Журнал «Если», 1994 № 05-06 - Рогачев Владимир (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
— Сэр?
— Ты, твой брат, Элен и Милико. Вы думали о Земле?
— Нет. — Дэймон печально покачал головой. — Все бросить и бежать? Думаешь, к этому идет?
— Дэймон, прикинь. Помощи от Земли никакой, одни соглядатаи. Компания озабочена только сокращением убытков и не собирается присылать нам подмогу. Мы вязнем все глубже. Мациан — это не вечно. Без верфей Маринера уже паршиво, а ведь скоро придет черед Викинга и всего, до чего дотянется лапа Унии. Флот отрезан от ресурсов, Земля уже отказала ему в поддержке… Короче говоря, у нас нет ничего, кроме пути для бегства.
— А Тыловые Звезды?.. Поговаривают, одну из этих станций можно открыть заново.
— Пустые мечты. Никогда этому не бывать. Даже если Флот решится… эта станция сразу превратится в мишень для Унии. Точь-в-точь как мы сейчас. И пусть я выгляжу эгоистом, но мне бы хотелось видеть своих детей подальше отсюда.
Лицо Дэймона стало белым как полотно.
— Нет. Категорически.
— Не надо жестов благородства. Для меня важнее твоя судьба, чем твоя помощь. Константинам будущее не сулит ничего хорошего. Если мы попадем в плен, то не избежим промывания мозгов. Ты беспокоишься за этих преступников… подумай лучше о себе и об Элен. Разве ты не знаешь, что такое Уния? Куклы в кабинетах. Гомункулусы, заполонившие мир. Они распашут и застроят всю Нижнюю… Боже, храни низовиков! Я бы пошел на сотрудничество, да и ты — чтобы сберечь Пелл от худшей участи, — но с ними не так-то просто договориться. Я не хочу, чтобы ты попал к ним в руки. Мы — на мушке, я всю свою жизнь был мишенью, и поэтому едва ли можно осуждать меня за попытку спасти своих детей.
— Что сказал Эмилио?
— Мы еще не говорили.
— Нет, говорили. Он отказался. Так вот, я тоже не согласен.
— С тобой потолкует мать.
— Ты пришлешь ее ко мне?
Анджело нахмурился.
— Ты же знаешь, это невозможно.
— Да, знаю. Я не улечу, Эмилио тоже. А если он улетит, пускай это останется на его совести.
— Значит, тебе ничего не известно, — отрывисто произнес Анджело. — Ладно, поговорим об этом позже.
— Нет! — отрезал Дэймон. — Если мы побежим, здесь поднимется паника, и ты это знаешь. И знаешь, к чему это приведет.
Сын был прав. Анджело понимал это.
— Нет. — Дэймон положил ладонь на запястье отца, поднялся и вышел.
Анджело остался сидеть, глядя на стену. Портреты — ряд трехмерных фигур… Алисия до несчастного случая, совсем молоденькая, и он сам. Дэймон и Эмилио — от младенчества и до совершеннолетия, до женитьбы. Он разглядывал эти фигуры и думал о предстоящих нелегких временах. Конечно, он сердился на своих мальчиков, — но и гордиться было чем. Это он вырастил их такими.
«Эмилио, — отстучал он сыну на Нижней, — брат шлет тебе привет. Отправь к нам обученных низовиков, сколько не жалко, взамен — тысяча добровольцев со станции. Начинай строить новую базу, если станет тесно. Обратись за помощью к низовикам, плати продуктами. Целую». И — полиции: «Освободить всех задержанных, чье неучастие в мятеже доказано. Они полетят на Нижнюю вместе с добровольцами».
Отправляя послания, Анджело размышлял, к чему это приведет. Наихудшие «К» останутся на станции — в сердце и мозге колонии Пелл. Перевести бандитов на Нижнюю и там с ними не церемониться — вот на чем настаивали некоторые депутаты. Но хрупкие взаимоотношения с туземцами… опять же гордость — ведь он, Анджело, убедил-таки техов отправиться на Нижнюю, в грязь, в примитивные условия жизни… Нельзя превращать базу в исправительный лагерь, там — жизнь. Нижняя — это тело Пелла, и Анджело отказался подвергать его насилию, отказался рушить все мечты о будущем. Он пережил ужасные часы, размышляя, не устроить ли аварию, чтобы прекратилась подача воздуха в «К». Несчастный случай… Безумие: вместе с нежелательными элементами убить тысячи невинных. Один за другим принимать корабли с беженцами, и одну за другой подстраивать аварии… Дэймон лишился сна из-за пяти человек, а его отец наяву замышлял такое, чего не увидишь и в кошмаре!
Еще и поэтому он хотел, чтобы сыновья улетели с Пелла. Иногда ему казалось, что он действительно способен поддаться увещеваниям некоторых депутатов, что его останавливает только слабость характера. Он подвергает опасности чистое и целостное общество ради спасения грязного сброда, способного, судя по рапортам полицейских, только грабить, насиловать и убивать.
Затем он подумал: какая наступит жизнь, когда они превратят Пелл, со всеми его идеалами, в полицейское государство, — и содрогнулся.
— Сэр, — вонзился в его раздумья чужой, обточенный расстоянием от комцентра, голос: — Сэр, корабли на подходе!
— Давай их сюда. — Анджело тяжело сглотнул, увидев на дисплее образы девяти кораблей. — Кто это?
— Рейдероносец «Атлантика», — ответил голос из комцентра. — Сэр, в конвое восемь купцов. Просят открыть док. Предупреждают, что у них на борту сложная обстановка…
— Отказать, — произнес Анджело, — пока не разберемся.
Слишком много народу — не меньше, чем в конвое Мэллори. Пелл не выдержит! У Анджело заходило ходуном, заныло сердце.
— Дай мне «Атлантику». Соедини с Крешовом.
Крешов от разговора отказался, дескать, боевому кораблю никто не указ, выпутывайтесь как знаете.
Конвой приближался — зловещий, безмолвный… Анджело потянулся к пульту, чтобы поднять по тревоге охрану.
Дождь все еще бесчинствовал, но гром затихал. Там-Утса-Питан сидела, обхватив руками колени и утопив ступни в грязи, и смотрела на приходящих и уходящих людей. По ее меху медленно стекала вода. Многое из того, что делали люди, выглядело бессмысленным… Наверное, именно выглядело, а не было таким в действительности, поскольку предназначалось богам. А может, эти люди — безумцы? Вот только могилы… Это она понимала. Как и слезы, скрываемые под масками. Слегка покачиваясь, хиза сидела, пока не ушел последний человек, пока не остались только грязь и дождь там, где люди похоронили своих мертвецов.
Когда пришло ее время, она встала и направилась к столбам и могилам. Под ее босыми ногами хлюпала грязь. Дождь превратил все вокруг в огромное озеро. Беннета Джасинта и двух других сородичи завалили землей, а сверху водрузили обелиск. Хиза не разбиралась в знаках, которые люди понаставили повсюду, но этот она знала.
С собой она принесла длинную палку, сработанную Старым. Хиза стояла под ливнем нагая, если не считать бус и шкурок, висящих на ремешке через плечо. Она остановилась над могилой, обеими руками вонзила палку в мягкую землю и наклонила сколь возможно, чтобы лик духа смотрел вверх. На конец палки она повесила бусы и шкуры и тщательно расправила их, не замечая проливного дождя.
За спиной раздалось шипение человеческих вздохов и плюханье сапог по лужам. Она резко повернулась и отпрыгнула от лица, прикрытого дыхательной маской.
— Что ты здесь делаешь? — спросил человек.
Она выпрямилась, вытерла о бедра грязные ладони. Ее смущала собственная нагота — смущала оттого, что у людей она считалась неприличной. Человек смотрел на дух-палку, на могильные подношения, на нее саму — но, как ни странно, в движениях не было гнева, обещанного голосом.
— Беннет? — спросил человек. Она утвердительно подпрыгнула. Смущение не проходило. Прозвучавшее имя вызвало слезы, но их быстро смыло дождем. А еще она испытывала отчаяние — потому что умер Беннет, а не кто-нибудь другой.
— Я Эмилио Константин, — произнес человек, и сразу ее смущение исчезло без следа. — Спасибо, что помнишь Беннета Джасинта. Он бы сам тебя поблагодарил.
— Константин-человек. — Ее поведение разительно переменилось. Она дотронулась до него — самого высокого из высоких. — Любить Беннет-человек. Все любить Беннет-человек. Говорить он друг. Все низовики горевать.
Он положил ладонь ей на плечо, этот высокий Константин-человек, а она повернулась, обняла его, прижалась головой к его груди и торжественно обхватила руками влажную, ужасно пахнущую желтую одежду.