. Они смотрят на меня твоими глазами. Они слышат меня твоими ушами. Ненавижу!..
Второй удар выбил Джонни решетку динамика. Шмотком мяса отлетела к верстаку оторвавшаяся силиконовая губа. Белая пена залила развороченный рот.
– Ты вещь. Наша вещь. Что хочу, то и сделаю. А ты не смей делать то, что я ненавижу!..
Третий удар вспорол жестяной бок, вывалил наружу требуху проводов и шлангов.
– Я хоть иногда хочу быть собой... Я хоть иногда хочу быть один...
Рон, тяжело дыша, отложил кайло. Руки его дрожали, уголок рта подрагивал.
– Уж извини, железяка. Тут уж или я, или ты...
Он взял с полки дисковую пилу и воткнул вилку в розетку удлинителя.
У него было запасено еще много инструментов.
– А где Джонни? – спросила бабушка Ангелина, удивившись тому, что у калитки ее встретил не робот, а внук.
– Пошел в магазин. И пропал. – Рон выглядел встревоженным. – Вот уже полчаса как должен был вернуться. – Он посмотрел в конец улицы, словно действительно ожидал там увидеть Джонни. – Может, случилось что?
Они направились по тропинке к дому, то и дело оглядываясь.
– У нас же все есть, – недоумевала бабушка Ангелина. – Он же вчера весь холодильник забил.
– Он хотел что-то особенное купить. Сюрприз сделать.
– Это так на него похоже... Он ведь вернется, правда? – бабушка Ангелина остановилась перед крыльцом и с надеждой посмотрела на внука.
– Конечно, вернется, – заверил ее Рон и осторожно взял за руку.
Три недели она почти не спала, прислушивалась к каждому шороху на улице, подолгу сидела у окна, часто выходила на улицу, иногда забывая одеться, стояла, держась за невысокий забор. У нее пропал аппетит, к ней вернулись забытые болячки – бабушка Ангелина стремительно возвращалась в свой возраст.
А Рон делал вид, что занят поисками.
– В магазине его не было, – докладывал он. – Соседи тоже ничего не видели...
– Может, заявить в полицию?
– Я уже это сделал...
Полицейские приехали на обычном такси. Они были похожи на обожравшихся охотничьих псов, у них были ленивые умные глаза и слюнявые вялые рты. Рон запретил Ангелине разговаривать с ними, он отвел их в сторону, и долго объяснял, агрессивно жестикулируя, что у старушки пропал кот Джонни, и она сейчас немного не в себе, а кот был породистый, возможно, он не просто сбежал, а его увели, украли, и было бы неплохо его вернуть, ведь таких котов немного, он почти чемпион, а бабушка в нем души не чает, чуть ли не за члена семьи считает, почти что за человека, иногда даже заговаривается...
