Отдать душу - Гравицкий Алексей Андреевич (книги онлайн полностью txt) 📗
Девушка сделала несколько боязливых шагов.
— Да не бойся, дура, — не выдержал братец. — Царский сын тебе ничего дурного не сделает!
Девушка ахнула и упала на колени. Я смеялся уже в голос, а брат, красный от злости, заорал:
— Перестань ржать, дурак! А ты, корова, иди сюда! Видишь, стрела лежит? Да нет, правее. Еще правее… Дура, теперь левее. Вот! Подними ее и неси сюда. Живо!
Свадьба тянулась всю следующую неделю. Папашка закатил такую пьянку, какой даже я себе представить не мог. Видимо, мой старикан еще не совсем потерян для общества. Пирушка перемежалась у меня прогулками на стрельбище, и чувствовал я себя после всего этого портянкой, обвисшей и несвежей.
Ровно через неделю мы снова оказались в поле. Второму моему братишке повезло меньше. Стрелу он, правда, запустил несколько дальше, но она всобачилась точнехонько в задницу бабе, что выползла на поляну из леса, собирая грибы. Баба была толстой и некрасивой, а посему мой братишка не очень обрадовался. Всю следующую неделю, пока длилась его свадьба, он пил. Он выпил за эту неделю, наверное, больше, чем за всю предыдущую жизнь. Я ржал от души, за что и был назван, в очередной раз, дураком. Впрочем, это меня не особо тронуло.
Неделя пролетела как минута, настал мой черед. Мы приехали в поле, спешились. Я вскинул лук, натянул тетиву и… И вот я здесь. Стрела, зараза, улетела черт-те куда и лежит сейчас в этом лесу, точнее, в болоте, потому что лес плавно перешел в гнилую топь. Так я вернулся к тому, с чего начал. Грязно, противно, вонюче. Ночами холодно, днем жарко. А стрелы все не видно, вообще сомневаюсь, что найду в этом дерьме хоть одно существо женского пола. А возвращаться домой с пустыми руками… Нет уж, спасибо. Я и так наслушался, когда моя стрела улетела в неизвестном направлении, мои братья и реготали, и дурнем меня называли, и… Не дай бог никому услышать те слова, которыми они меня называли, такое не представить и во сне не приснится.
Примерно с такими мыслями я и плутал, как вдруг увидел свою стрелу. Вот она, погань, торчит из болотной кочки. Черт, и никаких баб рядом! Я собрался взять свою стрелу, когда увидел здоровую жабу. Жаба вцепилась своей мерзкой пастью в стрелу и пыталась вытянуть ее из земли.
— А ну-ка брысь! — заорал я. — Отвали от моей стрелы.
— А вот и фиг тебе, — пробурчала жаба человечьим голосом, не разжимая челюстей. — Я ее нашла, так что давай, женись на мне.
Верите, меня чуть наизнанку не вывернуло от такого заявления, а она смотрит на меня и говорит:
— Ты, — говорит, — поцелуй меня, Ванюша, и будем счастливы.
— Нет уж, не будет у меня счастья с жабой. В гробу я такое счастье видал. И папашу своего гребаного в белых тапках видел. Вот уж кому спасибо, удружил.
— Ты папу-то не трогай, он у тебя славный. А на мне женись.
— А это видала? — Я продемонстрировал жабе жирный кукиш.
— Не горячись, Ваня, — голос жабы стал сладким, аж приторным. — Ты, конечно, можешь и не жениться на мне, но вот послушай, что я тебе скажу. Я сама царица, просто на мне заклятие лежит. Счастливой я смогу стать только с одним человеком — с тобой. Поцелуй меня и обретешь счастье. Поверь, если поцелуешь, я стану самой красивой и желанной. Ну а не поцелуешь — проворонишь свое счастье, обречешь меня на муки, а имя свое покроешь позором.
— Погоди, дай подумать, — сказал я. А ведь и правда. Чем черт не шутит? Ну, если обманула, то проблююсь и домой пойду, а если нет, то счастье у меня в кармане, причем за просто так. — Значит, если я тебя не поцелую, то дурак, а если поцелую, то буду счастливым, богатым, каким еще?
— Сказки про тебя слагать будут.
— Ого! Это что-то новенькое.
— Правда-правда, — заторопилась лягушка. — Я не вру. Ты будешь и царем, и счастливчиком, и я для тебя стану самой красивой.
— Ну ладно, давай. Куда целовать-то? Хоть не в задницу? Ну, давай щеку…
Ну, поцеловал. Ощущения не было никакого. Потом все вдруг резко завертелось, закружилось, деревья стали огромными, болото необъятным, а лягушка прекрасной.
… Вот так все и было. Теперь вот живу в этом болоте уже год. Я — царь, жена моя — царица, хоть и лягушка, зато самая прекрасная. Все лягушки болота мои. Здесь тепло, влажно и уютно. Болото мой дом родной. Вообще, легко и хорошо быть лягухой, какой я теперь и являюсь. Все, что обещала мне моя жена, сбылось. Вот только папашку жалко да братьев, правда, совсем немного. И еще не знаю, обманули иль нет, вот у вас спросить хочу… Скажите, только честно, сказки про меня складывают?
НЕ ПЛЮЙ В КОЛОДЕЦ
Тыгдым-тыгдым, тыгдым-тыгдым, тыгдым-тыг-дым. Пс-ш-ш-ш-ш. Поезд вздрогнул и замер. Ну вот и приехали. Я собрал в охапку чемодан и сумки, поблагодарил проводницу и выскочил на перрон. Солнце, зелень, легкий теплый ветерок. А воздух! Какой здесь воздух, особливо после города! Я с удовольствием втянул деревенских ароматов полной грудью, выдохнул.
— Пс-ш-ш-ш, — это уже не я, это поезд. Вагон тронулся, набрал скорость и, улыбнувшись мне на прощание милым личиком проводницы, умчался вдаль. Я закинул сумку за плечо, поднял чемодан и, обойдя кругом станцию, потопал через поле. Идти мне километров пять с гаком, так что пока могу подробно рассказать, кто я, где я, и почему я здесь оказался.
А все очень просто. Вон там за полем лесок, а за леском деревенька, «Бухловкой» <Деревенька с таким говорящим названием существует в действительности, да вот только автор не имеет к ней никакого отношения и даже не помнит, где таковая находится.> называется. В Бухловке живет мой брат, старший брат, он там родился. А через два года родители оставили брата на попечение бабушки и подались в город, я родился еще через три года, причем в Москве (так что я коренной москвич). Так мы и росли: я в столице, а брат в Бухловке, и хотя нас разделяли какие-то значительные по меркам ребенка километры, виделись мы довольно часто. Потом, когда мы выросли, я стал наведываться к брату каждое лето, но последние годы и летом у него не бывал. Так сложилось — закрутился, завертелся… Жизнь, одно слово. Сейчас я с радостью шагал через поле, представлял, как увижу его, как он мне обрадуется. И обязательно удивится: я ведь не предупредил, что приеду. Так что сюрпризец братишку ожидает.
Я прибавил ходу и почти вприпрыжку поскакал по тропинке через лесок. Странно, сколько лет прошло, а ведь помню эту тропинку во всех подробностях. Вон там я в шесть лет с велосипеда грохнулся, коленку расшиб. Больно было. А вон за той елкой муравейник, я как-то на него пописал, а мураши меня покусали. И правильно, так и надо дураку сопливому, хамить не надо было. А вот тут… Тут кончается лесок и открывается прелестнейший вид. Вот моя деревня, вот мой дом родной. Во-он тот, шестой от угла, зелененький с белыми ставенками и наличниками, крыша железом крытая. Я ощутил какую-то совершенно детскую радость и, стараясь не потерять этого чувства, помчался к домам.
Вот я уже и у покосившегося заборчика. Тихо скрипнула калитка, я вошел во двор и увидел брата.
Он сидел на крылечке, привалившись к перилам спиной ко мне. Я тихо подошел к брату, явился пред его светлы очи, да только напрасно — брат спал. Я потряс его за плечо, тихонько позвал по имени. Он вздрогнул, разлепил глаза, тупо посмотрел на меня, отмахнулся, как от наваждения, и снова закрыл глаза.
— Мишка, мать твою! — не выдержал я. — Я голодный приехал, неужели ты дашь помереть с голоду родному брату?
Моя реплика подействовала лучше, чем ведро ледяной воды из колодца, которой я признаться уже собирался его окатить. Мишка подскочил, какую-то долю секунды еще пялился на меня, отгоняя сон, и наконец напрыгнул на меня, обхватил стальными ручищами, забарабанил лопатами ладоней по спине:
— Колюня! Колька, черт! Ты как здесь?
— В гости к тебе приехал, — ответил я, когда мы разомкнули крепкие братские объятия. — А ты спишь, и куда это Галка смотрит?
