Гражданская игра (СИ) - Яценко Владимир (список книг TXT) 📗
Глянул на таймер. Продавец не обманул — гаджет работал исправно. До пробуждения Марии сорок минут. Может, отложить операцию до следующей ночи? Мои колебания нетрудно понять: ввязавшись в эвакуацию Никанорова, я оставлю недвусмысленный сигнал о том, что западная резидентура настойчиво ищет изобретателя бленкера. И если что-то пойдёт не так, и придётся отступить, Студента могут так перепрятать, что потом сами не найдут. С другой стороны, изъятие сумки из казармы — тоже сигнал, считай, уже наследил…
Собачий вой по ту сторону забора положил конец сомнениям: я «прыгнул» на крышу здания, продавил наст лежалого снега, и сразу сместился на чердак. Прислушался: собака затихла. Стрелка пропала, но меня это не беспокоило. Понятное дело, что Студента заносили не через крышу.
Сместился на второй этаж: та же история — тишина и отсутствие стрелки. Плохо. Надеялся не показываться в вестибюле. На первом этаже стрелка предсказуемо появилась: деловито крутилась, но не моргала. Хороший знак. Значит, Никанорова сунули в подвал. А программа показывать верх-низ не умеет…
— Стоять! — прогремел властный голос.
«Уверенная команда громким голосом — бежать!»
Я спустился на уровень вниз. Узкий коридор с обитыми жестью дверьми. Стрелка уверенно показала вправо, но дверей было по девять с каждой стороны, и мне показалось остроумным скрыть основную цель налёта на карантин.
«Шагнул» в ближайшую камеру, сфотографировал лицо пациента и «перенёс» его в пустующую палату дивизионного госпиталя под Тихвином. Клиника третий год стояла на консервации. Я знал тут каждый закоулок и не сомневался, что «беглецы» смогут прожить здесь несколько дней, не привлекая внимания.
Через три минуты из коридора карантина послышался сигнал тревоги. За это время я успел вынести пять человек. «Долго же они раздумывали», — неодобрительно подумал я об охране.
Когда я перенёс девятого пациента, обратил внимание, что первый пришёл в себя и уже сидел на кровати. Жаль. В мои планы не входила демонстрация чудес. Был уверен, что клиенты спецпсихушки содержатся под седативами. Тогда до их протрезвления у меня были бы почти сутки, чтобы как следует обдумать дальнейшую судьбу «вялотекущих шизофреников». О том, что перенос через камень мгновенно излечит людей от всего, в том числе и от «зепамов», почему-то не подумал.
Пришлось остальных укладывать в другой палате.
Никаноров «шёл» пятнадцатым. Перед тем, как его вынести, потратил десять минут «каменного времени» на изучение папки с документами, которая лежала на верхней полке шкафчика у ног изобретателя. Ничего интересного: анализы, осмотры, графики температуры и введения инъекций. Одна из бумажек привлекла внимание: направление в карантин. Подписано «Васнецов П.П.». Озадачило отсутствие должности или звания. Скромно и сдержанно: «Васнецов П.П.» и подпись жёлтым фломастером. Это чтобы сканировать было сложнее? Само направление оформлено на фирменном бланке ГПУ ДСП. Так что сразу понятно, что и пациент, и начальник — не последние птицы в местных охотничьих угодьях.
Папку положил на место, а вот очки студента взял с собой. Может, оценит заботу… После Никанорова я перенёс ещё троих. Две камеры оказались пустыми.
Когда с транспортировкой было покончено, перенёсся в коридор госпиталя и отмычкой открыл двери в палаты. Пятёрка по геометрии блиц-обысков. Кажется, уже хвастался. В «первой» палате один человек стоял на ногах. На кроватях сидело пятеро. Все совершенно неприлично на меня пялились.
— Вы слышите меня? — обратился я ко всем сразу.
— И даже видим, — сказал тот, что стоял.
— Будешь за главного, — улыбнулся я. — Дамы и господа, ваша задача на ближайший день: не шуметь, к окнам не подходить. В шкафу, — я небрежно махнул рукой в сторону шкафа, — шахматы, шашки, домино. Ваше спасение продиктовано необходимостью, а не сочувствием. Посему если мои требования кому-то покажутся обременительными, верну в карантин по первой просьбе. Туалет работает, слева в конце коридора. Вода тоже есть. В каптёрке дежурного найдёте электрочайник. Возможно, там есть и чай. Байховый, первый сорт, но пить можно. Вернусь до вечера с едой и подробными инструкциями, что делать дальше. Если задержусь, свет не зажигать. Второй раз вытаскивать вашу компанию из дурдома не буду. Вопросы есть?
У них не было вопросов. Пока.
А у меня не было времени. Совершенно.
Я вернулся в каюту и бросил испуганный взгляд на часы на компьютере: без минуты четыре. Перевёл дух: минута в минуту! таймер не подвёл!
Обнял Марию, прижал её лицо к груди и перенёсся в камень. Едва она шевельнулась, вернулся в каюту.
— Пора? — сонно спросила она. — Уже четыре?
— Ровно! — заверил я, заглядывая ей в глаза.
— Как там заложник? — поинтересовалась Мария, приподнимаясь на локте: — Ого! Ты обработал рану?
— Будет как новенький. Выспалась?
Она перевела взгляд на меня. Хитрый такой взгляд. С прищуром.
— И выжила. Ты не забыл, что нас вчера отравили?
— И дали противоядие.
— Могли обмануть.
Я отодвинулся от неё и присмотрелся.
— Не понимаю, к чему ты клонишь?
Вместо ответа она выползла из-под одеяла и пошлёпала босыми ногами к туалету.
— Ложись, милый. Спи. Моя вахта.
Она закрыла дверь. А я задумался: где совершил ошибку? Меня всю ночь не было в каюте, но она спала! Я ей дал такую же дозу хлоралгидрата, как и Юрию. А тот придёт в себя не раньше десяти-одиннадцати. Она должна была спать, как убитая, и не может знать, что меня всю ночь здесь не было. А камень гарантирует полное выздоровление от всего на свете. Проверено на невменяемых диссидентах.
За стеной забормотал унитаз. Мария выскользнула из туалета, чтобы тут же скрыться в ванной.
Я поднялся и прошёлся по каюте. Что-то я упускаю. Она точно недовольна. Недовольна настолько, что не считает нужным это скрывать. Значит, моя ошибка очевидна. Почему же я не вижу свою ошибку?
Я замер посреди комнаты и уставился на Юрия. Может, позвать Гервига? Пусть уносит своего начальника.
— Не спишь? — подозрительно ласково спросила Мария, выходя из ванной.
Она подошла к Юрию и отогнула полу пиджака.
— А нож где?
— Выбросил в иллюминатор.
— Рану зашил? Или так заклеил?
— Зашил, конечно.
Она вновь забралась под одеяло и замерла, настороженно меня разглядывая.
Оттягивая неизбежные вопросы, я решил уточнить:
— Месячный отпуск после ранения провёл в госпитале. Детдомовец: ни родни, ни дома. Некуда было ехать на побывку. А поскольку сидеть без дела не приучен, прошёл в Тихвине ускоренные фельдшерские курсы. Твой разрез — не самое трудное, что мне приходилось зашивать.
— Ты будто оправдываешься…
— Не могу понять, что не так, милая, — признался я, присаживаясь на кровать. — Такое впечатление, что ты недовольна.
— Поражена твоей выносливостью.
— Выносливостью?
— Вчера тебе не дали поесть, бутерброды не в счёт. Зато вина ты выпил больше обычного. А ещё на всех дверях я оставила метки губнушкой. Ты ни разу за ночь не воспользовался туалетом. Из каюты тоже не выходил. Плюс отравление. Плюс противоядие. Плюс бессонная ночь… но ты не голоден и бодр. Нужду справлял через иллюминатор, дорогой? Или по-армейски, в умывальник?
Я был потрясён. Что она скажет, когда увидит под кроватью трёхдневный запас воды и пищи?
— На иллюминатор тоже ставила метки?
В её глазах мелькнуло облегчение.
— Как-то не додумалась.
— Не хотел «светиться» в коридоре. Так что, считай, угадала: я действительно выходил через иллюминатор. Каюта в полуметре под ограждением палубы. Для этого фокуса не нужно быть гимнастом.
— А ещё твой костюм воняет ируксолом.
— Я оказывал первую помощь раненому.
— Ты втирал раненому мазь от пролежней? А потом всю ночь прижимал его к своей груди? Зачем?
Я промолчал. Она всё-таки припёрла меня к стенке.
— Ты неискренен, Максим, — заявила Мария. — Я тебе не верю. Инцидент с людьми Петра меня тоже обеспокоил. Потрясена, как быстро ты вернулся. Боец из тебя неплохой, спарринг в подвале показал это. Но что ты сделал с трупами? Ты не мог за минуту пронести два трупа по коридору, незаметно для всех выбросить за борт и вернуться!
