Ошибка биолога(Избранные сочинения. Т. II) - Соломин Сергей (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT) 📗
Да, несомненно, его стихотворение «К ней» напечатано, а посвящение — петитом: «Посвящается А. И. Клеровой».
Это было до того невероятно, невозможно, что Иван Петрович почувствовал, как на всем его теле выступил горячий пот.
Стихотворение, конечно, его и он, замирая от душевного трепета, вывел ровными буквами «посвящение» и когда писал «К-л-е-р-о-в-о-й», по его сердцу словно кто-то нежно проводил смычком.
Но ни в какие газеты он своего произведения не посылал и никогда бы на это не решился.
Бросился к столу, отпер ящик, но там валялся лишь весь измаранный и перечеркнутый черновик, а переписанных набело стихов не было.
Несомненно, украли. Забрались в его отсутствие. Но кто, с какою целью?
Иван Петрович не знал, что и подумать, но как-то против воли произнес:
— Опять пакость под меня, интрига!
Сказал и сам испугался.
Это, может быть, в первый раз случилось, что он ясно кого-то обвинял, признал существование врага, проявившего свою злую волю.
— Пойду, проветрюсь!
С силами он собрался, умылся, оделся, поговорил даже с прислугой, но в затылке все время чувствовался словно забитый кол.
С этим ощущением проходил он целый день и спать лег. Обычный порядок был нарушен. Не зашел в знакомый ресторанчик, не поехал в цирк, куда имел даровой билет. Все из боязни встретить приятелей. Сейчас поднимут на смех:
— A-а, наш поэт! Поздравляем, поздравляем.
Наутро оказалось, что по той же причине идти на службу совершенно невозможно.
Особенно смущало посвящение.
С Клеровой он познакомился всего недели две и сразу влюбился. Женщин он почти не знал и они на него внимания не обращали. А здесь молодая, красивая актриса занялась им, кокетничала с ним, делала глазки и, только убедившись, что от этого глупо робеющего до косноязычия человека ничего не добьешься, бросила его и зафлиртовала с другим.
Возвращаясь с этого вечера, Чернобыльский по обыкновению мучил себя долго обвинениями в том, что не сумел отвечать прекрасной женщине, показать ей себя интересным мужчиной, показать свой ум, умение излагать мысли красиво, а вместо того мямлил, краснел, никак не мог справиться с кашей во рту, так что Клерова раза два переспросила: «Что вы говорите?»
И отвечал невпопад, все такими глупыми, пошлыми словами.
Дома, конечно, он опять стал на высоту положения и вел себя с обольстительной Клеровой совсем иначе.
Отвечал сначала горделиво-равнодушным тоном: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей». Бросал фразу за фразой, красиво, кругло, с глубоким смыслом, с едва заметным подъемом голоса. И в глазах Клеровой, в этих чудных фиалковых глазах, разгоралось любопытство. Заметно начала волноваться, высокая грудь чаще и сильнее поднимала кружевную кофточку.
А он, Чернобыльский, словно и не замечал, и продолжал говорить небрежно, запугивая воображение женщины резкостью и прямотой суждений…
В течение этих двух недель Чернобыльский почти не выходил из дома, разумеется, кроме службы.
Успехи его у Клеровой были огромны и сближение шло гигантскими шагами.
Уже смотрела она на него робко, покорными глазами. «Ты рада быть его рабой».
Но Чернобыльский оттягивал решительное объяснение, испытывая сладость предчувствия, что она первая ему скажет.
И миг настал. Опустив веки с лучами длинных ресниц, вспыхивая румянцем, сказала она ему: «Я вас люблю».
И он коснулся, наконец, этих желанных губ и ощутил под рукою шелестящий шелк, сулящий другие прикосновения в будущем.
Ждать недолго. Клерова назначила ему свидание…
Но в угаре этих фантастических образов, вызванных раскаленным воображением, бывали и минуты просветления.
Чернобыльский сознавал ясно, как он в действительности жалок, ничтожен и мал, как невероятна выдуманная им история любви. И в тоске трезвой действительности написал он лирическое обращение «К ней». Написал и посвящение. Вышло безыскусственно, трогательно. Все равно: никогда ведь никому он не покажет этого листка…
А если бы она прочла? Послать ей?
Чернобыльский не знал адреса и не решился бы спросить у общих знакомых.
А что, если попробовать напечатать, чтобы она прочла?
Но разве это выносят на улицу? Никогда, ни за что!
Но кто-то сделал это за него. На смех, назло ему! Какой-то подлец, негодяй, только бы дознаться, кто.
Решив не идти на службу, поскакал в редакцию. Увидит самого редактора и он ему наговорит!
А впрочем, как доказать? Подписано полностью, «И. П. Чернобыльский». Здесь нет плагиата. Не к чему придраться. Какая тонкая бестия «он», его враг.
Иван Петрович придумал новый план и сам громко рассмеялся, сидя на извозчике.
У подъезда он расспросил швейцара, где контора и пошел прямо туда.
— Мне поручили узнать… Вот, вчера у вас напечатано стихотворение господина… господина Чернокопытова… Мне поручили, собственно, узнать о гонораре…
Конторщик справился по книге.
— Не Чернокопытова, а Чернобыльского.
— Ах да, извините!
— Так что же вам угодно? Господин Чернобыльский может явиться завтра в гонорарный день и получить.
— А нельзя ли узнать, сколько? Он, вероятно, пошлет меня с доверенностью. Сам он не совсем здоров. По-приятельски, знаете. Услуга за услугу. Он меня выручил и я готов. Ну и так далее…
Конторщик посмотрел на него подозрительно, но ответил:
— По 40 коп. за строку, 32 строки, 12 р. 80 к. Завтра, не ранее двух.
Чернобыльский пошел к дверям совершенно ошеломленным. Только одна мысль винтила мозг: «Однако, как меня ценят! 40 коп. за строку, — не шутка!..»
А назавтра он сидел с двух часов в темноватом углу конторы и на вопрошающие взгляды конторщика только опускал глаза.
Около трех стали собираться сотрудники газеты, сгрудились толпой около кассы и прилавка, за которым расписывались в книге.
Ивану Петровичу не было видно вновь прибывающих за жирной спиной судебного репортера.
Вдруг он весь напружинился. Раздался резкий голос:
— Чернобыльский! За стихи «К ней».
Конторщик забасил:
— Вчера здесь заходил один, говорил, что вы ему дадите доверенность — да вон он, в углу сидит.
— Мало ли найдется приятелей! Гонорар за тебя получат, да еще пропьют. Впрочем, я могу показать паспорт.
— Помилуйте, мы и так верим. Сейчас видно…
Иван Петрович дрожащей рукою ощупал паспорт, который всегда имел с собою.
«Вот нахал! Пойду сейчас и уличу».
Через толпу пришлось протискиваться. Как бы не упустить «того»… Человека, выдавшего себя за автора стихов «К ней», он нагнал только на лестнице. С развязным видом, насвистывая веселую песенку, тот прыгал через три ступеньки.
— Милостивый государь! Милостивый государь! Да остановитесь же!
Неизвестный обернулся, и Иван Петрович понял, что погиб безвозвратно.
Перед ним стоял Иван Петрович Чернобыльский. Только не совсем такой, а нахально-развязный, со свободными жестами, без всякой робости и уныния в лице.
Иван Петрович второй презрительно смерил первого и, фыркнув, звонко отчеканил:
— Чем могу служить?
— Извините… но… очевидно, здесь недоразумение… я не знаю, как объяснить… Вы изволили получить гонорар за стихи…
— А вам какое дело?! Напечатал стихи и получил. Вас-то это как касается, с какого бока?
Иван Петрович второй рассмеялся и понесся вновь по лестнице, посвистывая песенку.
Это было уже нахальство, превышающее всякую меру.
Иван Петрович первый тоже поскакал через три ступеньки в погоню за Иваном Петровичем вторым и едва нагнал его в швейцарской.
Иван Петрович второй был в пальто и шляпе, с тростью в руках, и бросил мелочь швейцару.
«Форсит, проклятый!» — подумал Иван Петрович первый.
У подъезда ждал таксомотор. Чернобыльский-второй быстро отворил дверцу и ловко вскочил в карету. Перед Чернобыльским-первым мелькнуло прелестное лицо Клеровой.
Он взял первый попавшийся таксомотор и помчался вслед за преступной парочкой. Конечно, преступной, потому что ему, настоящему Чернобыльскому, Клерова назначила свидание, а не этому прохвосту, авантюристу. Автомобиль остановился у «Медведя».
