Человек-луч (илл. Г. Шевякова) - Ляшенко Михаил (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
— Дорогой учитель, — голос Крэгса звучал несколько хрипло, — я совершил непростительную ошибку, когда в начале нашей встречи пытался зачеркнуть ценнейшее, что во мне есть, — то, что я ваш ученик. Конечно, я всей душой радуюсь с вами, со всеми людьми… Но вы должны понять: двадцать лучших лет жизни я отдал черепахам, этим консервам, как жестоко вы их назвали! Я консервировал науку, вы двигали ее вперед. Мои черепахи! Мое смешное королевство… Но я ваш ученик!…
— И вы поможете мне! — подхватил Андрюхин, стараясь облегчить душевное состояние Крэгса. — Завтра я выезжаю в Москву со специальным докладом. Через сутки вернусь. И вы будете свидетелем подготовки к такому опыту, перед которым побледнеет все, что было когда-нибудь в науке. Я твердо надеюсь, дорогой Крэгс, что вы скоро излечитесь от своей мрачной философии. Вы до смерти перепуганы, Крэгс, вам мерещится светопреставление. Очнитесь! Не человечеству грозит гибель и умирание, а изжившей себя социально-общественной системе капитализма. Не ставьте знака равенства между человечеством и обреченным строем. Вы перепутали понятия, Крэгс…
В эту ночь Юра, пожалуй, впервые за всю жизнь, не спал. Из всего населения академического городка только он и еще два — три человека точно знали, с каким проектом вылетает на рассвете Андрюхин в Москву. Юра знал, насколько этот проект касался лично его. И у него было странное ощущение неправдоподобия, недостоверности всего, что должно произойти. Даже когда он пытался представить, как будет себя вести в случае, если поездка Ивана Дмитриевича увенчается успехом, ему казалось, что он думает не о себе, а о ком-то другом.
Накануне они долго сидели с Иваном Дмитриевичем вдвоем в его служебном кабинете.
— Сколько тебе лет? — спросил академик, когда они, наверное, уже в сотый раз обсуждали детали предстоящего эксперимента.
— В мае исполнится двадцать пять, — ответил Юра.
— Где твои родители?
— В деревушке живут. Торбеевка называется, километрах в сорока от Саратова…
— Надо их вызвать.
— Вы забыли, Иван Дмитриевич, — усмехнулся Юрах- был у нас уже об этом разговор.
— Ну да? Был? — удивился Андрюхин. — И как мы решили?
— Решили их не тревожить…
— Ага. Ну что ж. Может быть, и справедливо… Вообще должен вам сказать, Юрий Михайлович, — когда что-нибудь его волновало, Андрюхин всегда торопился перейти на официальный тон, — что дело это крайне опасное. Крайне! Не возражайте мне! — закричал он вдруг и продолжал с виду спокойно: — Удача опыта с Деткой и параллельных опытов с обезьянами еще ничего не доказывают. Ясно? Мы вступаем в совершенно неизведанную страну… Человек-луч!
Юра улыбнулся — выражение «Человек-луч» ему понравилось.
— Ты ясно понимаешь, на что идешь? — заторопился Андрюхин, расстроенный его улыбкой.
— И этот разговор у нас был, — заметил Юра. — К чему снова его заводить, Иван Дмитриевич?
Нет, он вовсе не чувствовал себя спокойно. Недавно он прочел воспоминания Константина Потехина — первого человека, побывавшего на Луне. Потехин описывал свои ощущения в дни перед стартом ракеты. И Юра находил, что это очень напоминает его собственное состояние. Были и страх, и гордость за свою судьбу, и мучительное ожидание, и нетерпение, но над всем этим жило сознание, что все уже решено и так надо.
Иногда он вспоминал черную таксу, Детку, или Муху, веселую, умную собачонку… Она первая сверкнула нестерпимо ярким лучом с бетонированной площадки академического городка. Она проложила путь Юре, людям. Куда исчез этот «Большой Черный Пес», как любила говорить Женя? Опыт с Деткой удался блестяще, но где она? Юра чувствовал, что ему доставило бы сейчас большое удовольствие посмотреть на собаку, пощекотать ее розовое брюхо…
Пожалуй, больше всего ему причиняло неприятностей то, что надо было молчать. Он привык обо всем советоваться с ребятами, а здесь нельзя было даже заикнуться. Он и с Женей пока не мог еще обмолвиться ни словом.
«Ну, а если я все-таки погибну? — проскочила однажды мысль, которую Юра упорно не допускал. — Ну что ж, пойдут другие ребята… Кто-нибудь сделает!»
Весь день, пока Андрюхин был в Москве, Юра бродил по лесу, исходив на лыжах несколько десятков километров и стараясь никого не встречать.
Он вернулся, когда уже начало темнеть: полозья лыж скользили по синему снегу, а деревья в вечерней дымке словно сдвинулись теснее. Ему очень хотелось сразу кинуться к Андрюхину, который уже безусловно прилетел, но Юра не мог заставить себя идти туда. Ему казалось это навязчивым, недостойным.
Он медленно шел к корпусу долголетних, когда из-за разукрашенного снегом куста выскочила Женя.
— Ох, Юрка! — Ома едва не свалилась ему на руки. — Андрюхин прилетел, всюду тебя ищет… Где ты пропадал?… Велел тебя с чем-то поздравить. С чем это, а?
Не отвечая, он осторожно взял ее лицо в руки, пытливо заглянул в глаза и медленно поцеловал. Потом, молча подобрав свалившиеся палки, пошел к Андрюхину.
Девушка растерянно глядела ему вслед.
Два немолодых человека с усталыми, интеллигентными лицами сидели на садовой скамье в лондонском Гайд-парке и, бесцельно водя концами своих шелковых зонтиков по песку, мирно беседовали.
Был один из тех дней, когда среди зимы вдруг ясно запахнет весной. Серое небо то нехотя роняло капли дождя, то начинало даже сеять снег, но, когда прорывалось солнце, становилось совсем тепло. Казалось, что голуби веселее хлопочут около тех посетителей парка, которые кормили их крошками; дети громче кричат, бегая наперегонки с собаками, а красивые лошади быстрее проносят по широким дорожкам парка молчаливых седоков.
Никто не обращал внимания на двух пожилых джентльменов с одинаковыми черными зонтиками. И они, похоже, были совершенно равнодушны к окружающему веселью.
— Сэр, я не буду говорить об условиях работы в этой стране, — усталым ровным голосом сказал один в старомодной черной шляпе. — Они общеизвестны… Как представитель солидной фирмы, поставлявшей различное оборудование, в том числе и для их лабораторий радиоэлектроники, я часто бывал и в Горьком, и в Майске… Мне приходилось беседовать на служебные темы с учеными и различными представителями научного городка Андрюхина. Но побывать там я не смог.
Его собеседник крепче сжал массивную ручку зонтика с изображением рычащего льва и проворчал что-то явно неодобрительное.
— Это было невозможно, сэр, — тем же ровным голосом продолжал джентльмен в старомодной шляпе; в равнодушии его тона была, однако, огромная убедительность. — Вы не забыли, конечно, что до меня шестеро ваших лучших работников пытались навестить Андрюхина… Они не вернулись, сэр, не так ли?
— А что толку, что вы вернулись? — проворчал другой, слегка приподнимая костяное изображение рычащего льва и с силой всаживая острие зонтика в песок.
— Я приехал не один, сэр, — пожал плечами первый. — Я доставил собаку. И до сих пор уверен, что в собаке что-то есть. Вам надо бы самому посмотреть, что там происходило, когда эта собачонка пропала! Нет, тогда она еще не досталась мне, просто ее подобрал один мальчишка. Похоже было, что пропала не собака, а внук самого Рокфеллера! Тогда я понял, что это неспроста, и решил действовать. Из лабораторий Андрюхина был уволен один молодой хулиган, пропойца, жалкое существо. Он принес мне собаку… В Ленинграде я сел на французский пароход, на рассвете в Стокгольме пересел на самолет, а к ночи самолет совершил посадку…
— Я знаю, где совершил посадку самолет! — поспешно перебил второй.
— Конечно, сэр, — равнодушно согласился первый. — Там меня ждали, вернее — ждали собаку. Впрочем, пока десятки ученых изучали маленькую таксу, ребята из бюро расследования и даже два генерала занимались мной. Они не верили ни единому моему слову, сэр. — Он помолчал. — Как, впрочем, не верите и вы…
Второй собеседник, не поднимая головы, что-то сердито проворчал.
— Но там, сэр, в Майске, говорили об этом десятки людей! — впервые в голосе равнодушного джентльмена в старомодной шляпе послышалось оживление. — Говорили, конечно, осторожно… Знаете, из тех людей, которые любят показать, что они бывают в верхах и обо всем осведомлены первые… Так вот: они болтали, прямо-таки захлебываясь от восторга, что в лабораториях Андрюхина овладели силой тяготения и могут делать любой предмет невесомым. Представляете, сэр?… Но больше всего восхищал всех опыт с этой собакой, которая была превращена в пучок света и затем снова стала обыкновенной таксой! Ведь это чудо, сэр?
